***
(Начало) Джорджи смотрел на Пеннивайза. Точнее, на его человеческий образ — а если еще точнее, на очень приблизительный образ рыжего мальчишки, который по странной прихоти Оно приняли Мёртвые Огоньки. Пеннивайз возлежал в небрежной и совершенно противоестественной позе возле Билла, неизящно вывернув тощее тело, и лениво смотрел на огонь костра сквозь полуприкрытые ресницы. Выглядел он великолепно — шорты уже продраны до дыр на тощей заднице, футболка буквально распадается на составляющие её нити, все пуговицы на рубашке или уже вырваны с корнем, или облетают при малейшем шевелении юного Оно. Джорджи проследил взглядом за одной из пуговиц — сорвавшись с нитки, она с тихим звоном упала на пол их нового Штаба и…исчезла. Мальчик невольно вздохнул. Пеннивайз немедленно оскалил зубы в то, что должно было изображать человеческую улыбку. — Джорджи? — Все нормально. — Джордж посмотрел во всё понимающие глаза брата и улыбнулся. Мальчик кивнул друзьям и выбрался из Штаба в ночь. Ребята проводили его расслабленными, ленивыми взглядами — все перекупались в Кендаскиг и отчаянно пытались не задремать, пригревшись в тепле костра. Большой Билл ничего не сказал, но Джорджи знал, что брат смотрит ему вслед своими невозможными голубыми глазами с Мёртвыми Огоньками, и что ещё одна пара таких же глаз даже не повернулась в его сторону, провожая. Да он с ума сошел. Джордж знал, что Пеннивайз любит его. Если припереть это рыжее чучело к стене и спросить об этом напрямую, он, Джорджи, конечно же услышит желаемое. Но как тогда относиться к тому, что со времени обряда и до сих пор Пенька и Билл практически не расставались ни на минуту? Одинаковые взгляды и ухмылки. Одинаковые движения. Билл ничего не ел и не пил, потому что это не нужно было Пеннивайзу, и Джорджи с трудом узнавал своего старшего брата в существе, в которое он превратился. А кто теперь для юного Оно сам Джордж — полубрат? Оно? Если так, то Джордж отчаянно не хотел быть братом ни для Пеннивайза…ни для существа, которым стал Билл. «Мистер Грей» принадлежал не Биллу и не наглому томминокеру, он принадлежал ему, Джорджу. Целиком и полностью. Ревность, пусть даже детская, не лучший друг разума. Джорджи знал, что не хочет больше быть вампиром с серебряными глазами и острыми зубами, знал, что поступает глупо. Но он подождал снаружи Штаба, пока Пеннивайз не ответит на его мысленный зов, посмотрел прямо в голубые глаза жутенького мальчишки, который стоял перед ним и повторил слова Билла: — Я хочу, чтобы ты забрал меня. Я хочу летать с тобой. До конца времён. Джорджи не поверил своим глазам — испуг на лице Пеннивайза был настолько явным, что мальчик сам напугался. Что он творит?! А вдруг это больно для Оно или опасно?! Все ощущения растворились в Мёртвых Огнях — а когда Джорджи снова смог осознать себя, он сам стал Мёртвыми Огнями, стал… Оно. Боли не было. Джорджи даже не успел ничего почувствовать — юное Оно отпустило его и мальчик сделал шаг назад, уже жалея о своем порыве. — Д-Джорджи… Билл Денбро, его обожаемый старший брат, стоял в дверях Штаба и глаза его были полны слёз — голубые светящиеся глаза Оно, начинающие желтеть. В один миг Джорджи узнал все его сокровенные мысли, все тайны, он сам стал Биллом. То же почувствовал и Билл — и Джорджи едва не закричал от отчаяния, от того, что брат теперь знает про него всё. Поглощенные своей болью, братья Денбро не смотрели на юное Оно, не видели ужаса в его глазах, поэтому пропустили удары, отбросившие их от Штаба. Джорджи ударился спиной о ствол дерева и на пару секунд потерял сознание от боли, а Билл, отлетев на дорогу, упал на неловко изогнутую руку и скорее услышал, чем почувствовал, хруст явно сломавшейся кости. Пеннивайза словно смела волна Тьмы. Джорджи уже видел ярость на морде Древнего Оно, и даже испытывал её последствия на своём теле. Но сейчас Старший был не разгневан — это была сама Смерть, и юное Оно было обречено. Старший подтащил Пеннивайза к своей страшной морде. Билл встал и побежал к Оно, но Джорджи понял, что брат не успеет — чудовищная