Оно: Нерасказанные истории.

Древнее Оно чувствовало почти счастье. Шумиха, поднятая в прессе вокруг Дерри, постепенно утихла. Город функционировал, жизнь в нем продолжалась. Это была лишь видимость жизни – коренные жители поспешно покидали Дерри, словно очнувшись от многолетнего сна, ужасаясь и раскаиваясь. Они бежали от своих воспоминаний, не понимая, почему столько лет позволяли злу властвовать безраздельно над их сердцами, не понимая, почему их преступное равнодушие стоило жизни стольких детей. Люди бежали от самих себя. Многие, и на новом месте не найдя покоя, вернулись в разрушенный Дерри. Древнее Оно не обращало на людскую суету ни малейшего внимания. Человеком больше, человеком меньше – пищи и Ему, и Младшему было достаточно. Растущее количество пустых домов и разрушенных строений только радовало Его взор. Оно мудро рассудило, что Младшему нужен простор и множество перемен в жизни, поэтому люди в пустые дома, даже самые удобные и отлично сохранившиеся, вселяться не торопились, предпочитая заново строиться и прокладывая новые пути. Все пустующие дома и старые дороги с провалами в пустоты, все заброшенные парки и строения Оно отдало юному Пеннивайзу – оградив их, разумеется, Своей волей и магией. Люди предпочитали селиться в стороне от старых развалин, и только дети носились по заброшенным и полузабытым местам, множа количество городских легенд. Им древнее Оно милостиво позволило играть во владениях Младшего – чтобы юное Оно в любой момент могло поесть, не прерывая своих игр. Как бы Старшего не раздражали капризы Младшего, лишать детёныша хотя бы видимости полноценной жизни Оно не собиралось, поэтому делало всё, чтобы исполнить любое его желание – в пределах разумного, разумеется. В результате Дерри превратился в некое подобие заповедника, стал огромной «игровой площадкой» для одного – единственного космического ребенка. «Еда», люди, жили рядом – Старый Дерри и Новый Дерри различались теперь, как день и ночь. Древнее Оно могло бы чувствовать себя совсем счастливым – никто больше не подозревал о существовании Оно, никто не лез в Логово, человечки послушно плодились и размножались, впадая в ту же спячку, из которой их сознание вывела смерть древнего Оно, погибшего в битве с Неудачниками. Билл Денбро, единственный человек, которому Старший оказал честь своей ненавистью, тем самым приравняв его к равным себе врагам, был унижен и побежден. А главное – юное Оно с той памятной ночи, когда его Старший победил Денбро, ни разу не произнес имя бывшего лидера Неудачников. Иногда Младший рисовал – но на его рисунках не появлялся мальчик в жёлтом дождевике или его хмурый старший брат. Казалось, юное Оно потеряло к ним всякий интерес. И все же Старший просуществовал не одно столетие для того, чтобы поверить в такое счастье. Охотник должен быть всегда ко всему готов, к любому повороту событий, и должен уметь вовремя вмешаться в ход истории, изменяя время и саму историю. Поэтому древнее Оно стало ждать. Оно умело ждать, и вело теперь Охоту на Младшего – ради его же безопасности и ради будущего расы Оно. Рано или поздно юное Оно себя выдаст, считал Старший. Если эта проклятая еда, род Денбро, действительно для Младшего ничего больше не значит, Оно уничтожит ненужных человечков – просто так, чтобы поставить точку в этой затянувшейся истории первого контакта человечества с иным разумом. А если все же значит… то тоже уничтожит. Не со зла – тут Старший даже рассмеялся ходу своих мыслей – а во имя покоя Младшего. Человеческие родители ведь