***
Габриэль спал, закутавшись в свою неизменную простыню и подложив руку под голову. Не так давно Габриэль узнал, что от мира и боли можно скрыться во сне, пусть и ненадолго. Поэтому он всегда урывал спокойную минуту, чтобы подремать. Красочные картинки, которые люди называли сновидениями, Габриэль никогда не видел. Но сегодня… сегодня что-то было явно не так. Габриэль почувствовал, будто он утонул в окружающей его темноте. Она успокаивала, дарила силы, словно Габриэль был ее непоседливым ребенком, которого непременно нужно было уложить спать. А потом Габриэль впервые за долгие годы ощутил свободу. Габриэль открыл глаза и обнаружил себя в непонятном пространстве, наполненном золотистым светом. Архангел непонимающе повертел головой, пытаясь понять, где он и что светит так ярко. Лишь через несколько мгновений до Габриэля дошло осознание, что он и есть этот самый свет. Его крылья, все три пары, спустя множество столетий смогли распахнуться за спиной. Изломанные, поредевшие, потухшие, перья сыпались градом с костей, чему архангел не удивился. Он ведь почти падший, почти Люцифер. Значит, и сущность у него должна быть соответствующая. От мыслей о саморазрушении Габриэля отвлек знакомый, но одновременно неизвестной до сих пор поток энергии. Он принадлежал человеку — архангел знал это — но не был грубым и тёмным, как у обычных людей. Точнее, у людей, которых Габриэль знал. Габриэль обернулся и наткнулся на мужскую фигуру. На архангела снизу вверх смотрел русоволосый паренек лет двадцати. Его взгляд зеленых глаз был устремлен на архангела, но в нем не читался ужас или отвращение, хотя Габриэль по воле случая предстал перед ним в истинной форме. Ведь они оба находились во сне. Этого человека звали Сэм Винчестер. Его душу Габриэль видел много раз еще на Небесах, они даже пару раз говорили. Конечно, Сэм не помнил этого, зато прекрасно помнил Габриэль. Младшему архангелу было жаль братьев Винчестеров — им уготована была судьба стать сосудами Михаила и Люцифера. Но особая и запретная привязанность у Габриэля была только к Сэму, хотя ангелам запрещалось отдавать кому-то из людей предпочтение. С их последней встречи прошла… вечность, наверное. Габриэль грустно улыбнулся, смотря на человека перед собой. Интересно, и почему им выпал шанс вновь увидеть друг друга? Габриэль решил, что подумает об этом позже. Если Сэм здесь, значит, он единственный, у кого несчастный архангел мог попросить о помощи. Голос предательски задрожал, когда Габриэль заговорил. Он не знал, на каком языке Сэму удобнее говорить, поэтому выбрал единый для всех язык — латынь. — Salvum me, — прохрипел архангел и протянул руку, будто мог уцепиться ею за душу младшего Винчестера. Кажется, этим он немного напугал отшатнувшегося Сэма, но человек вскоре подался вперед, цепкими пальцами хватая руку Габриэля, и прежде, чем сон закончился, архангел почувствовал давно забытые тепло и нежность.***
Открыв глаза, Габриэль понял, что лежал все на том же грязном полу подвала в окружении бывших братьев и сестер. Закутавшись поплотнее в изношенную простыню, архангел придвинулся ближе к стене, вновь прикрывая глаза. Был ли чудесный сон бесплотным видением измученного разума Габриэля или Отец позволил своему сыну найти ниточку спасения? Несколько часов забвения прошли в холоде и беспокойстве. Габриэлю настойчиво казалось, что должно было что-то произойти. Что-то, что изменит его жизнь навсегда. Вот пара работников нелегального бара спустилась в подвал и по одному вывела всех ангелов в зал. Габриэль не пытался сопротивляться, как делал это обычно. Если действительно произойдет нечто грандиозное, то архангелу понадобятся силы. Яркий свет прожекторов ударил в глаза, привыкшим к постоянной темноте, и Габриэль инстинктивно зажмурился, склонив голову. Наверное, если бы он этого не сделал, то различил бы две фигуры за задними столами. И, может, в этом случае история приняла другой оборот.