***
— Огонёк? Он…ну…как мои стеклянные шарики. — сказал мальчик. Подумав, он залез рукой в карман выцветших грязных шорт и достал горсть шариков. Солнечный свет дробился внутри крошечных сфер, они сияли и переливались, как настоящие маленькие миры. Беверли вздохнула. Волшебство, вот что для них Оно. Волшебное существо из их детского мира. — Он опасен, — сказала Бев, предвидя ответ. Мальчик снисходительно улыбнулся ей. Девочкам положено быть правильными бояками, пусть эта и не выглядела робкой или…правильной. — Ну, мы это контролируем. Он убрал шарики обратно в карман. Девушка, конечно, была чудо как хороша, но мальчик хотел к друзьям, хохочущим где — то в развалинах, и к Огоньку, который знал и умел делать множество потрясающих вещей. Еще раз снисходительно улыбнувшись красивой девушке, мальчик помахал ей рукой и убежал. — «Контролируем это» — грустно повторила Беверли. Ну и зачем она окликнула этого шустрого мальчишку, бегущего в развалины Старого Дерри? Неудачники наблюдали за детьми, с которыми играло юное Оно, и даже запомнили несколько особо активных ребят, но что дали им эти знания? Ничего. Вот и Беверли не смогла остановить этого ребёнка — её красота привлекла мальчика, он остановился, подошел к ней и они даже поговорили, но мальчик на все её предупреждения о смертельной опасности только снисходительно улыбался. Зачаровало их Оно, что ли? Но этот мальчик, да и другие ребята из Нового Дерри не выглядели зачарованными — скорее, это юное Оно было зачаровано ими, раз совсем забросило свои старые «игрушки». Мальчик даже не сказал ей свое имя. Что творилось с новым поколением юных деррийцев? После этой странной встречи Бев почувствовала себя взрослой, даже старой, словно все эти перемещения во времени и перевоплощения отняли у неё саму суть детскости, эту безбашенную безумную юность, когда страшный Клоун — убийца из канализации кажется привлекательным и таким же восхитительным и прикольным…как стеклянные шарики. Неудачники менялись ради Оно, приносили себя в жертву, мучились и изменялись. Эти же дети остались сами собой, независимо от того, сожрал Клоун кого — то из их друзей, или нет. Майк рассказал о своем опыте разговора с парнишкой, выловленным им как раз после смерти очередной Еды. Мальчик понимал, что ребёнок погиб, он даже знал, что его сожрал Клоун, живущий в развалинах Старого Дерри. Но на вопрос Майка о том, будет ли он теперь осторожнее, парнишка ответил: " — Меня он не сожрёт.» А этот мальчик уверен, что они контролируют ситуацию. Может, эти новые деррийцы и правда справлялись лучше них, Неудачников? Мы устарели, думала Бев, смотря вслед бегущему навстречу новым приключениям самоуверенному мальчишке. Устарели и стали…скучными. Слишком умными. Слишком опытными. Слишком…ответственными. То, что Пеннивайз не бросал свои старые «игрушки» — любовь это была, или привычка? Даже Большой Билл был уже не таким авторитетом для юного Оно. Сообразив, что этот странный мальчик любит его без памяти, Пеннивайз научился балансировать на тонкой грани между капризами и обыкновенном использовании его чувств. Старший Денбро, сам того не подозревая, оказался скорее в роли любимой вещи, а не друга, в роли раба, причём раба добровольного, умеющего терпеть любую боль. Билл Денбро, её первая любовь. Постоянно находиться рядом с ним было больно — девочка читала его мысли и знала, что Билл любит её. Обожает. Вот только выбрал он не её. Беверли вздохнула, фыркнула и разозлилась на саму себя. Ну и что она разнылась? Да, Билл выбрал не её, и даже не свою ослепительно, невозможно прекрасную Одру. Билл выбрал убийцу своего брата. А они, его любимые девочки, были только отражениями его любви к Оно. Белокожие, рыженькие…необычные. Билл слишком правильный для того, чтобы признать очевидную истину — его чувства к юному Оно