тоже относят запаршивевшее или неизлечимо больное домашнее животное в лечебницу, чтобы усыпить его – для того, чтобы уберечь от проблем своего детёныша. А представители рода Денбро, по мнению древнего Оно, были как раз вот такими больными животными, от которых Младший заражался всякой дрянью – например, человеческими привычками или образом мышления. Род Денбро был… испорченной едой. И кто из любящих самок и самцов, кто из родителей первым бросит в него камень? Люди защищают своих детёнышей. Оно защищает своего. Старшему было все интереснее и интереснее существовать на жалкой планете Земля, на планете, которую Оно в своем прошлом величии просто напитало бы страхом и сожрало. Оно даже задумалось, а не отложить ли снова яйца? Но с Младшим было слишком много забот и тревог для того, чтобы дать яйцам шанс существования. Оно решило подождать еще немного. Пара – другая столетий ничто для существа, живущего вне времени. Младший тоже был почти счастлив. После того, как Билл Денбро забрал своего детёныша, юное Оно больше не видело ни его, ни Джорджи. Произносить при Старшем ненавистные ему имена Билла и Джорджи Младший больше не рисковал – хватило сломанной конечности, и последних, очень «увлеченных» «объяснений» древнего сородича. Конечно, он мог бы навестить Денбро и даже знал, что Билл и Джорджи его ждут, но… Юное Оно поняло кое-что, о чем раньше даже и не задумывалось. Поняло то, что его исполненные желания могут принести очень большой, если не смертельный, вред людям – ведь люди были такими слабыми и так мало жили. Эта мысль Пеннивайза очень смущала. Оно было Охотником, а люди были Едой, Пищей – и вдруг получилось так, что Еда стала… почти равной ему? Почему было приятно, когда Билл, самый обыкновенный человек, называл его «Младшим»? Почему мысль об окончательной смерти Джорджи вызывала ярость и желание любыми способами вернуть его? Даже жалкий, слабый детеныш Билла, Джуниор, вызвал у юного Оно что-то вроде сожаления о своем поступке. Когда слабое тельце ребенка почти перестало дышать в цепких и когтистых руках Младшего, юное Оно почувствовало не гордость Охотника, загнавшего добычу, а… стыд? Замучить детеныша было хорошим поступком, Старший тоже учил юное Оно играть с добычей. Но почему тогда Младшему было так плохо внутри, когда он увидел глаза Билла, явившегося за детенышем? Почему он почувствовал, что правильный поступок был совсем неправильным? Были люди, Еда. И были Охотники. И желать быть ближе к Еде, любить Еду, считать отношения с Едой равными было недопустимо. Это было неправильно. Древнее Оно исполняло все желания юного Оно. Почти весь старый Дерри стал его персональным парком развлечений с аттракционами и «десертом», бегающим по заповедным тропинкам – новым поколением юных деррийцев, детей, ищущих приключений на свои маленькие попки ( и чаще всего находящих их). У Младшего было все. И все же юному Оно не хватало того сияния, которое излучали братья Денбро. Не хватало счастья, которое как солнечный свет грело его в присутствии Джорджи. Младший снова стал рисовать братьев, но в Логово рисунки больше не относил. Он оставлял их в старых домах, которые иногда изучал. Правда, даже в такие интересные места, как человеческие дома, юное Оно вскоре стало забираться все реже и реже. Дома без людей были безопасными и набитыми разными интересными вещами, но сияние их прежних владельцев постепенно исчезло, исчезли их мысли и желания – и Младший, которого именно это человеческое сияние раньше и привлекало, вскоре совсем забросил их.

