В традициях жанра

По кабинету стелет дымкой сигаретный смог. Вьется клубами под потолком, разбиваясь о лопасти еле движущегося вентилятора. За окном громыхает дождем и всполохами молний. Тянет сыростью и едва ощутимым морозом по коже. Детектив Имаеши все не разберет, от чего это колючее чувство ведет по спине мурашками: то ли от разгулявшейся непогоды, то ли от взгляда сидящего напротив главаря банды Додзин-кай. Взгляд прямой, спокойный, рассудительный. Для члена преступной организации, сидящего в полицейском участке, пусть даже и без наручников — только пока — Итте выглядит слишком расслабленно, и Имаеши явно не нравится такой расклад дел. — Сколько крови на твоих руках? — детектив зажимает фильтр сигареты зубами, глотая никотиновый дым. — Как ты спишь с этим? — Спокойно, — голос Итте вкрадчивый, бархатистый, с едва уловимыми нотками хрипотцы, — чего мне думать о мертвых, когда живые ходят по земле? На моих руках много крови, я не спорю, — он отводит руки подальше от лица и смотрит на них, внимательно, будто вспоминания каждое имя убитого, — но крови этих ребят на моих руках нет. — Хватит врать! — Имаеши стучит кулаком по столу ровно в тот момент, как за окном разрывается всполох грома, — ваших людей видели на месте преступления! И эти территории под вашим влиянием! — Детектив нервно тушит остатки сигареты, брезгливо отодвигая пепельницу от себя. Имаеши откидывается на стул, и тот скрипит ножками по кафелю, неприятно вспарывая перепонки. — Назови имена! — Какие имена, Ойкава? Эта фраза через две реплики! — Куроо устало выдыхает и обреченно валится головой на стол. Совершенно несложная диалоговая сцена превратилась в сущий кошмар на пять дублей. — Стоп камера! Макки, поправь свет, тени на лице кривые, — Дайчи в кресле режиссера всегда выглядит внушительно, хотя в Киноакадемии Тетсуро до последнего не верил, что этот парень станет когда-нибудь режиссером. Но вот он в режиссерском кресле, а Куроо на площадке играет очередного плохиша, и это уже не просто студенческая работа, а целый полнометражный фильм. Детектив! Детективов в его фильмографии, кстати, еще не было. — Бо, возьми чуть крупнее Ойкаву. — Не надо крупнее! У меня жуткие мешки под глазами! — Тоору подпрыгивает на стуле и вертится, вероятно, в поисках Яку, — Мори-чан! — Бинго. — Ойкава, — Куроо понижает голос на пару тонов, придвигаясь к Тоору, — будешь называть Яку «Мори», он тебе ни только мешки не уберет, но и лишний фингал нарисует, а, может, и поставит, он у нас очень ранимый гример. — И с очень хорошим слухом, — Тетсуро получает какой-то очередной кисточкой по лбу и морщится, чувствуя на носу осыпавшуюся пудру. — Перестань трогать лицо во время игры, что за дурная привычка? Вечно грим смазываешь. — Яку — самый ворчливый гример из всех, с которыми приходилось работать Куроо, но он даже по-своему забавный, когда не клянется убить тебя одной из своих кистей. — Дайчи, дай перерыв на пять минут? — Тетсу устало потягивается на стуле, разминая затекшую спину, — этот урод так смачно курит, что я тоже захотел. — Ойкава, повтори диалог, сбиваешься на одном и том же, — Савамура кивает Куроо, мол, вали, пока я добрый, — и добавь чуть больше раздражения в голосе. Куроо дважды повторять не нужно. Он медленно поднимается со стула, слишком низкого для его роста, и разминает ноги. Взгляд в толпе быстро находит Котаро, маякующего бровями, что он не против составить компанию в перекуре. Бокуто — отличный оператор, Куроо даже сказал бы — лучший, с кем ему приходилось работать. Они познакомились еще лет десять назад, когда Тетсуро только дебютировал как актер в одной любовной дорамке. Бо тогда был помощником оператора. Они довольно быстро нашли общий язык на почве начинающейся карьеры и любви к безбашенным выходкам. За эту самую «любовь» их, кстати, обычно недолюбливала вся съемочная