пасть раскрылась, Старший сдавил юное Оно так, что даже Джорджи услышал хруст костей…и, неожиданно как — то по — женски ахнув, схватился за огромный живот. — Пенька, беги! — заорал Джорджи, первым сообразивший что случилось. Билл уже пытался оттащить юное Оно от своего страшного сородича, поэтому всё внимание уделял ему, а не Старшему, и пропустил тот момент, когда выражение на морде Древнего Оно стало откровенно изумлённым и…испуганным. Старший даже выпустил юного сородича из своей ужасной хватки, поглощённый тем, что с ним происходило. Оно откладывают яйца — капсулы, и для взрослой особи это несложное и даже приятное занятие, может быть, немного утомительное. Но Древнее Оно готовилось дать существование не маленьким Оно с Мёртвыми Огнями. Эти детёныши были зачаты от Самки — Матери, от самой Жизни, и никто, даже Она Сама, не знал, как Смерть справится с тем, чего не делал еще никто ни в одной Вселенной. Со стороны происходящее выглядело даже комично — гигантский паук шокированно смотрел на свою раздувшуюся тушку, под оболочкой которой явно угадывалось активное шевеление и вздрагивал от приступов боли, ещё плохо понимая, что с ним происходит. Билл пытался оттащить от Старшего не менее растерянного и испуганного Пеннивайза, который упрямо рвался назад, на ручки (а точнее, в лапы) своего ужасного сородича, явно не понимая, что Древнему Оно сейчас не до своего бестолкового детёныша. А высыпавшие из полуразрушенного Штаба Неудачники не могли понять, к кому кидаться — помогать Биллу, Джорджи или Древнему Оно, которое уже мяукало от боли, держась за свой огромный живот. — Мистер Грэй, вы только не волнуйтесь, все нормально! — завопил Ричи, и Древнее Оно повернуло морду к нему, явно нуждаясь хоть в каком — то утешении и поддержке, хоть бы и от презренной Еды. — Вы это…дышите ровно, вдох — выдох, сейчас родятся ваши дети и всё будет оки, зуб даю! Оно взревело с какой — то особой яростью и подняло одну из лап. — Ну…или не оки. — Ричи попятился, явно жалея, что вообще открыл рот. Неудачники застыли в ужасе, но Старший не ударил Ричи. Сообразив, что происходит, Он сцапал юное Оно и подтащил его к Своей морде. На невинный поцелуй это было похоже только пару мгновений. Замелькали вспышки Мёртвых Огней, и Неудачники поняли, что Старший решил сразу добраться до сути, не тратя драгоценного времени на пожирание тушки детёныша. Он просто пил Мёртвые Огни, и юное Оно не сопротивлялось. Пеннивайз даже прижался к существу, лишающему его существования. Быть может, это юное Оно и спасло. Старший, словно опомнившись, оторвался от поглощения Огоньков и не отшвырнул, а оттолкнул от Себя Младшего — осторожно, одним когтем на огромной лапе. Билл и Джорджи этого уже не видели. Последним, что почувствовали братья Денбро, была такая высасывающая и жуткая боль, словно они заживо распадались на частицы, истекающие силой и жизнью. Вспыхивали и гасли Мёртвые Огни — и братья Денбро утонули в разрывающей сознание боли, крича, но не слыша собственного крика.***
Смерть не может умереть. Самка — Мать не боялась, что погибнет Оно или Его детёныш, как и те детёныши, которые готовились начать своё существование. Она держала Сеть Своей Жизни над всеми, даже над неразумными братьями Денбро, так по — человечески отдавшими свою сущность ради иномирного детёныша Пожирателя Миров. Но Она чувствовала мучения Древнего Оно и мучилась ими, оплакивая их, как свои — ведь Жизнь и Смерть едины, и Её вина была в том, что Старший так рискнул собой, зачав от Неё живых детёнышей. Она с нежностью смотрела на Его лицо и Старший как никогда был…человечным, понимающим и принимающим неизбежное. Он не винил Её в Своей муке. Одра была благодарна Ему и за это. Когда появился первый детёныш — не в капсуле, уже сформировавшийся для существования! — - Древнее Оно когтем оттолкнуло Самку — Мать, как оттолкнуло ранее своего дефектного детёныша и Она оставила Его одного, уважая и принимая Его волю.***
