***
У Прайс внутри — жидкий, горячий металл, прожигающий сердце, который быстро остывает и твердеет, останавливая привычный ритм. Она прячется от Макс в ванной, закрывает дверь на ключ и сползает вниз по стене, давая волю горьким слезам и внезапно нахлынувшим чувствам, которых всегда боялась. Ей больно признавать, но она впервые не хочет уезжать из Аркадии-Бэй. Ласковое Орегонское море встречает девушек золотистыми от солнца волнами. — Я впервые полюбила Аркадию-Бэй, — признаётся блондинка. — Не удосужилась за много лет просто проникнуться красотой заката… Всё время находила дела поинтереснее. Вечеринки, алкоголь, бездумные прогулки по городу… Подруги надолго замолкают, взглядом провожая солнце, скрывающееся за горизонт. — Я… я буду скучать. Очень сильно. — Голос Хлои всё время срывается. — Я не хочу… нет, я боюсь уезжать. Макс пытается успокоить трясущиеся руки, спрятав в карманы. — Будет так здорово, если ты решишь поступить в Бостон, мы могли бы… — Хватит! — вскрикивает Колфилд. — Хватит. Пожалуйста… Умоляю, остановись. Моё сердце не выдержит пустых надежд. Прайс сглатывает горький ком в горле, лезет в карман и выуживает оттуда пачку сигарет и зажигалку. — Не знала, что ты куришь, — замечает шатенка. — Неудивительно. — Хлоя чиркает зажигалкой и затягивается. — Я делаю это крайне редко. Только от большой радости или от большой печали. Шатенка не хочет уточнять. Спустя час они прощаются — странно, неловко: Макс тянется к желанным губам, а Прайс уклоняется и крепко обнимает, уткнувшись в шею и вдыхая запах пыли и клубники. — Если что, мое предложение принять участие в семейном ужине всё ещё в силе. — Не нужно, — отвечает шатенка, пытаясь не обращать внимания на узел, скрутившийся внизу живота. — Я приду проводить тебя завтра. Обещаю.***
Макс сравнивает себя с той самой поломанной спичкой. Боль в груди — не более чем фантомная. Тающая Хлоя из сна теперь более чем реальна, она ускользает всё дальше, унося с собой горящее, но всё ещё бьющееся сердце. Шатенка больше не плачет, лишь царапает тонкую кожу на шее, пытаясь очнуться, снова вернуться в день, когда она последний раз была беззаботно счастлива. С Хлоей. Незаметно для себя она засыпает, сжимая в руке заветные ноты. Ночью её будит звонок. Колфилд резко вскакивает с кровати и бежит к телефону. — Алло? — Я на твоём заднем дворе, жду, пока откроешь дверь, — говорит до боли знакомый, мелодичный голос. Макс мчится вниз по лестнице, едва не упав пару раз, отпирает дверь и встречается нос к носу с улыбающейся Прайс. — Я не смогла… не смогла бы уехать, не попрощавшись, — на одном дыхании выпаливает блондинка, но Колфилд закрывает ей рот ладонью. — Тише, прошу. Если мама проснётся, будет много вопросов, — Макс хватает тёплую, мягкую ладонь подруги, и, не обращая внимания на проснувшихся в животе бабочек, ведёт в свою комнату. — Макс, — шепчет Хлоя, едва они оказываются наверху. — Прошу, выслушай меня. Не перебивай. Шатенка кивает, пытаясь унять дрожь в коленках. — Я на самом деле не знаю, что сказать. Мне так жаль, господи, так жаль… Я верю, что ты очень сильная. Давно я не была так счастлива, как с тобой, эти две недели. Я никогда не чувствовала столько теплоты и счастья. Но я вынуждена уехать, вся эта рутина — часть меня самой. Не нужно страдать, я того не стою, я — лишь страница в твоей книге жизни. — Это неправда, — шепчет Колфилд, делая шаг вперёд и касаясь ладонями лица Прайс. — Ты — начало и конец. Я люблю тебя. — Не причиняй себе боль, я не хочу этого.Все плохо, или все хорошо? Оценка ситуации: сломана. А ты — кто? Закрой за собою дверь. Мне дует, и тебе станет холодно.
Ещё один маленький шажок навстречу — и Макс тонет, задыхается от горячего дыхания Прайс, целуя до одури желанные губы. Воздуха становится ещё меньше, когда по щекам начинают стекать горячие дорожки слёз. Хлоя чувствует их на языке, но крепче обнимает шатенку за талию, прижимая к себе, проникая под майку руками, поглаживая по спине. — Тшш… — блондинка бережно касается щеки девушки. — Если твоя мама услышит, мне действительно придётся объясняться... Колфилд горько, с надрывом смеется и увлекает блондинку на кровать. Та не сопротивляется, подползает ближе к изголовью, не отпуская руку, и позволяет уложить голову себе на живот. — Я не смогу без тебя. Не смогу тебя забыть. Не смогу тебя разлюбить, никогда. — Макс… — Теперь ты помолчи, пожалуйста. Хотя… Мне больше нечего сказать. — Шатенка выпутывается из объятий и снова тянется к любимым губам, закрыв глаза.Ведь я не приближусь ни на шаг, ни на дюйм. Интересно, ты слышишь? Тишина или шум. Что выберешь, быстро: Уклон — не терплю. У тебя здесь отдышка? Я тебя не душу.
У Макс вместо сердца — дыра, через которую сквозит ледяной, совсем не летний воздух. Неровные края, будто прижженные огнём, всё ещё ноют, пройдёт много времени прежде, чем они зарубцуются. Ветер треплет раны, проникает внутрь и окутывает бабочек, жмущихся друг к другу, медленно, по одной, заставляя сложить крылья и упасть замертво. Время — давно за полночь, когда Колфилд с громким всхлипом просыпается и хватается за простыню. На часах — 03:44, а за окном играет свою мелодию проливной дождь, хлёстко ударяясь об асфальт. От Хлои в комнате — только след на подушке и запах до одури сладких духов вперемешку с горечью, да записка, лежащая на одеяле. «Не хотела тебя будить. Увидимся завтра, надеюсь». Макс медленно встаёт, подходит к письменному столу, выдвигает ящик и достаёт оттуда ноты. Найдя ручку среди беспорядка, пишет название: «Хлоя» До отъезда Прайс — чуть больше четырех часов. Небо начинает светлеть, обозначая начало нового дня. Последнего дня лета. * Надежда (англ.).