***
Пеннивайз сидел на письменном столе, смотрел на спящего Авери и задумчиво грыз цветной карандаш, решая для себя очень важный вопрос — растянуть удовольствие, или подтолкнуть события, наделив этого мёртвого мальчика силой, которую он так хочет развить в себе? То, что Авери называл «тренировками», юное Оно всё же немного выматывало. Пеннивайз не привык долго сидеть на одном месте и заниматься чем — то однообразным, пусть даже и интересным. Прогресс, конечно, был — но только Оно понимало, что «тренировок» понадобится ещё очень много, а вот это ему как раз и не нравилось. Интереснее было бы следить, что будет делать детёныш, когда получит так желанную ему силу, когда его телепатия станет безграничной по мощи. Оно не знало, что тогда будет, и это было очень весело. Ещё веселее было то, что Джорджи и Билл почему — то заволновались и стали проявлять повышенный интерес и к нему, Пеннивайзу, и к сияющим ребятам из Нового Дерри. Первое было приятно и привычно, а второе — человеческих «игрушек» станет ещё больше, разве это было не чудесно? Решив для себя этот сложный вопрос, юное Оно спрыгнуло со стола, наклонилось над Авери и вдохнуло в него свой Мёртвый Огонёк.***
Юный томминокер Роберт Грей пытался доказать Залевски, что он не так сильно расстроен смертью одного из своих создателей, как думал Деннис. Он на самом деле очень старался забыть слова Джона Смита, буквально давшего ему существование. Старался забыть его голос, его Зов и Зов крови Странников. Грей даже увлёкся «прогулками» в Касл — Рок; временные аномалии, «поющие места», стали для него лёгкими порталами «туда — и — обратно». Но попытка изменить этот небольшой городишко, сделать его Раем на Земле не удалась. Юный томминокер не учёл того, что изменять в первую очередь следует сознание людей, а не окружающую их действительность. Можно накормить пятью рыбами страждущих, но они всё равно умрут от голода, если не научить их эту рыбу ловить. Меняться люди не хотели: они хотели подчиняться сильному существу, которое даровало бы им все земные блага каждый год, хотели слушать его волю, а не следовать своей, хотели просто спокойно существовать, а не думать о смысле жизни. Юный томминокер даже начал прислушиваться к Зову крови, который говорил ему о том, что Странники были правы — люди только биоматериал для опытов и батарейки для кораблей Странников, не более. Это было горько и обидно. Грею надоело играть Бога для людей. Надоело подталкивать их к бунту, к осознанию своей же человечности. Надоело пытаться увидеть хорошее там, где ничего хорошего не было, а если и было, то ростки доброты были слишком слабыми и слишком быстро погибали. Он всё ещё не мог забыть свою тюрьму, клетку, в которую посадил его человек. Человек мучил его, думая, что сдерживает Зло во плоти, но при этом он сам мучился. Почему же люди сами создают себе невидимые клетки, и гордятся тем, что испытывают муки, влача в них жалкое существование? Почему никто не пытается выбраться? То, что томминокеры были для Оно низшей расой, юного томминокера тоже мучило. Старший его Создателя, Древнее Оно, вообще не воспринимал отродье своего дефектного детёныша серьёзно, но Грея расстраивала не эта вполне предсказуемая реакция существа, миллионы лет назад в минуты слабости вынужденного спасаться от представителей этой «жалкой расы». Его расстраивало равнодушие и даже лёгкое отвращение к себе юного Оно, своего Создателя. Пусть томминокеры были презренной расой для Оно. Но разве люди, Еда, были не менее ничтожны? Почему же тогда Пеннивайз так презирал Странников, но мирился с тем, что другими создателями его детёныша были люди? Юный томминокер прекрасно понимал, что последний Странник, Джон Смит, был опасен. Понимал, что произошло тогда на корабле, и почему Пеннивайз не смог мириться с существованием томминокера даже в зазеркальной реальности. И всё же, за этими мудрыми выводами, за пониманием всего, за прощением и даже за любовью была обыкновенная детская обида на то, что его Создатели, его родители, не могут быть все вместе. Занятый Касл — Роком, пытающийся бороться с собственными демонами Малыш пропустил то, что происходило у него под носом. Тень детской обиды сделала то, чего Грей раньше просто