***

Древнее Оно наблюдало за Младшим, и делало выводы. Юное Оно страдало. Старший впервые подумал о том, что Его многовековая мудрость дала сбой. Все же Младший был детёнышем, а детёныши плохо переносят одиночество. Вся их суть тянется к новым впечатлениям, для того, чтобы впитать их в себя, научиться новому и открывать новое в себе. Младшему было плохо без других детёнышей – ровесников. Древнее Оно рассердилось и на юное Оно, и на себя. Для Охотника нуждаться в эмоциях со стороны Еды было безумием. Но Старший признавал, что в таком поведении юного сородича есть и его вина. Петь детеныша, ломая его суть Охотника, петь его более адаптированным к земным условиям, обрекая тем самым на возможность безумия уже изначально – и желать, чтобы детеныш вел себя ПРАВИЛЬНО, было практически невозможно. Древнее Оно подумало даже, а не загрызть ли Младшего, и не начать ли все сначала? Создать истинного Охотника, самодостаточного и равнодушного к Еде, вырастить его… и никогда больше не видеть, как твой единственный детёныш плачет от того, что привязался к Еде, совершенно этого не заслуживающей, и от того, что нет ему радости без эмоций от этой Еды. Древнее Оно попыталось сожрать Младшего – но, когда Младший без малейшего страха посмотрел в Мертвые Огни, Старший отшвырнул его и в бешенстве едва не разгромил Логово. Не мог он сожрать Младшего. Не мог сожрать этого полубезумного детёныша, когда – то без колебаний отдавшего все свои Мёртвые Огоньки, и своей кровью рисовавшего его, Старшего, спящим в Коконе, и вложившем в этот рисунок всю свою тоску. Не мог, и всё. Древнее Оно с новой силой почувствовало ненависть к Денбро. Проклятый Билл, этот слабый человечек, все же победил его, Старшего, даже фактически проиграв. Промучившись несколько дней, Старший решился, и сообщил Младшему, что он может посещать своих любимых человечков, Еду по имени Денбро. И тут реакция Младшего древнее Оно впервые за все Его существование поразила – вместо того, чтобы обрадоваться, юное Оно надуло губы, вздернуло нос и выдало явно услышанную у людей фразу про то, где и в чем оно видело всю семью Денбро, куда им следует направиться и чем там заняться. После чего Младший залился слезами и убежал, оставив потрясенного сородича сожалеть о том, что Оно позволило детишкам бегать по территории Младшего. Еда едой, а таких красочных выражений человеческого мата даже Старший еще не слышал, хотя знал их предостаточно. Древнее Оно рассердилось, но было и кое-что приятное в такой реакции юного Оно. Младший из-за чего-то обиделся на людей, причем обиделся сильно. Старший улыбнулся во всю зубастую пасть – кажется, всё еще можно исправить. Еще немного, и Младший забудет про Денбро – и всё будет прекрасно. Так, как должно быть. Отлавливать детей, научивших юное Оно таким выражениям, Старший отправился счастливым.

***

Самолет, на котором летели Билл и Джордж Денбро, пошел на посадку в аэропорту города Дерри, штат Мэн. «Никогда не говори никогда» – эту простую истину Билл прочувствовал на себе уже не один раз. После похищения Джуниора, Билл поклялся никогда больше не бывать в Дерри , поклялся не вспоминать больше о едва не убившем его сына чудовище. И вот он летит в Дерри, и летит для того, чтобы этого убийцу отыскать. Пока маленький Джуниор поправлялся, у Билла Денбро было только одно желание – чтобы косоглазый парень с детской улыбкой больше никогда не появился в его жизни. Видимо, Бог в тот день исполнял все желания, потому что Оно больше не появилось. Ни тогда, ни потом. Биллу стало очень плохо, когда он это понял. Тогда он стал надеяться на то, что Пеннивайз появится рано или поздно, как появлялся раньше. Но время шло, и Оно не появлялось. А хруст преследовал и преследовал Денбро во сне и наяву – этот ужасный звук костей, которые не сломали даже – а раздавили. Ты в ответе за тех, кого приручил, Билли? Вот и отвечай. Билл очень не хотел брать с собой брата, но Джорджи с несвойственным