Спаси меня, Грейнджер

      На бледном, хмуром лице до определенного момента нельзя было прочесть ни единой эмоции, то ли потому что сам блондин, даже находясь в таком беспомощном состоянии, не желал терять образ аристократа, то ли сил не хватало даже на такую малость. Вспышка боли поразила слишком неожиданно: сначала это были лёгкие покалывания в области груди, заставляющие молодого человека неслышно вздрагивать и на секунду морщить лоб, но постепенно неприятные ощущения всё усиливались, становясь нетерпимыми; сердцебиение участилось, что было видно на кардиограмме, а появившаяся морщина на лбу стала ещё отчётливее в компании с зажмуренными глазами.       Чуть слышный хрип заставил вздрогнуть Гермиону, подсаживаясь на стуле ближе, чтобы взять парня за руку. Как только маленькая ладонь сжала пальцы, Малфой, почувствовав касание, слегка успокоился и смог медленно разлепить глаза.       Слишком ярко. Светящие для молодого человека лампы, будто с огромной силой света ударили в глаза, заставляя снова зажмуриться.       «Кто только додумался их включить? — поинтересовался молодой человек у своего внутреннего голоса, снова вздрагивая от нового приступа покалываний. — Когда же это, мать твою, закончится?»       Вторая попытка не была столь провальной, нежели первая, но, собственно — первый блин всегда комом. Сначала в глазах не было ничего, кроме яркого белого света, и молодой парень на секунду подумал, а не в рай ли он попал? А если и в рай, то какого черта тут так светло? Или Мерлин решил устроить вечеринку в белых тонах? Но спустя какое-то время зрение потихоньку стало восстанавливаться, а предметы становиться чётче и обретать форму. Слегка склонив голову набок, что тоже далось ему не так-то просто, он увидел внимательно наблюдающую за его действиями Гермиону, что держала его за руку, поглаживая холодную кожу обжигающими пальцами.       Он попытался что-то сказать, но было чертовски сложно сконцентрироваться на речи. Так что он попросту постарался как можно аккуратнее повернуть голову, дабы осмотреться. Всё та же палата, в которой он был, кажется, несколько минут назад, и вел слишком странные диалоги с непонятно откуда взявшимся незнакомцем, что уговаривал его перейти на «ту» сторону и остаться в «лучшем мире».       Так почему же, собственно, он выбрал неведение и всего несколько человек, что есть у него здесь, один из которых не шибко уж и готов верить его словам, а второй, точнее, вторая являлась… кем она ему, кстати, являлась? Кроме начальника и предмета воздыхания… Так. Погодите-ка.       Нет.       Просто начальника. Ну если быть честным с самим собой, то она очень неплоха собой. Бля.       «А как же ваш страстный поцелуй и желание заняться сексом прямо на том диване? — подначивал внутренний голос, откровенно насмехаясь, — Или ты хочешь сказать, что никогда и не желал коснуться снова её губ? А?».       Замолчи. Замолчи. Замолчи.       Нужно вернуться к основному вопросу. С чего вообще начались все последующие споры между собой и внутренним голосом? Ах, точно. Так вот. Почему он остался? Ведь он действительно мог попасть в так называемый «лучший мир», остаться там, с матерью и поддержкой, но… Зачем?       То время, что он находился в своей кухне, в луже крови, которая пропитала всю его рубашку, совершенно не способный пошевелиться или сказать слово, дотянуться до совсем рядом лежащего телефона, Малфой понял. Понял одну очень важную вещь, которую он не мог осознать на протяжении практически всей своей якобы осознанной жизни. Он понял, что действительно нуждается в способности дышать, ходить, двигаться, ощущать. Ощущать что-то кроме той проникновенной боли, что пронзила его живот, пока окровавленное орудие убийства медленно, но верно падало вниз словно в замедленной съёмке, ударяясь о ламинат с тихим звуком. В тот момент, когда он падал на пол, когда острие вошло в его живот, он слишком поздно додумался. Осознал. Будто Малфой всю жизнь находился под водой и в один момент наконец-таки вынырнул. Вдохнул свежий воздух. Драко не хочет умирать. Не хочет стоять в белой палате, в невозможности контролировать свои действия, оставаясь лишь призраком. Тенью, не более.       Он переместился в свою прошлую жизнь, там, в магическом Лондоне, окруженный деньгами, домом, купленным на свои деньги, всегда с дорогими шмотками, «верными» друзьями, он не жил. Он не был счастливым человеком. Когда он выплевывал свою кровь, зажимая ту ошибку, что могла привести его к неминуемой гибели, он по-настоящему возненавидел себя за то, что тратил свою жизнь напрасно. На развлечения, секс, алкоголь, сигареты. На юность, что он провел в аристократическом кругу, не имея друзей, подчиняясь Темному Лорду, слепо веря отцу, что твердил: «Это всё для нашего блага, сын мой». На невозможность общения с интересными людьми, на статус крови, что «так важен», на злость, что исходила из него, на зависть к Гарри Поттеру, у которого есть всё, чего нет у него.       И Драко резко нашел ответ, зачем он здесь. Даже вовсе не из-за проклятия или отравы зельем, что кто-то подлил ему, нет. Не поэтому, это второстепенная причина. Он здесь, потому что только тут он уязвим, только тут совершенно беспомощен и не сможет найти выход, если не обратится за помощью к другим. Если не обретёт стимул вернуться обратно. Потому что судьба решила показать ему, что не всё в этой жизни просто и решаемо одним только: «мой отец узнает об этом» или внушительном имуществом. Она решила проучить его.       Блондин выплыл из того озера, в котором находился. В котором тонул. Он выплыл на берег осознания и теперь, полный надежды на своё спасение и веру в себя, Малфой наконец может дышать спокойно.       Может видеть, чувствовать, жить.