не братские. Это была любовь — настолько сильная, что только благодаря ей он не сходил с ума и мог ломать в себе невозможное, крушить все барьеры своего нормального человеческого сознания — чтобы любить инопланетное чудовище. И жить для него. Ради него. Во имя его. Беверли знала, что и Бен знает всё это — о ней самой, о её чувствах к Биллу, о Пеннивайзе. Знает, что она не ревнует Билла к Оно — ей даже жаль было этого иномирного детёныша, оказавшегося в эпицентре таких бушующих страстей. Знает Бен и то, что она любит его — сильной и чистой любовью настрадавшейся самки, которой самец предложил искупление грехов своего вида. Предложил всё, что может пожелать женщина и что может дать ей мужчина; предложил ей служение во имя её. Беверли ненавидела Бена за это. Любила и ненавидела. За то, что он слишком понимал её. За то, что простил бы ей всё — измену, боль, равнодушие, любовь к другому. За то, что он оставлял ей право выбора. Не отомстить ли ей всем сразу — Биллу, Бену, Одре…даже Пеннивайзу? Перестать быть «своей девчонкой», сделать юное Оно зависимым от своей нежности и остаться с ним — даже родить…ну…что получится. И сойти с ума. Какая получится пара: паук — людоед и сумасшедшая валькирия, воспевающая боль и смерть. «Красавица и Чудовище» на новый (деррийский и иномирный) взгляд. Опять тяжёлые, взрослые мысли. Опять она не сможет летать. Бен посмотрел на вернувшуюся девочку всё понимающими глазами и Бев разозлило то, что он знает о ней всё — знает каждое движение её души благодаря дару Оно, такому страшному и мучительному для обыкновенных людей. Беверли сняла платье, небрежно бросив его на пол Логова. — Иди ко мне, Бен. Взять её в объятия, сделать только своей. Грубо, насильно — потому что она хочет этого. Бен обнял Беверли, прикрывая её наготу собой, своим большим телом. Просто обнял. Беверли хотела ударить его, крикнуть что — нибудь обидное и злое, но её горло сдавило от подступивших слёз. Она плакала долго и горько и Бен обнимал её, а потом увёл к себе домой и уложил на диван в холле, укрыв пледом. Беверли уснула почти сразу, провалилась в сон, как в обморок. Во Сне Оно Неудачники не нуждались в отдыхе, это была скорее защитная реакция организма Бев на душевные муки, но Бен долго сидел рядом и смотрел на девочку, и глаза его были тёмными и задумчивыми. Когда Беверли задышала глубоко и ровно и на губах её появился намёк на улыбку, Бен встал и распахнул окно. Ночная прохлада хлынула в комнату. Хэнском уронил в ночь только одно слово — тяжёлое, вырвавшееся из глубины его сердца: — Билл.***
Шарики летали. Не кровавые шары юного Оно, и не разноцветные шарики его древнего сородича. Это были обыкновенные стеклянные шарики, пару секунд назад лежавшие в кармане шорт Авери Диксона. Беверли не узнала бы сейчас мальчика, с которым разговаривала пару минут назад — никакой детской улыбки, никакого здорового румянца и прищуренных смешливых глаз. Широко распахнутые глаза Авери следили за шариками, а его ещё детское, округлое лицо было бледным от напряжения. — Сейчас, Огонёк. — выдохнул он. — Давай! Юное Оно, с не меньшим интересом следившее за шариками, выдохнуло Мёртвый Огонёк и направило его в гущу летающих шариков. Шарики засияли так, что Авери вздрогнул от рези в глазах. Сидевшие кто где ребята беспокойно зашевелились, но мальчик остановил всех движением руки и продержался ещё несколько минут, прежде чем Мёртвое сияние погасло, и шарики покорно улеглись в маленькую ладонь их владельца. — Сегодня на несколько минут больше продержались, — Авери устало присел на остатки развалившейся стены и ободряюще улыбнулся друзьям, встревоженно смотревшим на него. — Всё нормально, я в порядке. Шарики неожиданно снова вылетели из ладони Авери и закружились в воздухе, переливаясь Мёртвым светом и являя собой очень сложную, но