ему упорством настоял на этом. Когда у брата закончились все аргументы против, Джорджи просто постучал себя кулаком по лбу и как мог понятнее объяснил своему повзрослевшему (но не поумневшему) брату, что разыскать мистера Грея в Дерри сможет только он, Джорджи. Потому что мистер Грей так больше и не появился. А это значит, что либо он не может появиться, либо… не хочет, и в этом случае помочь сможет только он, Джорджи. Билл очень не любил, когда Джордж напоминал о своей нечеловеческой сущности, но больше спорить с братом не стал. Он действительно не знал, где и как сам будет искать Пеннивайза, помощь Джорджи была необходима, и Билл смирился. Был миг слабости, когда Денбро, уже покинув аэропорт и подъезжая к Дерри, остановил такси и вышел, мучаясь от желания немедленно попросить отвезти себя обратно, чтобы улететь ближайшим рейсом. Биллу вдруг показалось, что вернуться в Дерри было огромной ошибкой, что он будит спящих демонов и навлекает на свою семью новое горе. Не лучше ли было оставить все, как есть? Джорджи, и так сердитый и хмурый, только скривился и отвернулся, чтобы не видеть брата – его раздражала особенность взрослых принять решение, и потом долго ковыряться в себе, гадая, правильно они поступили, или нет. Сам Джордж сердился на мистера Грея из-за похищения Джуниора и подумывал, а не подраться ли с Оно при встрече, но сомнений не испытывал – мистера Грея нужно найти как можно быстрее, и всё. Почему Джорджи был так в этом уверен, он и сам не смог бы объяснить. Просто знал. Что-то подсказывало ему, что потом будет поздно. Я сам назвал Оно моим братом, подумал Билл. Сам пригласил его в нашу жизнь. Выбор сделан, и я не возьму свои слова назад. Словоохотливому таксисту, который поинтересовался его самочувствием, Билл с улыбкой ответил, что все в порядке, уверенно сел в машину и больше не сомневался ни единой секунды в правильности своего решения. Дерри поразил воображение Билла Денбро так сильно, что он не поверил, что это город его детства. То, что Дерри разрушен, Билл и так знал. Теперь Дерри наполовину был современным городом, а наполовину – развалинами, выглядевшими нереально сказочно и фантастично в тумане, словно это был пейзаж иной планеты. Джорджи немедленно указал на развалины. Билл посмотрел на возбужденное, радостное лицо своего маленького (вампира) брата, отметил серебряный блеск в его глазах, и не стал спорить. Единственное, на что Билл не согласился, это на предложение Джорджи подождать в номере гостиницы – мертв его брат или нет, Денбро не мог отпустить его бегать по темным развалинам в одиночестве. Через два дня оба брата поняли, что Пеннивайз просто не хочет их видеть. Джорджи чувствовал его везде, и некоторые следы были совсем свежими, но Оно не показывалось. Билл впервые за много месяцев снова купил виски, и напился до такой степени, что уснул прямо в одежде, держа в руке телефонную трубку. Джорджи с трудом перетащил брата на кровать, выдернул шнур из телефона, чтобы случайный звонок не разбудил Билла, повесил на ручку двери табличку «не беспокоить» и выбрался из номера через окно – высота четвертого этажа для мальчика не являлась проблемой. Этой ночью он нашел, наконец, мистера Грея, но… Когда Билл протрезвел, привел себя в порядок и смог адекватно мыслить, он ужаснулся – Джорджи выглядел так, будто подрался с диким ягуаром. Его джинсы и курточка, грязная и небрежно брошенная прямо на закапанную кровью обувь, были изодраны в клочья, лицо было все в ссадинах и кровоподтеках, а на руках, как Джордж ни пытался спрятать их под рукавами рубашки, виднелись глубокие раны от клыков. Пока Билл искал слова, в ужасе разглядывая брата, Джорджи мрачно хлопнул перед ним пачку рисунков. Билл, как во сне, взял их. Изодранные и окровавленные, с отпечатками грязных подошв, они все – таки сказали Биллу, что творилось в голове Пеннивайза все это время. Он и Джорджи – всегда вместе, всегда яркие и улыбающиеся, окруженные