— Ты это…не переживай так. — Ричи неуверенно улыбнулся юному Оно. — Твой па…э -э… Старший не умрёт, с ним Одра. Пеннивайз скосил на Ричи один глаз, но нервно грызть пальцы на мёртвой детской руке не перестал. Неудачники растерянно переглядывались, не зная, что делать в такой ситуации — в их многовековой памяти отсутствовал пункт «Как успокоить истерику иномирного детёныша, старшая особь которого занята особо мучительным способом самоубийства.» Большой Билл был спокоен. Его светящиеся серебристые глаза мерцали, иногда Билл пристально смотрел на младшего брата, но выражение его лица не изменилось даже тогда, когда юное Оно явилось всё в крови и со своей первой за долгое время, изгрызенной детской рукой. Джорджи реагировал живее. Когда стало ясно, что одной жертвы юному Оно мало, что его Голод даже не приглушен, младший Денбро велел ему Охотиться — столько, сколько нужно. Долго. Много… Жестоко. За себя, за Старшего…и за обоих братьев Денбро. Билл, прекрасный в своей хищной сути нечеловек, ничего не сказал на это ни брату, ни Пеннивайзу, и Неудачники впервые в жизни поняли, что ждёт человечество, существующее в мире с Пожирателями Миров. Охота. Безжалостная и бесчеловечная. Билл пока не пролил ни капли крови, но все понимали — если Пеннивайз остановится, старший Денбро продолжит Охоту. Потому что Оно никогда не сдаются.***
…Красное на белом. Нет, не красное — цветовая суть крови была едва ли не радужной, переливалась и сияла. Кровь. Сила. Жизнь. Беверли терпеливо переждала очередной приступ Голода и снова потрогала свои зубы: острые, длинные, белоснежные иглы. Она уже знала — внутри игл были крошечные отверстия, каналы, доставляющие пищу сразу в организм. Майк первым узнал это, попив из стакана обычный яблочный сок. Ощущение холодных сладких струек внутри зубов было так себе ощущением, и Неудачникам, чувствующим всё, как единый организм, пришла тогда в голову одна общая мысль — хорошо бы это была тёплая, густая жидкость. Например, тот же сок, но подогретый. Или молоко. Или…кровь. Как они решились на это? Неудачников теперь даже людьми назвать было нельзя — не люди, не игрушки Оно, недовампиры, отчаянно мучающиеся, старающиеся не думать об Охоте, не думать о терзающем их Голоде. Кем они стали? Мучениками, жертвенными агнцами для Черепахи? Какие глаза были у Пеннивайза, когда они все пришли к нему для Обряда! Испуганные, полные ужаса и…надежды? Равные, ну…почти равные Оно идеальные друзья, понимающие его Голод. Понимающие суть Оно, жаждущие крови вампиры, чьи Мёртвые Огни сияли так нечеловечески красиво, что слёзы на глаза наворачивались. Но ради юного Оно ли Неудачники отказались от своей человечности? Или ради братьев Денбро, как оказалось, терпящих лютую муку Голода? Или… Мы решились на это ради себя, подумала Беверли. Исключительно ради себя, чтобы не чувствовать себя больше виноватыми, чтобы не осуждать больше Большого Билла и его давно уже не «маленького братика», не осуждать Пеннивайза за кровь на его белой коже, чтобы…понять. Кого — себя, или Пожирателей Миров? Беверли не знала ответ. Никто не знал. Неудачники знали только, что они перешли черту, и плохо это было или очень плохо — не важно. Главное, они наконец — то почувствовали то, к чему много веков бессознательно стремились — покой. Равновесие в душе. Больше не надо было осуждать иной вид не — жизни, не надо было мучиться, должны они как представители своей расы уничтожить Оно или продолжать нянчиться с дефектным отродьем иномирного полубожества. Мучаясь от Голода, смущённо рассматривая друг друга и пока ещё пряча непривычные светящиеся глаза, они были, пожалуй, счастливы. Может, мы сошли с ума, думала Беверли. Может, это просто точка невозврата нашего общего безумия? Найдётся Охотник и на них, и они смиренно примут свою участь или будут сражаться за своё будущее, за своих…детёнышей?! Как ОНО. Кстати, о детёнышах. Беверли улыбнулась, подумав о полусотне маленьких полуживых Оно, которых произвело на свет (или во тьму?) Древнее Оно. Теперь детёныши не казались Беверли жуткими, как первые близнецы, которых она увидела — мяукающие пушистые шарики со светящимися глазками — бусинами. Эти детёныши