группа. — Бро, ты был крут, такой плохой парень, весь из себя крутой якудза, — Бокуто накидывает на плечи фирменную куртку студии и роется в карманах, выискивая пачку, — жаль я снимаю Ойкаву, а не тебя в этой сцене. — Главную камеру ставят на ведущего актера в сцене, ты же знаешь, — Тетсуро задерживает взгляд на секунду — лишь на одну, не больше — на новеньком ассистенте, пришедшим на смену Тобио. Его почему-то с самого утра цепляет этот сосредоточенный взгляд и кончики обесцвеченных волос почти у самых плеч. — Хотя я ожидал от его игры большего. Все так нахваливали его способности. — Ему типа время нужно, чтобы разыграться, — Бо быстро подкуривает, пряча руки в карманы. С улицы тянет февральской свежестью, озябшей и продрогшей. — Я работал с ним года два назад. Он правда хорош. — Неделю уже снимаем, сколько можно разыгрываться? — Куроо неуютно пожимает плечами под накинутым пальто. Холода в этом году затянулись. Скоро ведь март. Он делает первую затяжку — голова идет кругом. — Может, черная полоса? Слышал, его предыдущий фильм провалился по кассовым, — Бокуто здесь, но глазами стреляет куда-то в сторону, так настойчиво, что только слепой этого не заметит. Куроо следит за его взглядом и натыкается на макушку завитков восходящей звезды этого сезона. — Да и с той актрисой он недавно расстался. Вот же скандал был. — Что у тебя с Кейджи? — Бокуто аж вздергивается, и, кажется, бледнеет, перестает дышать и чуть не роняет сигарету из губ. — Ооо, так у нас новая любовь? — И ничего не любовь! Просто внешность у него очень кинематографичная! Я оцениваю его, как оператор, ясно? — Бокуто не умеет врать. Заливается краской, как старшеклассник на первом свидании, и что-то пыхтит под нос. — Пасмурно, Бо, — Тетсу щелкает его пальцами по носу и докуривает сигарету, — на улице пасмурно. Как и в моем сердце, когда ты меня обманываешь. Пойдем. — И не говори никому! — Котаро нервно выкидывает сигарету в урну. — И вот почему ты с такими способностями детектива не играешь? Слышь? С кем разговариваю! Куроо отмахивается, скидывает пальто, возвращая его одному из менеджеров. На площадке, под светом прожекторов, торчит Ойкава, нависая над сценарием почти вплотную. Может, кто-нибудь подарит ему все-таки очки? Он же ни черта не видит. Сейчас сцена допроса Имаеши Итте, затем сцена драки в участке, — Куроо пробегается глазами по площадке, выискивая своего дублера; Тендо должен очень зрелищно разбить собой окно, — затем… а что затем? — Эй, Тсукки, где Ямагучи? — Зачем он тебе? — Кей не отрывает взгляда от видоискателя, просматривая отснятые кадры, — ты иногда в камеру смотришь, кстати. Тоже мне, профессионал. — Хотел уточнить по сценам, — Куроо задирает голову к прожекторам и машет скучающему Макки, — камера неудобно расположена. Я смотрю на Ойкаву по сценарию, а получается, что в камеру. Может, точку сменить? — Тсукишима игнорирует. Впрочем, это привычно. Пять минут, кажется, уже прошли, но Дайчи не спешит начинать съемку. Тетсу заваливается в свое кресло и зевает. Он десятый год в актерстве, но ни разу не играл в детективах. Они всегда казались ему скучными, потому что убийца известен заранее всей съемочной группе. Никакого саспенса, никакой интриги. Взгляд снова натыкается на нового ассистента. Как его зовут-то? К… Кек… Кенма? Кенма не похож на большинство ассистентов. Те обычно горят одной идеей нахождения на съемочной площадке, а этот кажется равнодушным. Будто его сюда насильно затащили. Кенма о чем-то говорит с Кейджи, и Тетсуро не может оторвать глаз от чужих губ. — Народ, начинаем! — Дайчи хлопает в ладоши, приводя съемочную группу в боевую готовность, — давайте расправимся с этим диалогом за один дубль! Куроо думает: с удовольствием. — Сцена десятая. Дубль шестой. — После щелчка хлопушки на площадке повисает тишина. — Камера. Мотор. Начали!

