***
«Доброе утро! С вами Джек Ньютон, ведущий утренних новостей…» Хлоя не слушает радио. Она курит, лежа на полу своей комнаты и не удосужившись даже открыть окно. Густые витки сигаретного дыма кружатся по комнате в известном лишь им танце, качаются, как на волнах, летят вверх, но даже не думают исчезать. В голове блондинки — полный бардак, и она горько усмехается, думая о том, что давненько такого не было. В углу стоит полностью собранный чемодан, ожидающий погрузки в багажник, Джойс в очередной раз зовёт перекусить перед отъездом, но Прайс не может — она тонет в смешении чувств — боль, затем разочарование в себе, затем раньше времени приходит тоска, подступающая к горлу и сжимающая его изнутри. — Хлоя, я же зову тебя, я приготовила твой любимый омлет с беконом! — в комнату без стука врывается мама и сразу морщится от запаха табака. — Боже, открой хотя бы окно, дышать невозможно. Девушка не отвечает. — Девочка моя, что случилось? — миссис Мэдсен садится рядом и заботливо гладит дочь по плечу. — Я не знаю, — шепчет блондинка, в очередной раз выпуская из лёгких порцию дыма. — Зато я знаю. Ты влюбилась. У Хлои внутри — безнадёжно пылающая чувствами пустыня.***
Они встречаются прямо посреди дороги, не беспокоясь, что их может потревожить проезжающий мимо автомобиль. Мёртвые бабочки падают под ноги Колфилд, горячий песок обжигает органы Прайс. — Я… У меня есть для тебя кое-что, — Макс протягивает ту самую коробку. — Было бы несправедливо… Ты же… В общем, теперь у тебя тоже останется память обо мне. Внутри — фотография с пляжа, толстый запечатанный конверт и цепочка с подвеской, состоящей из трёх золотистых пуль. — Макс… — Конверт откроешь уже в Бостоне. И, насчёт пуль… Именно столько их застряло у меня в сердце прямо сейчас. Позади Макс — Ванесса, отчего-то кутающаяся в тёплый кардиган. Позади Хлои — взволнованные Джойс и Дэвид, держащиеся за руки, не в силах окликнуть, сказать, что ей давно пора. Они долго молчат, вглядываясь в лица друг друга. Макс больше не плачет, она сильная, только теребит небольшую прядь волос, скрывающую маленький синяк на шее. — Кажется, тебе и вправду нужно идти. Прайс коротко кивает, хлопает шатенку по плечу и идёт в сторону машины. Не выдерживает. Быстрыми шагами сокращает расстояние между ними и впивается в губы Колфилд, не заботясь о согласии. Макс отчаянно прижимается к ней, ближе, ещё ближе, близко, насколько возможно, пытаясь навсегда запомнить этот момент. С обеих сторон доносятся удивлённые вздохи — шок, непонимание, удивление, осознание. — Я тоже люблю тебя, сойка, — наконец, шепчет блондинка, медленно отдаляясь от мягких, теплых губ. Нет, Макс не сильная — она снова плачет, громко, выпуская из лёгких остатки воздуха слишком рано, прежде чем научится дышать заново. — Хлоя, пора, — прокашлявшись, говорит Дэвид. Блондинка кивает, подходит, крепко обнимает Мэдсена, целует Джойс в щёку и идёт к машине, по пути вешая на шею один из подарков Колфилд. Медленно, будто попав в один из своих страшных снов, она садится в машину, и, не обращая внимания на собравшихся, не обращая внимания на поджимающее время, рвёт конверт и дрожащими руками достаёт один из сложенных вдвое листков. «Хлое. Я надеюсь, у тебя всё прекрасно — ты встретишь 1 сентября, выбирая из всех первокурсников тех самых, избранных, которые достойны твоего преподавания, или проведёшь первый день осени в новой квартире с чашкой кофе, радуясь, что больше никто не будет шуметь под ухом. Может быть, я для тебя — не обыкновенная глупенькая школьница, строящая воздушные замки. Эти две недели пролетели, как один миг, самых прекрасный, сказочный миг в моей жизни, и я всегда буду благодарна тебе за него. Просто хочу, чтобы ты знала — я не приеду в Бостон. Наши жизни и судьбы формировались задолго до встречи, и я не хочу жертвовать Нью-Йорком, бежать в неизвестность, не зная, что меня там ждёт. Ты сказала, что люди живут в ожидании того самого момента. Ты — тот самый момент, Хлоя Прайс, но, по горькому стечению обстоятельств, сейчас не подходящее время. Ты навсегда останешься в моем сердце, сколько бы лет не прошло. Любящая тебя до одури, Макс.» В окно стучит Джойс, и блондинке приходится опустить стекло. — Хлоя, милая, я всё понимаю, но ты точно опоздаешь, — обеспокоенно говорит женщина, глядя на наручные часы. Прайс отворачивается, переводя взгляд на такую одинокую, стоящую посреди проезжей части, шатенку, похожую на поломанную фарфоровую статуэтку, замечает длинные, уродливые порезы на ладонях. Время останавливается. — Что поставлено на кон?***
Небо будто смеётся над всеми собравшимися, тыкает в хмурые тучи, заставляя разразиться очередным потоком дождевых слёз. Макс грустно улыбается, глядя на одинокий пожелтевший листок, только что сорвавшийся с дерева.Ты — мой вечный свет, мой самый тёплый лёд, Я знаю о проигрышах всё, пуля снова бьет рикошетом. На кону — моя боль, ну же, и её забери с собой, Я — осколками вдребезги, ты? Почти не задета.
— Максин, пойдем домой, — тихо произносит Ванесса, стоящая за спиной. Девушка не отвечает, лишь досадливо морщится от «Максин». И поднимает голову, встречаясь взглядом с небесно-голубыми глазами.Ты — как вспышка всей жизни, Молитва в моих устах Ты — Последний День Лета.
Очередной наступивший день обрушивается на Аркадию-Бэй вместе с мерзким ливнем, леденящим душу и тело. С грохотом редких молний он ступает по улицам, оставляя позади грязные лужи и поломанные от тяжести воды цветы, заботливо выращенные явно женской рукой. Он стучит по крышам аккуратных домиков, выстроившихся в ряд вдоль улицы, будто стараясь всеми силами поднять на ноги еще спавших горожан. Две стройные фигуры стоят прямо посреди дороги, не беспокоясь, что их может потревожить проезжающий мимо автомобиль.