порой до истеричного смеха напоминали юное Оно — такие же шустрые, бестолковые и ищущие приключений на свои крошечные попки детишки, мини — копии юного Пеннивайза, только менее человечные. Беверли их обожала. Да и все Неудачники в свободное время любили возиться с детёнышами, беря их себе сразу по пять — шесть штук. Древнее Оно не показывало этого, но все и так понимали, что великий Пожиратель Миров почти благодарен Неудачникам за то, что они освобождали Его от пищащих и вечно голодных малышей, высасывающих своего Создателя почти досуха. Неудачники хотели было вызвать из Лондона близнецов — Оно, но оставили эту идею — близнецы альтруизмом не отличались и могли помочь Старшему только в плане пожирания «лишних» детёнышей. Наблюдая за Старшим, Беверли первой поняла, чего в своё время не хватало юному Оно. Поняла, почему тогда, в водостоке, Голод пересилил желание иномирного детёныша просто поиграть с другим детёнышем, человеческим, в кораблики. Немного позже это поняли все Неудачники. Паучата не сосут свою мать; они появляются на свет крошечными хищниками, готовыми убивать. Но детёныши Смерти, зачатые от Жизни, нуждались и в Охоте, и в соках жизни и Смерти, поэтому Древнее Оно кормило их, совсем как животные кормят детёнышей, и к своему же удивлению, мечтая их сожрать, терпело — возможно, испытывая пределы своей выносливости…или испытывая своего рода удовольствие. Детёнышам пока хватало этого. Они не особо рвались убивать, скорее играя в Охоту, чем Охотясь, в основном на крыс, Неудачников и на Пеньку, от которого маленькие Оно были в эйфории. Пеннивайз со своей стороны был далеко не в восторге от кучи сородичей, которые имели то, чего у него никогда не было — кучу нянек, особое внимание Старшего и Одры и…терпение Древнего Оно. Этим детёнышам позволялось то, за что юное Оно в своё время расплачивалось укусами, ударами и сломанными конечностями, и уж тем более никто не кормил дефектного детёныша соками Смерти, по — кошачьи мурча и перебирая лапами от приятных ощущений. У Пеннивайза не было детства — ни человеческого, ни иномирного. И пусть он был Охотником — Неудачники понимали, что созданный почти по образу и подобию Еды детёныш имел право быть самим собой, а не запасным вариантом для размножения. Юное Оно охотилось с одержимостью — восстанавливало Мёртвые Огни, выпитые Старшим. Охота выжигала в нём часть ярости и тоски, но не могла выжечь всё, и Неудачники мучились вместе с ним, не зная, как помочь. Они могли быть няньками (не очень хорошими), но Юное Оно ревновало Старшего не к ним и не в их участии нуждалось, да и сами Неудачники понимали, что подросший Пожиратель Миров им «не по зубам». Эдди Каспбрак, правда, сходил за помощью к Малышу, за что получил весомый подзатыльник от взбешённого Денниса Залевски и услышал много новых ругательств. Почти рыдающего Малыша Деннис впихнул в зал к жене, хлопнул дверью так, что на Эдди штукатурка посыпалась и запер дверь на ключ; где — то в глубинах дома заплакал младенец, к нему присоединились мольбы Малыша выпустить его (для мучительного способа покончить с собой, разумеется), и Каспбрак поспешно удалился, уже понимая, что совершил ошибку. Неудачники, знающие о провале, не стали смущать Эдди и сделали вид, будто ничего не произошло, но в глубине души все пали духом. Пока что им в голову пришла только идея обратиться к Авери Диксону, мальчику с невероятной мощью Сияния; но Большой Билл молчал, упрямо стискивая губы, и Неудачники не посмели обратиться за помощью против его воли.***