***

Иваизуми, свесив голову на бок, пустым взглядом пялится на завешанную фотографиями доску, уже, кажется, минут пять. Матсукава уверен, что этот засранец уснул, и теперь ему самому разбираться с этой кипой отчетов. Иссей устало трет лоб и зевает во весь рот. Главный убойный отдел района Тюо вторую неделю зашивается, принимая самое активное участие в разборках между уличными бандами. Точнее, как участие: эти придурки наразбираются между собой, а им потом разгребай трупы за ними. Казалось бы, этим делом должен заниматься отдел по организованной преступности, но поди докажи сначала, что это действительно дело рук уличных банд, а не какого-нибудь психа, заполучившего нелицензионный ствол и палящего по ночам по всем запоздалым. В общем, либо отдел ОП халявит, сваливая свою работу на других, либо в Тюо завелся новый мститель, будто и без него дел нет. — Иваизуми, — Хаджиме не подает признаков жизни, — вали за кофе, твоя очередь. — Слушай, Маттс, я настолько хочу спать, что начинаю видеть нить во всех этих преступлениях. — Ладно, сам схожу, — Матсукава отрывает спину от стула, потягивается, чувствуя, как приятно ходят позвонки в позвоночнике. — Поспи полчаса что-ли, а то еще убийство Кеннеди раскроешь. — Без шуток, — Хаджиме наконец отлипает от доски и разминает плечи, — помнишь первое убийство в тупике Гиндзы? Там было три трупа. Ровно через неделю, возле Цукидзи — так же три трупа. И смерть наступила примерно в одно и тоже время. А что если мы имеем дело с маньяком-символистом? И на всех этих телах есть подсказки… — Иваизуми, поспи. Я за кофе. — Иссею тяжело видеть, как его друг сходит с ума. Улица сутулится под натиском холодных ветров с залива. Моросит дождем и февралит простудой в горле. Маттсун кутает в теплый шарф шею, а под капюшоном прячет зудящую головную боль. Уже третий день он обещает себе лечь спать как только вернется домой, но какие-то вечные дела мешают ему уйти с работы раньше девяти вечера. Кофе из соседнего ларька приятно мажет по носу горьковатым паром — не бодрит ни черта, но неплохо согревает — хорошо бы закурить, но Иссей бросил полгода назад. Но иногда все равно тянет рукой в карман, особенно после таких непонятных дел и таких невозможных дней. Убойный редко жалуется на скуку, скорее, он по ней часто скучает. Не хватает бессмысленных и ленивых дней, когда игра в дартс всем отделом — единственное развлечение, хотя все заведомо знают, что Иваизуми выиграет. И откуда у него такой меткий прицел? Матсукава задирает голову вверх. Небо такое серое, что, кажется, вот-вот пойдет снег, хотя откуда ему взяться в Токио в феврале? На улице свежо, и возвращаться в душные коридоры участка совсем не хочется, а печатать отчеты с мест происшествия — и подавно. Надо было послушать мать и заниматься дальше фотографией, а не торчать пять лет на юридическом. Может сейчас давал бы выставку где-нибудь в Милане, греясь на песчаных пляжах Италии, а не стоял под серым небом Японии с мешком нераскрытых дел. Хочется курить. Отказаться от табака оказалось не так сложно, как все рассказывают, но иногда, в такие вот гадкие минуты, хочется занять рот сигаретой, а мысли — дымом. Но вместо табака в носу свербит сладковатым освежителем воздуха и пылью, а по щекам обдает теплым воздухом кондиционера. Участок изнутри гудит ульем, и у Иссея почти закладывает уши. С этим делом нужно как-то разобраться, иначе они окончательно свихнутся. Иваизуми перестал пялиться в одну точку, переключив свое внимание на монитор. Лучше бы поспал, потому что, в отличие от Маттсуна, торчит в участке вторые сутки безвылазно. Сначала ночное дежурство, затем очередное убийство, а вместе с ним — кипа отчетов. Хотя, зная всю ситуацию в его личной жизни — Иссей тоже предпочел бы торчать на работе. Его бывшая жена буквально оккупировала квартиру, настаивая на том, что не уедет обратно в Осаку, пока не разберется с делами по работе. Жить с бывшей-прокурором под одной крышей — такое себе развлечение. — Кофе, — Матсукава оставляет стаканчик на столе, замечая синяки под глазами друга, — хотя