не допустил бы; его юный безнадзорный Создатель нашёл себе очередную опасную игрушку, и, словно этого было мало, сделал её убийственную мощь ещё сильнее. Юный томминокер решил привлечь к этой проблеме всех — и Древнее Оно, с интересом наблюдавшее за происходящим, и Билла, который жил для Оно, но сам отрицал это, и Джорджи, который уже успел подзабыть, что это такое — драться за того, кого любишь. Неудачников Грей решил не трогать, мудро рассудив, что они и так «подтянутся», когда поймут, что происходит. Переговорив со всеми (а точнее, поставив всех в известность о происходящем), юный томминокер оставил себе самый сложный и опасный путь, понимая, что его поступок может стать решающим. Но только он понимал всю серьёзность происходящего, и только в нём кроме презренной крови Странников была суть Оно — не подаренная божеством из милости, а изначальная, древняя сила Оно. И эту мощь следовало держать в тайне — до тех пор, пока это возможно. Грей слабо улыбнулся и подумал о том, что Пеннивайз не должен знать, что он, жалкое отродье презренной расы, могуществом превосходит даже Древнее Оно. Не потому, что Оно тут же откроют сезон Охоты на него — Грей не стал бы противиться воле своего Создателя. Потому, что юный томминокер чувствовал, что так надо. Всё же любовь необъяснимое чувство.***
Сила текла в нём, через него, переливалась через край и захлёстывала его с головой. Авери едва не плакал от счастья. Мальчик рассчитывал на годы тренировок, но вот она, желанная сила — он владел ей, держал всю Землю в своей пока ещё маленькой ладони, и агенты Института казались ему теперь жалкими ограниченными взрослыми, не видящими дальше собственного носа. Он мог заставить их убить себя. Мог прекратить войны и насилие во всём мире. Он стал всемогущим. Стеклянные шарики взорвались, едва поднявшись в воздух. Просто испарились. Теперь это были Огни — и Авери уже без тени страха смотрел на своего Огонька, этими самыми Огнями, по сути, и являющегося. Поведение юного Оно Авери несколько смущало — Огонёк вёл себя так, будто не он, Авери, а именно он, Вайз, контролировал ситуацию. Не то, чтобы Огонёк не подчинялся — юное Оно очень охотно подчинялось просьбам мальчика, но у Авери в глубине души остался неприятный осадок от того, что он что — то упустил, что — то не понял. Это тревожило и отравляло эйфорию, но не настолько, чтобы мальчик запаниковал. Вайз — Огоньки? Прекрасно. Он, Авери, этими самыми Огоньками управляет. Управлять Авери начал с приказа (это была просьба, но прозвучала она как приказ) исцелить Люка Росслера. К его изумлению, обычно капризный Огонёк не стал пререкаться с ним, а согласно кивнул и на время исчез. Когда он снова объявился, Авери не стал спрашивать о результате, полагая, что ответ в любом случае будет положительным. Пеннивайз, разумеется, не стал его разубеждать — он честно посетил Люка Росслера и предложил ему исцеление. Но зачем Авери было знать, что Люк сам не захотел вернуться? Люк — вампир нравился юному Оно больше, чем обычный мальчик Люк; встреча Люка и Авери, этих двух необычных представителей своего вида, была невозможной, и Пеннивайз быстро выбросил из головы странную прихоть своей новой интересной игрушки. Выследить агентов Института, всех до одного. Стереть в порошок все Институты на Земле. Уничтожить саму идею — чтобы никто не смел даже подумать о том, что можно безнаказанно издеваться над сияющими детьми. И это было только начало. Авери даже улыбнулся, вспоминая свою прежнюю мечту — создать СВОЙ Институт — для таких детей, как он. Что — то вроде города в городе, тайного убежища для сияющих. Зачем нужны стены, если теперь он мог соединить разумы людей всего мира и управлять ими? Телепатия? Как бы не так. Возмездие. Чем бы ни занимались люди в Институте, они неосознанно приближали свою гибель, и теперь Авери готов был досыта накормить их Огоньками — теми самыми Огоньками, которые так мучительно и болезненно создавали сияющие дети. — Они за всё заплатят, Вайз, — сказал Авери, и его рука легла на антеннки юного Оно так по — хозяйски, так уверенно, что Пеннивайз едва не замурлыкал от наслаждения. — За всё заплатят. — повторил Авери. Найти слабые отзвуки шёпота погасших сознаний, найти разгромленный Институт и выпить из — под бетонных плит свою Смерть — теперь это было сделать легче, чем вздохнуть. Авери пустил выпитую боль в себя и улыбка на его лице стала страшным оскалом. Конечно, он подарит этому миру надежду, веру и любовь. Конечно, он защитит всех, кто сияет. Но сначала он вернёт то, что дали ему. Вернёт с процентами.***