Деннис Залевски, угрюмо смотря перед собой и мысленно ругая Неудачников, их бестолкового иномирного чудика и его явно умственно ограниченного Создателя, шел за Малышом и удивлялся сам себе; не прошло и часа после известных событий, в течении которого он, Залевски, клятвенно заверял Малыша в том, что тот больше никогда не подойдёт к Неудачникам и вообще не выйдет больше из дома. Малыш покорно согласился не подходить к Неудачникам, но попросил разрешения навестить какого — то Авери Диксона, и Залевски от неожиданности согласился на это. И вот он идет за своим обожаемым найдёнышем к неизвестному пока парню, Малыш весь сияет от радости, а он, Деннис, пытается понять, опять его развели или Грей поумнел и решил оставить геройство и спасение мира другим особо желающим поскорее умереть. Впрочем, Залевски мучился сомнениями недолго. Увидев чудо — мальчика Авери Диксона, десятилетнего ребёнка с самоуверенно вздёрнутым носом и сияющими глазами, он с чувством выругался, схватил Малыша за руку и потащил его домой, кипя от ярости и испытывая сильное желание наподдать найдёнышу в первую очередь за проснувшееся умение лукавить. Малыш вырваться не пытался — он покорно позволял Деннису тащить себя, но в глазах его, полускрытых ресницами, была радость — Грей успел дотронуться до Авери и передать ему свою просьбу. Авери Диксон, проводив взглядом детёныша своего Огонька и его забавного человека, улыбнулся. Просьба была необычной, даже очень необычной, но он охотно дал согласие исполнить её — ради Огонька, и…может, ради самого себя, потому что он, Авери, мог сделать чудо…а Билл Денбро — нет. Разговор Авери и Древнего Оно был насыщенным для обеих сторон. Старший удивился желанию этого Сияющего детёныша помочь, и согласился на его условия, но положительный ответ дал вовсе не из любви к Младшему. Он заинтересовался в исходе событий и поддержал своё новое развлечение, не более того, как Ему казалось. Авери же, возвращаясь в Институт, думал о том, что этот чудовищный иномирный Паук будет очень удивлён грядущими событиями…и сущностью своей роли в них.***
Неудачники наблюдали за Пеннивайзом с растущей тревогой. Юное Оно Охоту не забросило, но потеряло к ней интерес, кормясь, скорее, вынужденно, чем по желанию. Что — то его отвлекло — настолько сильно, что Неудачники в который раз почувствовали себя брошенными. Пеннивайз где — то пропадал, возвращался ненадолго, снова пропадал, и, казалось, совсем перестал интересоваться и Старшим, и ненавистными живыми детёнышами, и собственными переживаниями. Один раз он появился с весёленьким розовым воздушным шариком и небрежно вручил его Бев, заставив её похолодеть от ужаса. Девочка решила, что Пеннивайз заболел, поэтому и шарик розовый. Но шарик оказался самым обыкновенным, и Неудачники растерялись ещё больше — такое поведение юного Оно было для них новым и непонятным. Майк Хэнлон следил за юным Оно пару ночей и вернулся к ребятам с шокирующим объяснением — у Пеннивайза появилась девушка. Красивая, темноволосая, синеглазая и щебечущая, как птичка. Большего никто узнать не смог — не то юное Оно и незнакомка знали, что за ними следят, не то и правда они только ворковали и смеялись всё время.***
Беверли первой познакомилась с загадочной девушкой юного Оно спустя неделю после слов Майка. Она одна не выслеживала «парочку», считая такое поведение недостойным для себя. Бев, набравшись смелости для разговора, мысленно позвала Пеннивайза, и нашла его по Зову в развалинах Старого Дерри. Таинственная девушка была рядом с ним, сидела на камне возле обломков двухэтажного дома. Её каштанового цвета волосы были уложены волосок к волоску в сложную причёску, большие синие глаза сияли, алые губы улыбались. Костюм незнакомки был синего цвета — клетчатый «английский» костюм, строгостью линий похожий на униформу. Впрочем, «униформа» «сидела» идеально, словно костюм шили именно для неё. Беверли изумила странноватая белая блузка с пуговицами, почти закрывающая воротником шею девушки и её простые синие «лодочки» на каблуках, но девочка признала, что незнакомка чудо как хороша — пожалуй, она была красивее даже неё, Беверли Марш, первой красавицы Дерри. Пеннивайз ловил в обломках мышь, явно наслаждаясь происходящим и находясь в отличном настроении. — Здравствуй, Беверли. — Незнакомка легко спрыгнула с камня и протянула девочке узкую ладонь. — Пенни рассказывал о тебе много хорошего и я рада возможности познакомиться с такой милой, доброй и умной девочкой. «Пенни?!» — Зд.