вместо него тебе нужен крепкий восьмичасовой сон. — Ты мне мамочка что-ли, Маттс? — Хаджиме тянется за кофе, не отрывая глаз от монитора, едва ли не переворачивая его на пол, — твою ж!.. — Вот и я о том же, — иногда быть детективом убойного интересно. Бывают такие преступления, что любые фильмы покажутся чепухой, но чаще, — может, у меня пока поживешь, раз домой не хочешь идти? — чаще хочется просто забыть обо всем и поспать без кошмаров. — Я подумаю. — Иваизуми откидывает крышку со стаканчика, делая разом пару глотков, морщась от обжигающего кофе. Матсукава знает, что ни о чем Хаджиме думать не будет. — Народ, я с хорошими вестями, — двухметровая шпала, носящая в народе позывные Хайба Лев, вваливается в кабинет, подпирая потолки макушкой, — только что поступило распоряжение отдавать дело о бандах в руки ОП. Они подтвердили, что это их юрисдикция, и что за этими ребятами они следят давно, а не вмешивались из-за недостатка улик. — Десять трупов за две недели — это недостаток улик? — Иваизуми откидывается на спинку стула, устало выдыхая, — о чем они вообще там думают? Людей не жалко что-ли? Последнему убитому было всего восемнадцать. — Да какая уже разница? Главное, что мы избавились от висяка, — Маттсун валится на старый диванчик, закидывая ноги на подлокотник, и ставит стаканчик на грудь. Донышко приятным теплом обдает кожу, согревая легкие. — Отличный повод наконец уйти домой вовремя и лечь раньше двенадцати. — Ага, если снова кого-нибудь не пришьют в подворотне, — Хаджиме стягивает куртку с вешалки, — пойду покурю. — Не накаркай, — Маттсун зевает во весь рот, довольно закрывая глаза. До конца рабочего дня чуть больше часа. — Хайба, передай всю информацию, что мы собрали на банды ОП, и можешь валить домой. — Спасибо, Маттсу-сан! — Иссей только и слышит, как за стажером захлопывается дверь. — И зачем ты бросил? Скучно одному торчать на курилке, — Иваизуми старательно возвращает крышечку на стакан, но та предательски соскальзывает. — Там всегда полно людей. — Да черт с ней, — Хаджиме отправляет крышку в мусорную корзину. Успевает вытащить из кармана помятую сигарету, прежде чем по кабинету проходится телефонная трель. Иваизуми так и замирает возле стола, с зажатой в пальцах сигаретой и стаканчиком. Матсукава открывает второй глаз. — Убойный отдел, детектив Иваизуми на связи. — Судя по изменениям на лице Хаджиме, сна им не видать еще долго. — Накаркал, козел, — Иссей подносит кофе к губам. Крышечка слетает со стакана, заливая горячим американо всю водолазку. До конца рабочего дня оставался час.

***

Симпатичная медсестричка, такая хрупкая, что хватит одной руки, чтобы свернуть ей шейку, аккуратно штопает рассеченную бровь. Пальчики то и дело убирают длинную челку со лба, чтобы не закрывала рану. Давненько Итте не получал по лицу. Никто из его окружения не рискнул бы поднять руку против него, но этот детектив Имаеши — совсем из другого мира. Он может стать очень опасным противником в тех играх, что они обычно ведут с ребятами. Тонкая игла снова цепляется острием за кожу. Итте сильнее сжимает пальцы в кулак, чтобы не дернуться и не потерять лицо. — Малышка, чем ты занята сегодня после смены? — Шальная улыбка тянется на губах, а глаза внимательно изучают закушенную губу. Легкие светлые локоны так притягательны, что хочется накрутить их на палец. — У меня еще много пациентов. Вы не один любите подраться в этом районе, господин Итте, — она такая маленькая, но в голосе чувствуется уверенность. От холодка во взгляде ведет заводящим ознобом по спине. — Ты со всеми так нежна? — Итте изучает эти серьезные и грустные глаза. Они так похожи на… Куроо теряет нить роли, выходит из образа, вспоминая, у кого еще он видел такой взгляд. Даже сейчас, если посмотреть за спину Ячи, можно заметить, как чужой сосредоточенный взгляд следит за разыгрываемой сценой на площадке. Тетсуро пытается вернуть нужный настрой и привести мысли в порядок, но посмотреть туда, в темноту, тянет куда больше. Интересно, как смотрит на него Кенма, когда он в образе? — Каждый пациент достоин