— ЧТО ты со мной сделал?! Реакция детёныша была предсказуемой — Пеннивайз расхохотался, глядя на его перекошенное от изумления лицо. — Так это был ты. Твоя сила. Твои Огоньки. Авери чувствовал себя оглушенным и на какой- то миг ему стало мучительно страшно и горько — всё это был обман?! Огонёк смотрел на него дружелюбно, но Авери впервые почувствовал настоящий страх перед неведомым. Это существо было непредсказуемым, неуправляемым и преследовало какие — то свои тайные цели. Авери даже пожалел, что не поговорил ещё с Неудачниками, которые и правда знали его Огонька лучше, чем он сам. Хотя… Если один Огонёк этого существа дал ему такое могущество, что сделают два Огонька? А три? — Я хочу, чтобы ты дал мне столько Огоньков, сколько сможешь. — сказал Авери. — Чтобы они не свели меня с ума, и чтобы тебе не было плохо. Максимальное количество. Это… — мальчик запнулся и почему — то смутился. — Это больно? Как ты это делаешь? Детёныш, наконец, понял всю прелесть Охоты — что могло быть лучше этого желания? Упрямый и несгибаемый, как Билл, так же восхитительно сияющий, как Джорджи — о, этот детёныш был великолепен в своей ярости, в жажде мести и Охоты! Пеннивайза не остановила даже боль, которую он почувствует потом, после потери такого количества Огней. Детёныш просил то, что юное Оно и само хотело дать ему…в максимальном количестве. Когда Огонёк немыслимым образом извернулся и поцеловал его, Авери от изумления едва не полетел с камня, на котором сидел. Что, вот это всё?! Он думал, что Оно как — то вскроет его голову или тело, что всё будет как в фантастических фильмах — камеры с непонятными жидкостями, кровь, нечеловеческие способности, яркие огни… Мальчик даже хихикнул — ни в одной книге и ни в одном фильме он не встречал такого странного способа передачи сверхсилы. Впрочем, неважно. Если Огонёк умеет только так… Авери вытер губы и зажмурился. — Давай. Пеннивайз когтем приоткрыл губы мальчика, тоже зажмурился, и, вцепившись когтями в маленькое тело детёныша, отдал ему первый Мёртвый Огонёк. Детёныш забился от боли на третьем по счёту Огоньке. Пеннивайз смог дотянуть до двенадцати.***
— Не стоило обманывать меня, Вайз. Авери смотрел на него с улыбкой, и улыбка эта была едва ли теплее той улыбки, которой обычно награждал юное Оно Старший перед тем, как начинал «объяснять». Пеннивайз инстинктивно попытался отползти подальше от мальчика, но первое же движение отозвалось в его воплощённом теле такой болью, что он замер, еле сдержав стон. — Я же сказал — чтобы тебе не было плохо. — Голос мальчика был странно спокойным и ровным для детёныша, только что перенёсшего страшную боль и длительный обморок. — На сколько Огней ты себе навредил? А о Люке Росслере мы отдельно поговорим. — Я отдал бы тебе все Огни, Билл, подумал Пеннивайз, уже понимая, что детёныш читает его мысли. Если бы ты захотел. Тот Билл не забрал его домой — за Джорджи, вместо него. Не нужно было стрелять. Всего лишь попросить отдать все Огоньки, раз его ненависть была сильнее прощения. — О! — Авери странно усмехнулся. — Все Огни? Нет, Вайз, он тебя не получит. Твой Билл. Мальчик встал и протянул Оно руку. — Идём домой, Огонёк. К маме и папе. Я не отдам тебя ни одному чудовищу в Дерри…даже тебе самому. Не Джон Смит. Не Билл. Не Джорджи. Не Авери. Это было что — то другое. Кто — то другой. Оно обвило маленькую детскую ладонь своими многосуставчатыми пальцами и посмотрело в сияющие серебряные глаза Существа. — Будет большая Охота, детёныш. — Авери рассмеялся, и в смехе его не было уже ничего человеческого. — Все будут летать. Авери внимательно посмотрел в сторону Логова, улыбнулся широкой улыбкой (некоторые зубы у него уже выпали, и в кровавых лунках виднелись острые концы будущих хищных и острых как иголки зубов) и сказал фразу, которую Пеннивайз уже услышал в его душе: — Зови меня "Билл", если хочешь, Огонёк.***