шариками и непонятного назначения свечением. ТОЛЬКО он, Билл, и Джорджи. Оно ни на одном рисунке не было – а на последних рисунках, которые Билл рассмотрел, не было и шариков. Самый последний рисунок Билл выронил, потому что у него дрогнула рука – на рисунке были изображены братья Денбро, уходящие куда –то от слишком узнаваемой фигуры в клоунском костюме. Билл без сил опустился на стул. Спрашивать Джорджи о том, что случилось, не имело смысла – и так было все понятно. Пеннивайз прощался с ними. - Я нашел рисунки в домах, - Джорджи неопределенно махнул рукой, - они все старые, Билл. А мистер Грей… - Джорджи поднял на брата заблестевшие глаза – Он… он больше меня не любит. Билл подошел к брату и обнял его. Для маленького мальчика Джордж и так вел себя слишком смело и решительно этой ночью, поэтому Денбро не стал успокаивать его, когда Джорджи совсем по-детски заплакал – горько и безнадежно. Понимая, что Джорджу лучше выплакать сейчас свое горе, чем носить его в себе, Билл долго стоял, обняв брата, и просто ждал, когда он успокоится. Вечером они отправились к развалинам вдвоем. Часть разума подсказывала Денбро, что он делает ошибку, и большую ошибку. Лучше было бы оставить все, как есть. Схватить Джорджи за руку, увезти в аэропорт и навсегда покинуть Дерри, чтобы больше никогда в него не возвращаться. Он, Билл, обыкновенный человек, слабый и недостаточно мудрый для того, чтобы контактировать с иным разумом. Дожить свою жизнь спокойно, тихо и мирно – это ли не мечта? Что он сказал Оно, перед выстрелом? Сказал, что любит его. Любит инопланетную Тварь без капли человеческого сознания. Любит убийцу. Билл шел и ненавидел себя за то, что не мог оставить всё это. Не мог взять и уехать из Дерри, не увидев Оно. Даже то, что рядом шел его искусанный Тварью брат, не могло заставить Билла сделать это. Пеннивайза они нашли в полуразрушенном парке аттракционов. Юное Оно сидело на бортике фонтана, каким – то чудом оставшимся целым и даже действующим, и смотрело на плавающие в фонтане кораблики. Ко всем корабликам были привязаны шарики, и Джорджи вспомнил игру, в которую они играли с мистером Греем на реке Кендаскиг – их кораблики тогда тоже плавали, управляемые силой мысли. Плавали и… летали. Билл тоже вспомнил рассказы бродяги о том, что он видел на реке однорукого мальчика со странным молодым человеком, вспомнил свою безумную надежду на то, что Джорджи жив, и едва не застонал от того, что боль из прошлого снова ледяной рукой сдавила его сердце. Мой брат – мертвый вампир, а моего сына едва не убило инопланетное чудовище, которое просто решило поиграть человеческим ребёнком. Я стою в мёртвом Дерри, стою в городе моего изломанного, пропитанного болью детства – и собираюсь… просить саму Смерть вернуться? Да, подумал Билл. Именно это я и собираюсь сделать. Пеннивайз явно ждал их, потому что обернулся и бросил свои кораблики задолго до того, как братья подошли к фонтану. Билл поразился тому, как выглядело юное Оно – совершенно обессилевшее и полупрозрачное, голубые глаза потемнели и будто выцвели, а движения были странно замедленными. Оно не могло даже регенерировать раны, оставленные зубами и когтями Джорджи. - Привет, Билли. – сказал Пеннивайз безразличным голосом, – Хочешь шаарик? - Хочу. – Билл протянул руку. – Хочу все твои шарики, Роберт Грей. Пеннивайз сотворил шарик и отдал его Биллу. Денбро успел прочесть надпись «Уходи», прежде чем его привычно окатило кровью. Вот и все. Они еще успеют на последний рейс, если поторопятся. Билл шагнул вперед, рывком подтащил к себе Оно и обнял. Пеннивайз зарычал и клацнул зубами, едва не отхватив Денбро нос, но Билл даже не вздрогнул, продолжая обнимать Его и понимая, что сейчас решается что-то очень важное. Важное и для него, и для Оно. Пеннивайз зашипел и попытался вырваться, но Билл был сильным мужчиной, и уверенность придала ему ещё сил – уверенность в том, что отпускать Оно ни в коем случае нельзя. Да и