хорошего обращения. — Голос Ячи отрезвляет, прогоняя прочь самого Куроо. Сейчас он Итте. Медсестра заканчивает процедуру, протирая проспиртованной ваткой рану. Она только и успевает, что положить пинцет к остальным инструментам, прежде чем ее руку перехватывает горячая ладонь и резко дергает. Ее губы слишком близко, Итте почти облизывается, представляя их вкус. — Я заберу тебя после смены. Даже не думай сопротивляться. — По щеке мажет чужое теплое дыхание. Итте чувствует тонкий запах лавандовых духов. — До встречи, куколка. — Стоп! Снято! — Тетсуро выбрасывает из шкуры Итте, и он валится на койку. От белого света прожекторов болят глаза и чешутся под слоем грима, — Куроо, Ячи — отлично отыграли! На сегодня все! Дайчи хлопает в ладоши. Хлопок эхом разносится по площадке, врезаясь в перепонки глухим шумом. Вся площадка приходит в движение: камеры стучат колесиками по рельсам, из темноты доносятся десятки голосов, скрежет стульев, перелистывание страниц — вся эта кипящая рабочая атмосфера, которая становится немой, стоит только режиссеру сказать три заветных слова. — Куроо-сан, отлично справились, — Ячи скромно кланяется, мило улыбаясь, — очень рада с вами работать. — Просто Куроо, и можем на ты, — придерживаться условностей в реальной жизни, когда по сценарию вас ждет постельная сцена, довольно нелепо и выбивает из образа в ненужные моменты, — нам еще с тобой много предстоит, Ячи-чан. — Да, конечно, — Хитока нервно дергает плечиками, — до завтра! — и убегает с площадки, будто не играла только что уверенную в себе медсестру. Удивительно, как иногда отличаются образы актеров от их реальных характеров. Взять хотя бы Акааши Кейджи. Куроо работает с ним впервые, но многое слышал от менеджеров. Поговаривают, у парня потрясающий талант, хотя пока Тетсуро оценил в нем только внешность. Вот она точно потрясающая. В фильме у него одна из самых эмоциональных ролей, и те три сцены, что у него были, он отыграл на отлично, даже заплакал, как по щелчку пальцев. А в жизни — ни одной лишней улыбки, колючий взгляд и монотонные интонации. Будто бережет свои эмоции для игры. — Долго валяться собрался? — Яку стоит над душой со своими баночками, будто бальзамировать собирается, а не грим снимать. — Что ты за человек такой, Мориске? Не даешь отдохнуть актеру после такой сложной сцены. — Не знал, что заигрывать с девушками для тебя так сложно, — Яку смачивает ватный диск прозрачной жидкостью, совсем как медсестра спиртует ватку. — В жизни у тебя с этим вроде проблем нет. — А ты так следишь за моей личной жизнью? — Тетсуро поднимается с койки, подставляя лицо под ловкие пальцы Мориске. Ватка приятно холодит кожу. Куроо буквально чувствует, как слезает маска Итте. Тянет жасмином. — Да за ней обычно вся группа наблюдает. Любишь ты крутить интрижки на рабочем месте, — Яку проходится по векам. Куроо блаженно выдыхает. — Кто на этот раз? Хороший вопрос. Тетсу открывает правый глаз, выискивая в толпе Кенму. Тот разговаривает о чем-то с Ямагучи и тычет пальцем в сценарий. Возможно, «на этот раз» все будет сложнее. Прожектора заднего фона тухнут, погружая площадку в приятный полумрак. Яку цокает, поднимая голову вверх. — Давай руки, — Тетсуро послушно протягивает ладони. Мори разворачивает их тыльной стороной, выдавливая из тюбика прохладный крем. — Смажь лицо, чтобы кожу не стягивало. — Да, мамочка, — за это Куроо получает тюбиком по лбу, разворот на сто восемьдесят и напряженную спину уходящего в темноту Яку. Тетсуро лениво поднимается с кушетки, растирая крем по щекам. Пока стоишь под прожекторами игровой сцены, образ все еще держится за тебя. Это видно по манере держаться или говорить, по походке или особой выправке персонажа, но стоит переступить за края — и последние кусочки роли сползают с тебя, как лишняя кожа. Это одно из главных правил актерского мастерства: пока ты на игровой площадке — неважно, поправляют тебе грим в этот момент, или двух минутный перерыв, чтобы повторить сцену — ты остаешься персонажем, образом, тенью самого себя. Выйти из образа можно только переступив