узнаваемую модель Солнечной системы в такой же сложной системе других миров и Вселенных. — Шаариков не хватает, детёныш. — нараспев сказал Пеннивайз, покрутив когтистым пальцем у виска, и все ребята расхохотались. Шариков действительно было мало — и тех, что принёс Авери и тех, что были в их головах. Даже объединив разумы, они были слабее этого странного существа, являющего собой по сути просто Мёртвый Свет. Они были слабее Смерти. Пока. Авери не показал того, как он был расстроен. Его друзья старались, как могли, но мальчик понимал — даже все их Огоньки, объединённые в одно целое, никогда не смогут сравниться с одним — единственным Мёртвым Огоньком иномирного существа, непонятно почему живущего в заброшенных туннелях канализации Дерри. Авери тосковал по друзьям из Института, но боялся даже мысленно позвать их. Не хотел, чтобы их теперь спокойная (относительно спокойная, конечно) жизнь была снова разрушена кошмаром, который все так хотели поскорее забыть. Мёртвый мальчик не может никого позвать. Не должен. Не имеет права. Он ещё долго играл с друзьями. Когда стемнело и все разошлись по домам, Авери, оставшийся наедине со своим Кошмаром, сам подошёл к Оно, лениво развалившемуся на нагретой дневным солнцем стене и покачивающему ногой, как кот хвостом. — Отрасти себе хвост, Пенька, — неожиданно для самого себя сказал мальчик. — Тебе пойдёт. Пеннивайз рассмеялся и одним прыжком оказался возле мальчика. — Тогда вы все будете дёргать меня за него. Не смотря на ужас, который Авери ощущал каждой клеткой своего тела, мальчик не боялся это существо, воскресившее его. Как это произошло, он не спрашивал. Не хотел слышать ответ. Если это и был Ад, лучшего наказания невозможно было и придумать. Он заслужил этот ужас. Он убийца — и не важно, что он убил во благо друзей. Кем или чем являлся его странный спаситель, мальчик точно не знал. Существо жило где — то в глубинах деррийской канализации, умело перевоплощаться, летать, сияло, а так же являло собой по сути те самые Огоньки, наделяющие владеющего ими сверхспособностями…ЕГО Огоньки. Огоньки, жрущие детей. Огоньки, создавшие Город, являющиеся Городом и почти всеми людьми в нём. Да, конечно. Личный Ад «по мотивам». — Думаешь что — то вкусное. — Пеннивайз облизнулся, и его глаза вспыхнули хищным блеском. — Жаль, что ты не Едаа, Авери. Не смотря на очередной укол тошнотворного ужаса, мальчик едва не улыбнулся. Морда Огонька (его! Смерти) была настолько восторженно — сияющей, что казалась совсем детской. Этакий малыш — демон из старого доброго диснеевского мультфильма. Авери невольно подумал, что его психика подстраивает окружающий Ад под свой возраст. Ему десять. А если бы было пятнадцать или двадцать — Огонёк выглядел бы старше? — Кстати, о «Еде» — взгляд Авери стал жёстким. — Я тебя ещё не простил за то, что ты снова охотился. Тренироваться мы будем, а вот играть с тобой пока нет. А теперь исчезни. Сожрёшь кого — нибудь ещё, и я рассержусь по — настоящему. — Авери холодно улыбнулся. — И ты знаешь, что тогда будет. — Не знаю, — наивно сообщил ему Пеннивайз, но послушно исчез. Авери даже слабо усмехнулся, вытирая холодный пот со лба. От ужаса его подташнивало, но он не мог не признать, что Огонёк — единственное, что заглушает все его мучительные мысли о крови и боли. Он даже не очень понимал, как относиться к случившемуся. Если в Дерри никто не умирает по — настоящему, то это была и не смерть? Ненавидеть Огонька Авери не мог, даже зная, что тот убийца и людоед. Ненавидеть следовало себя — ведь это он, Авери, придумал такую Тварь. Мальчик медленно пошел по дороге в Новый Дерри, к своим приёмным родителям. Конечно, мама будет милой, накормит и приласкает, а папа поругает за такие поздние игры, но обязательно поцелует на ночь. И глаза у него будут добрыми — предобрыми… Слезы всё же прорвались сквозь маску обыкновенного деррийского мальчика. Авери, Мальчик — с — Огоньками, прекрасно понимал, кто он и…что он. Он был мёртвым мальчиком из Института, возможно — сверхчеловеком будущего, каким — то чудом существующего в городе Дерри, штат Мэн, пытающегося развить свои способности до предела, и собирающего армию детей, подобных себе. Он должен стать всесильным и всемогущим — чтобы защищать Сияние, и всех, у кого оно есть. И ему отчаянно, до боли хотелось домой — в дом и мир, которых уже больше не существовало.***