странная слабость инопланетной Твари пришлась как нельзя кстати. Билл чувствовал, что Пеннивайз с каждым рывком теряет силы и просто ждал, когда Оно перестанет вырываться. - Я же сказал, что хочу ВСЕ шарики, Младший. И я не уйду. Глаза Пеннивайза стали наливаться прежней голубизной. И прежде чем Билл понял, что эта голубизна сейчас перельётся через край, юное Оно вцепилось в него, едва не задушив, забралось на него, обвив руками и ногами и прижалось всем телом, словно хотело проникнуть внутрь человека, забраться в него полностью. Билл покачнулся, но устоял, и стоял так еще долго, прижимая к себе это непонятное существо, умеющее так по – человечески страдать при совершенно неземном сознании. - Я больше не буду забирать твоего детёныша, Билл. Оно посмотрело на Джорджи, который широко улыбнулся мистеру Грею и весь засиял от радости, и Денбро понял, что вчера было причиной драки между его братьями, мертвым и инопланетным. Билл улыбнулся, и хотел было сказать, что верит и надеется, что такого и правда больше не будет, но Пеннивайз, совершенно наивно и честно посмотрев на него, добавил: - Не буду забирать, пока он тебе не надоест. У Джорджи вытянулось лицо. Билл понимал, что ситуация критическая, и что от него сейчас требуется детальное и строгое объяснение, почему предположение юного Оно невозможно. Но вместо этого Билл загнулся от такого приступа бешеного хохота, что у него слезы на глазах выступили. Что ты ждал, Билли? Что Оно попросит прощения, и, как в сказке, превратится в человека, расколдованный силой твоей любви? Успокоившись, Денбро посмотрел в голубые недоумевающие глаза Пеннивайза и согласно кивнул ему. - Если решишь, что Джуниор мне надоел, спроси об этом сначала у меня, договорились? Юное Оно улыбнулось. Джорджи смотрел на брата так, будто считал, что Билл сошел с ума. Пеннивайз лизнул Билла от подбородка до лба, залив слюной половину его лица, и исчез, когда Денбро от неожиданности выпустил его. Развеселившийся Джорджи помог жмурящемуся брату достать носовой платок, и еще долго хихикал по дороге в отель, любуясь залитым слюной Биллом. На следующий день Джордж ушел утром, когда Билл еще спал, и вернулся назад очень быстро. Когда Билл проснулся, мальчик уже почти закончил паковать их вещи. На изумленные вопросы брата Джорджи ответил жестом – сложил руки ладонями внутрь и лег на них щекой. Билл даже ахнул – и как он сам не догадался?! Эта слабость, этот болезненный вид Пеннивайза – у Оно давно должен был начаться цикл сна. И все это время Пеннивайз боролся со своей природой, потому что… ждал его? Ждал, когда он, Билл вернется в Дерри? В самолете Билл подавленно думал о том, что так и не сказал своему Младшему самое главное, а возможность сказать это теперь представится не скоро. Они увидятся через много лет, когда Джуниор вырастет, Джорджи станет взрослым, а он, Билл, и Одра постареют. Джорджи, наблюдавший за братом, фыркнул и протянул ему сложенный лист бумаги. Билл развернул лист, оказавшийся рисунком. На рисунке был нарисован красный воздушный шарик. - Я люблю тебя, - сказал Денбро рисунку, и ничуть не удивился, когда шарик медленно выплыл из бумаги и повис прямо перед его носом. Билл успел прочитать надпись на шарике «Я тоже люблю тебя, Билли», и с обреченной улыбкой зажмурился, когда шарик взорвался, окатив его брызгами крови.

***

Древнее Оно сплело Кокон – прочный и большой, окружив им спящего, свернувшегося в клубок Младшего. Старшему осталось терпеть совсем немного – после цикла Сна, Младшего будет ждать сюрприз в виде постаревшего Билла Денбро, и взрослого Джорджи – если, конечно, маленький детеныш Билла сдохнет раньше того времени, когда должен будет «активироваться» сюрприз. Если не сдохнет, то о семействе Денбро найдется кому позаботиться – точнее, позаботиться о том, чтобы семейства Денбро больше не было. Старший свернулся в клубок вокруг Младшего, и погрузился в цикл Сна, впервые желая поскорее проснуться.