равствуйте. — Бев пожала протянутую ладонь и на миг ей стало нехорошо — словно незнакомка вытянула из её лёгких весь воздух. Неприятное ощущение тут же прошло, и на Беверли снизошёл покой. Девушка пахла чистотой, новой тканью, чем — то сладким и свежим, пальцы её были ровными и тёплыми, а ногти — прохладными и короткими. — Вы не сказали своё имя. Отпускать руку незнакомки не хотелось. Беверли испытала сильное желание прижаться к девушке, вдохнуть её запах глубже и долго сидеть так, в покое, не шевелясь. — О?.. Мэри. — Мэри, она как попкорн — хлоп, хлоп! — пояснил издалека Пеннивайз. — Пенни, — холодно сказала Мэри, не повышая голоса. — Как ты себя ведёшь? Подойди и поздоровайся с Беверли, и не забудь угостить её. Юное Оно тут же материализовалось рядом, растянуло улыбку от уха до уха и протянуло девочке окровавленную мышь. — Приве-ет, Беверли. Хочешь корми -иться?) Беверли очень хотела «кормиться», и несчастная мышь стала последней каплей — Мэри едва успела подхватить обмякшее тело девочки, потерявшей сознание. — Бедное измученное дитя. Ты не говорил, Пенни, что твои игрушки заиграны до предела. Голод убивает её. Пеннивайз пожал плечами (очередная пуговица сорвалась с его рубашки и исчезла в никуда) и довольно равнодушно проследил, как Мэри укладывает девочку на ложе из травы и диких цветов. Глаза его начали терять свою голубизну и желтеть. — Последний раз на сегодня. — девушка, не вставая, стала расстёгивать пуговицы на воротнике своей белоснежной блузки. Юное Оно невольно улыбнулось — синие глаза Мэри, не смотря на её озабоченность здоровьем Беверли, смеялись, и Пеннивайз протянул к ней руки, заключая и её, и себя в кокон темноты.***
К своему изумлению, Беверли пришла в себя почти не чувствуя Голода. Желудок был явно чем — то заполнен, но девочка решила пока не думать, чем. Гораздо больше её интересовал разговор Пеннивайза и Мэри — Бев стала прислушиваться, стараясь ничем не показать, что уже очнулась от обморока. Больше всего её удивило то, что юное Оно, побаивающееся самок всех рас, с этой девушкой вело себя свободно, тянулось к ней. Беверли даже почувствовала ревность — всё же Пеннивайз принадлежал Неудачникам — и ей тут же стало стыдно за такие мысли. Но тень обиды осталась. Это для неё, Беверли, танцевало юное Оно свой любовный танец, это ему она дарила свои невинные поцелуи, это её Пеннивайз…любил. Став Оно, Беверли стала почти равной Пожирателям Миров. Так почему все желания и устремления Пеннивайза относились теперь к этой красивой и очень странной девушке, Мэри, а она, Беверли, словно отошла на второй план? — Джорджи? — О, я знала как — то одного малыша с таким именем. Возможно, ты и прав, Пенни — вкуснее ребёнка я не встречала. Хотелось бы мне навестить его ещё раз, посмотреть на него, насытиться им, но ветер дует в другую сторону, а у меня свои принципы. — Мэри вздохнула. Бев не поверила своим ушам. Что значит «насытиться им»?! Пеннивайз сказал что — то и Мэри рассмеялась — нежно и задорно, так по — настоящему, что даже Беверли не смогла сдержать улыбку. — Ты милый, Пенни, но нет. Твой Джорджи — Оно, а я предпочитаю обыкновенных детей…к тому же, обожающих меня, а не кого — то ещё. Кстати, наша подруга уже пришла в себя. Девушка подошла к Бев и помогла девочке встать, легко, как пушинку подняв её с цветочного ложа. — Тебе лучше, милая? — участливо спросила Мэри и Бев смутилась от того, что собиралась сказать. Нелегко бросать в лицо обвинения тому, кто добр с тобой. — Да. Я хотела спросить…что вы имели в виду, когда говорили о том, что Джорджи вкусный и что вы хотели бы выпить его? — Если бы ты не подслушивала, тебе не было бы сейчас так некомфортно, Беверли. — Мэри погрозила ей пальцем и глаза её лукаво блестнули. — Что я имела в виду, то я и сказала, дорогая моя. Я люблю детей и иногда борюсь с желанием съесть их. Буквально проглотить целиком. Бев вздрогнула и какой — то сладкий ужас стал подниматься в ней, но Мэри, решив, видимо, что хватит с неё, пояснила: — Беверли, я няня и мне положено ненормально любить детей. Разве твоя мама не говорила тебе никогда, что скушала бы тебя, такую сладенькую малышку? Девочка облегчённо