Пеннивайз улыбался весь обратный путь до Логова. Ему хотелось Петь от восторга, Спеть что — нибудь такое, что потрясло бы его самого. Так хорошо давно не было — с того момента, как он воскресил Джорджи. Так же хотелось летать, и он так же любил этого потрясающего мёртвого мальчика со СВОИМИ Огоньками внутри. Мальчика, чьи мысли он не мог читать даже в своём Сне. Авери был так похож на Джорджи, и…на Билла? Только… лучше. Он не отказывался от него. Сразу же стал считать своим. Никогда не стрелявший в него Билл и… Джорджи, самый солнечный ребёнок Дерри… с Огоньками. Оно и представить не могло, что такое возможно.***
Билл не верил своим глазам и ушам — юное Оно, совершенно спокойно наплевав на их боль, на то, что произошло с Неудачниками и самим Пеннивайзом, на боль совершенно посторонних людей, случайно попавших в эту ужасную историю с зеркалами и съёмками, выглядело до неприличия счастливым. Мальчишка со стеклянными шариками, о котором рассказала Беверли, совершенно не понравился старшему Денбро. Билл не мог точно сказать, почему он так его раздражает. Поющий и счастливый Пенька его тоже злил, но Билл решил не анализировать свои чувства, решив пока просто понаблюдать за происходящим. Джорджи понял больше и ему стало страшно — Пеннивайз нашёл нового… Джорджи. Мысли мальчика со стеклянными шариками, о котором последнее время часто думал Билл, были никому недоступны, это было легко проверить. Оно же свои мысли не скрывало — и Джорджи почуял в них ту же летучесть, то же счастье и восторг, которые юное Оно когда — то испытывало только к нему одному. Джордж со свойственной ему прямотой подумал, что из двух «Джорджи» останется только один, и не факт, что это будет брат старшего Денбро. До начала «войны» он решил просто поговорить с этим мальчишкой из Дерри и намекнуть ему об участи Люка Росслера, который перестал быть человеком из — за простой прихоти иномирного детёныша, а так же рассказать о себе — и послушать, что на всё это ответит «новый Джорджи» Пеннивайза.***
Встреча обоих «Джорджи» была совсем не такой, какой её представлял себе младший Денбро. Он быстро нашёл место, где собирались «сияющие» ребята из Нового Дерри — их мысли он мог читать с лёгкостью. Больше всего его заинтересовала слепая девочка Дайна, которая рисовала что — то веткой на песке, глядя незрячими глазами совсем в другую сторону — но подойти к ней и поговорить Джордж не решился. Всё же он пришёл не с мирной целью. Авери Диксон сначала не произвёл на него впечатления. Обыкновенный мелкий мальчишка, с самоуверенной рожей и губами, сжатыми в узкую полоску. Он вежливо пожал Джорджу руку, и мальчик не почувствовал никакой особенной силы в этом «новом Джорджи». Ничего, что дало бы ему зацепку. Да, мальчишка «сиял», но…он даже не превосходил силой ту же слепую девочку Дайну. Выбор Пеннивайза стал для Джорджа ещё более загадочным. — Ты пришёл поговорить о моём Огоньке. Джорджи неприятно царапнуло слово «моём», но он кивнул Авери, рассчитывая, что они хотя бы отойдут в сторону от остальных ребят. — Говори. — Авери достал из кармана шорт стеклянные шарики и стал медленно вращать их в ладони. — Никто никуда не пойдёт. Я слушаю. Мы слушаем. В Джорджи снова шевельнулась неприязнь к этому наглому малолетке, но он