края сцены, а бывает, образ и вовсе отпускает уже возле собственной машины. И, кажется, ты давно уже Куроо Тетсуро, но твои интонации выдают в тебе персонажа. Но сейчас образ Итте почти камнем свалился с плеч. Тетсу тяжело с ним приходится. Наверно, из всех примеренных на себя образов плохишей — этот самый отвратительный. Или только сам Куроо видит его таким, хотя Дайчи с Ямагучи на перебой твердят, что Итте выходит довольно обаятельным мерзавцем. Но для Куроо он, как кость в горле. Наверно, они все же слишком похожи, а играть самого себя — труднее всего. Тетсуро собирается привычно маякнуть Бо о перекуре, но тот уже завербован едва заметной улыбкой Кейджи. Котаро о чем-то распинается, держится довольно уверенно, но его волнение с потрохами выдает скользящий в пальцах туда-сюда замочек по молнии куртки. Бокуто — открытая книга, а Акааши — умелый чтец, уже обо всем догадался, но строит из себя наивного актера-новичка. Насчет новичков. Куроо медленно обводит взглядом толпу. Интересно, с чего вдруг произошли сдвиги в команде? Дайчи редко меняет ассистентов во время съемочного процесса, а тут и недели не прошло, как Кагеяму заменил Кенма. Чем так провинился Тобио? Или удрал на другие съемки? — Наш сценарист чем-то недоволен? — Тетсу почти нависает над Кенмой, тянется через него к оставшимся бутербродам, нарочно задевая локтем плечо. — Извини. Боялся, что утащишь мои любимые с семгой. — Ничего. — Кенма неуютно ведет плечами, сторонясь близкого чужого присутствия. Он отступает на пару шагов в сторону, поднимая взгляд на Тетсуро, но тут же прячет глаза в пол. — Я разговаривал с Тадаши-саном по поводу завтрашних сцен. В одной из них мне показалось нелогичным поведение вашего персонажа, и я хотел уточнить. Куроо прыскает от смеха: — Тадаши-сан… Ямагучи, наверно, гордится собой. Кенма бросает озадаченный взгляд, но тут же щурится от света. За спиной Тетсу стойка с прожекторами, и Кенме явно не удобно из-за этого смотреть вверх. — Разве главный сценарист не заслуживает должного обращения? — Да я не об этом, — Куроо разом откусывает пол бутерброда. Семга уже совсем заветрилась и потеряла свой вкус, превратившись в совершенно пресную рыбу, — Ямагучи талантливый сценарист, но малость неуверенный в себе, из-за чего его оригинальные сценарии часто перелопачивают продюсеры. Я читал сценарий до правок, и он показался мне более интересным, чем измененная версия. — Зато у вас проблем с уверенностью нет, — у Кенмы такой сосредоточенный взгляд, будто он не кофе наливает, а отсматривает материал. — Хотя в последнем дубле вас выкинуло из образа на пару секунд. Куроо едва ли не давится куском семги. Его косяк не заметил даже Дайчи, а этот новичок-ассистент говорит об этом вот так, между делом. — Я следил за кадром, который держал Бокуто-сан. У вас глаза забегали, будто вы что-то вспоминали. В точку, малый. Вспоминал как раз твой взгляд. Ровно такой же, как сейчас: внимательный, сосредоточенный, влезающий в мысли, как приставучая песня. — Почему не сказал Дайчи? Раз я так плохо сыграл, нужно переснять этот дубль. — Тетсу хочет увидеть этот взгляд на себе. Хочет, чтобы Кенма его изучал, присматривался, читал его улыбки. — Я не сказал, что вы плохо играли, — Кенма на секунду замирает, прикидывает что-то в мыслях и поднимает голову вверх, — думаю, этот взгляд был уместен в этой сцене. Он был живой реакцией на воспоминания, которых в тот момент не должно было быть. Ведь именно это испытывал Итте? А точно ли Кенма новичок? — Где ты раньше работа… — Твою мать! Какого хрена?! — Вопль Ойкавы разносится по всей площадке. Разве он не должен был уехать еще два часа назад? Вся группа непонимающе переглядывается, мигом реагируя на крик Тоору. Куроо оставляет недоеденный бутерброд на столе и вливается в толпу заинтересованных. Крик доносился из соседнего павильона, кажется, ванной комнаты? Ввалившись в павильон, Тетсу первым делом видит бледного, едва ли не блюющего в реквизитный унитаз Ойкаву, и Кагеяму, который вряд ли появится на следующих съемках. Кажется, детектив выйдет на славу.