улыбнулась. Няня, вот оно что. Наверное, Одра её наняла, зная, что Пеннивайзу понадобится особое внимание после того, как Старший родит детёнышей. — Хочешь шарик, Беверли? Девочка едва не вскрикнула от изумления, но тут же покраснела — Мэри и правда держала в руке шарик, но это был обыкновенный голубой воздушный шарик, а не жуткий кровавый шар Оно. — Спасибо. — Девочка взяла шарик, подсознательно ожидая, что он лопнет и забрызгает её кровью, но ничего не случилось — веревка у шарика была самая обыкновенная, завязанная у основания шарика бантом. — Возьми — ка. — Мэри вручила Бев пакетик конфет и погладила её по плечу — Ешь, когда тебе станет нехорошо. Они прекрасно утоляют голод. — Спасибо за подарки. — Беверли мысленно выругала себя за истеричность. Ну что такое, почему слово «голод» она услышала так, будто Мэри специально выделила его произношением? Она странная, да, но она няня, её наняла Одра и Пеннивайзу действительно стало лучше после её появления. — Я пойду. — До свидания, Беверли. — Мэри ласково улыбнулась. — Приходи ко мне когда захочешь, и приводи своих друзей. Во мне всем найдётся место. — До свидания, Мэри. — девочка посмотрела на Пеннивайза и невольно подумала, даёт ли Мэри ему эти волшебные конфетки, утоляющие голод. Нет, не так, она сказала «Голод», да очнись ты глупая дура, что — то здесь не то, ты же чувствуешь это, Оно невозможно обмануть, очнись, Бев, это морок! Какая чушь. Девочка вернулась в Штаб совершенно спокойная и довольная, поделилась с Неудачниками конфетами и рассказала о том, что красавица Мэри не девушка Пеннивайза, а няня, нанятая для него Одрой, что она милая и добрая и что хорошо бы завтра всем вместе навестить её. Стэн посмотрел на девочку встревоженно, конфет есть не стал, но от прогулки в развалины Старого Дерри не отказался. Остальные Неудачники были в восторге от конфет, поэтому предложение девочки приняли с ликованием.***
Через пару недель Неудачники уже не верили, что раньше обходились без Мэри. Она была всем — их настроением, погодой, играми, она учила их жизни и развлекала, она знала всё и засыпала Неудачников фактами и доказательствами того, чего существовать не могло. Про Голод все забыли — Мэри готовила им совершенно фантастическую еду. Что она добавляла туда, никто не знал — но у какого американского мальчишки или девчонки не найдётся жевачки или остатков печенья в карманах? Попкорн, цветы, трава, лимонад, вчерашние корки хлеба, недоеденная кукуруза — Мэри все это превращала в амброзию. С приехавшими из Лондона близнецами (прибывшими не без тайной мысли покормиться небывалой Едой, своими живыми сородичами) Мэри разобралась за пару минут — после общения с ней близнецы дружно взялись помогать Старшему с детёнышами, изумив этим не только Самку — Мать, но и самих себя. Мэри даже помогла Люку Эвансу стать опять человеком, волшебным образом уговорив его — чудо, на которое уже никто и не надеялся. Как волшебная стирательная резинка, она стирала из жизни горести, проблемы и беды Неудачников. Зависть, ревность, тоска, обиды — все забыли, что это такое. Каждый день с Мэри был наполнен смыслом, каждый час был ярким и незабываемым, каждая минута не пролетала, а навсегда впечатывалась в их память. Возможно, это было лучшее лето Неудачников в их многочисленных воплощениях. Но ничто не длится вечно. Ветер переменился. Потянуло холодом, свежестью и грустью. Мэри стала собираться в дорогу. Как ни уговаривали Неудачники её остаться, Мэри только качала головой — пора. Прощание было тяжелым. Даже близнецам было не по себе. Пеннивайз убежал в развалины — не то плакать, не то Охотой выжигать свою печаль. На вопрос, вернётся ли она, Мэри твёрдо сказала «да». Всем показалось правильным то, что девушка отправилась в развалины Старого Дерри, прощаться с Пеннивайзом. — Как хорошо, что вы наняли Мэри! — сказала Беверли Самке — Матери Одре, когда Мэри ушла. — Я не нанимала её. — Одра вздохнула, и посмотрев в расширившиеся от изумления глаза девочки, улыбнулась. — Иди, дитя. Иди за ней. Утоли свой Голод.***