сдержался и начал рассказывать с самого начала — как он выбежал с корабликом в дождь навстречу своей смерти. Ребята слушали внимательно и молча. Когда Джорджи рассказывал о Пеннивайзе, они бледнели и переглядывались, но никто не издал ни звука. Слепая девочка, которая так заинтересовала Джорджи, проявила интерес к рассказу только тогда, когда мальчик упомянул лангольеров. Она ушла недалеко, села там на камень и Джорджи видел, как вздрагивают её плечи от рыданий, но никто не пошёл за девочкой, чтобы успокоить её. Неожиданно для себя Джорджи разозлился. Эти ребята слушали его так, будто он просто рассказывал им интересную историю. Никакой реакции, кроме реакции Дайны. Джордж выдал всё, что хотел скрыть, передумав щадить этих равнодушных ребят. Он буквально выплеснул на них поток тошнотворной информации обо всём — о юном Оно и его древнем сородиче, о Дерри, о Неудачниках и их странных судьбах, о Черепахе, о цикле Сна Оно, о деррийцах и их постыдных тайнах, о многолетней боли и мучениях, которые будут преследовать любую Еду, любого человека, осмелившегося находиться рядом с иномирными существами. Рассказал он и про несчастного Люка Росслера, которого каприз юного Оно сделал чудовищем. И только когда пелена гнева рассеялась, он понял, что натворил. Всё же это были дети — самому старшему было лет тринадцать. Невероятно сильные духом, ярко сияющие — но всё же дети. Ребята сидели бледные, их мутило, а кое — кто уже отошёл подальше от основной группы и слышно было как они тихо стонут в перерывах между спазмами. — А ты жестокий. — спокойно сказал Авери, который так же сидел и смотрел на шарики в своей ладони. На Джорджи он даже не взглянул. — Ты тоже. — парировал Джордж, имея в виду ребят. — Они справятся. — Авери пожал плечами, и посмотрел, наконец, на младшего Денбро. — Я справлюсь. Но не ты, Джордж. Шарики вылетели из его ладони и закружились над головой мальчика, но Авери, казалось, даже не заметил этого. — Спасибо за то, что рассказал про Люка. Мы примем меры. — То есть, это всё, что вы поняли?! — Джорджи едва сдержал желание вцепиться в этого дурачка и хорошенько встряхнуть его. — Вы должны оставить это, Авери, оставить мысль, что вы сможете управлять Оно! — Не смогли вы, не сможем и мы? — Авери улыбнулся, и улыбка его была горькой. — Джорджи, ты хороший, но ты не хочешь видеть правду. Пеннивайз был смыслом вашего существования, с любым отклонением от этого вы боролись, как могли. Ты счастлив? Нет. Всем вам плохо. Поэтому дай другим попробовать сделать то, что не смогли сделать вы все. — Вы дети. — Джорджи кивнул за спину, на бледных ребят, которые так же тихо сидели и слушали. — Мы прошли через всё это, но мы не могли иначе, мы поклялись. Ты не представляешь, во что вмешиваешься, Авери, и во что втягиваешь своих друзей! — Всегда есть выбор. — Авери тоже кивнул на ребят. — Они не клялись на крови, Джордж, и они сами решают, что делать. И я не их лидер. Я не… Большой Билл, который создал свой личный ад и втянул в него всех своих друзей. Лицо Джорджи вспыхнуло так, будто ему дали пощёчину. — Значит, вы справитесь лучше нас? — Я хотел бы, чтобы мы справлялись вместе. — Авери задумчиво посмотрел на своих друзей. — У вас есть опыт, которого нет у нас. А у нас есть что — то новое для Оно и…вас. Прости, если я обидел тебя, Джордж. Я не жду ответ прямо сейчас и я не хотел бы, чтобы мы все передрались и тратили силы на то, что нам не принадлежит и никогда принадлежать не будет. — Я бы тоже хотел этого. — Через силу сказал Джорджи, кивнул ребятам и ушёл, запретив себе смотреть на всё ещё сгорбленную спину Дайны, которая так и не вернулась к ребятам, оставшись сидеть в стороне от них. Она больше не плакала, но сняла очки и смотрела незрячими глазами в бездну, и мальчик знал — она не тонула в ней, а бросала бездне вызов.