Мэри была там же, где Беверли встретила её первый раз — сидела на камне возле развалин дома. Вот только выглядела она необычно. Сначала Беверли показалось, что Мэри плохо — девушка сидела запрокинув голову и опираясь руками на камень, а всегда наглухо застёгнутый её воротник был почти содран с её шеи и висел на одной полоске ткани. Она была окутана сиянием Мёртвых Огоньков, и только привыкнув к нему Бев обнаружила, что у Мэри открыта ещё и грудь — красивая, крепкая, идеальной формы. Так вот как кормилось всё это время юное Оно. Девочка сама не заметила, что плачет, пока Мэри не подошла к ней и не погладила её по щеке — своей прекрасной белой ладошкой с многосуставчатыми пальцами. Глаза её светились Мёртвым Светом, но были печальными и до жути человечными. — Ему так нужна была няня. Всем вам нужна была. — Мы больше тебя не увидим, не так ли? Ты солгала, сказав, что вернёшься, мороки не возвращаются! Девочка подняла голову и её ярость тут же утихла — Мэри тоже плакала. — Через двадцать пять лет, Беверли. Когда ветер…переменится. — Но мы… — Станете взрослыми. — кивнула Мэри. — И вы не вспомните обо мне ни разу за эти двадцать пять лет. — Мэри. — простонала Беверли. — Мэри, как попкорн.* Ты ведь не останешься, даже если мы все будем просить? — Я не могу, Беверли. Ты же знаешь, что такое цикл Сна Оно. Мэри подняла руку и Беверли увидела, как из её пальца растёт нить — шарик был на этот раз зелёный, с надписью «До свидания, Беверли». Мэри оборвала нить и протянула его девочке — обыкновенный с виду шарик, с бантом у основания. — Проводишь меня? — Мэри легко взлетела и Беверли почувствовала, что и её ноги оторвались от земли. Ветер подхватил их и понес, и осушил слёзы на щеках. И девочка поняла, что не ветер это а Время — и что она теперь может управлять Временем как захочет. — До свидания! — тихо сказала девочка, но Мэри услышала её и улыбнулась, прежде чем исчезнуть. Беверли, не отпуская шарика, опустилась на землю, вернулась к Неудачникам и на их тревожные расспросы сказала только: — Она вернётся, когда ветер переменится.***
Деннис Залевски хотел придраться к Малышу и не мог — найдёныш больше не рвался спасать мир и своего бестолкового Создателя, сидел рядом на диване, невинно глядя большими голубыми глазами и даже, кажется, еле слышно мурлыкал от удовольствия, когда Деннис обнимал его за плечи. В конце — концов Деннис оттаял и расслабился — высказав Малышу ещё раз все свои претензии и запретив ему всё, что можно было запретить, Деннис почувствовал посчти счастье от того, что всё вроде бы наладилось. Надолго ли — он уже не загадывал.***
Авери Диксон испытал странные чувства — не было ликования победы над Неудачниками, но была радость от того, что его Сияние помогло не только его Огоньку, но и многим людям и существам (насчёт Люка Эванса он всё равно поговорит с Огоньком). Древнее Оно Авери очень удивило — и тем, как себя повело, и…человечностью того, что оно потом сделало. А насчёт морока мальчик не беспокоился — Старший вложил в Мэри столько Себя, что она стала личностью. И он знал, что Мэри вернётся и будет существовать до тех пор, пока существует мир.***
Люк Эванс горько пожалел о том, что стал человеком. Но он помнил прекрасную девушку с синими глазами и нежной улыбкой и в будущем обрёк себя на вечные поиски недостижимого идеала — откуда же ему было знать, кем была его первая любовь?***
Охота не помогла. Пеннивайзу было уже всё равно, отшвырнёт его Старший или сожрёт, будут близнецы издеваться над ним или нет. Он устал плакать в одиночестве, устал злиться и хотеть на ручки. Когда он влетел в Логово и кинулся Старшему на шею, Древнее Оно не укусило его и не ударило, а обняло всеми лапами, стяхнув с себя кормящихся детёнышей. Близнецы переглянулись, быстро собрали пищащих малышей и утащили их подальше, мудро решив проявить доброту по отношению к Пеннивайзу (рассчитывая дополучить своё после того, как дефектный сородич успокоится) А когда Пеннивайз затих, Старший поднял лапу и создал воздушный шарик — жёлого цвета, обыкновенный с виду шарик с бантом у основания.