— Так-то, старик, — грустно сказал он, вороша густую шерсть на загривке медведя. — Видно, зря я старался: слишком много рабов в веселой Англии, слишком мало людей. М. Гершензон, «Робин Гуд»
Серый-серый камень. Человек хотел пройтись по длинному мосту — раньше тот соединял две части земной тверди, прокладывал дорогу от Школы до деревни Хогсмид. Ах, точно, он и забыл, что моста давно нет. Проклятущее беспамятство: некоторые мысли похожи на фантомную боль. Он остановился на краю высокого обрыва, глядя на замшелые камни и обломанные десятилетие назад доски, на останки бревен, что вздымались из земли, будто зубы огромного чудовища. Он поднял голову, окидывая взглядом пейзаж: за глубоким оврагом, на дне которого текла медленная и ленивая зимой река, тянулся перелесок. Там, чуть подальше, за этими деревьями — Хогсмид. Сейчас ели и лиственные деревья, лишенные своих одеяний, тонули в тумане, полупрозрачной дымке. Первые лучи солнца прорезали холодный воздух. Изморозь искрилась на темных вялых стеблях, торчащих тут и там, покрывала неровные земляные бугры, мерцала на черных сапогах мужчины. Весь мир замер, а затем глубоко вздохнул — солнце взошло над промерзшей за ночь землей. Пусть поет душа человека, что стоит у обрыва и созерцает рождение нового дня! Но Римус Люпин испытал лишь спокойное удовлетворение, которое подтвердил легким кивком головы, адресованным самому себе. Ветерок, невесомый, но колкий, шевелил светлые мягкие волосы, пощипывал щеки. «Начался новый день — белый и чистый, полный порядка и равновесия. Новый день, и я славно потружусь. Новый день для того, чтобы служить лучшим целям и высочайшим помыслам». Он не вздрогнул, когда сзади раздалось тихое покашливание. — Господин директор, — Римус склонил голову, позволяя прядям волос упасть на лоб. — Клерик Люпин. Худой человек в черном протянул руку, и Римус пожал ее — не крепко, не энергично, а ровно так, как того требовало правило. Левая рука директора Школы была убрана за отворот теплой мантии. Там же наверняка и его волшебная палочка. Хотя зачем она сильнейшему магу, что владеет невербальными чарами в совершенстве? — Не стану отнимать ваше время, перейду сразу к сути. — Буду весьма благодарен, — светловолосый мужчина, тот, что глядел на восход солнца, снова едва заметно кивнул. — Вы, клерик Римус Люпин, завтра днем, в пятнадцать часов, должны сопроводить заключенного номер триста девяносто во Дворец Правосудия. Там допросите его… согласно протоколу и установленным Правилам. Вы же знаете имя этого человека? — Да, нужды напоминать нет. — Справитесь? — Вы во мне сомневаетесь? Римус поднял брови — жест столь незначительный, что только очень внимательный маг (каковым и являлся Северус Снегг) мог бы его заметить. — Ничуть. Вы — прекрасный солдат и непревзойденный волшебник, — Снегг дежурно улыбнулся, Люпин улыбнулся в ответ. Сухо и формально. — Время, отведенное для допроса — один час… — Прошло десять лет. Северус почувствовал некоторое удивление. Сантименты от клерика высшей категории? Ах, нет, показалось. Люпин, должно быть, всего лишь констатирует общеизвестный факт. Истину в первой инстанции: мир был на грани катастрофы, но меры, принятые великим магом Альбусом Персивалем Вульфриком Брайаном Дамблдором, остановили неизбежное падение. — Так вот, один час. Думаю, не стоит повторять это… — Тогда зачем повторяете, господин директор? — бесцветно поинтересовался клерик, сцепляя руки в замок. — Чтобы вы понимали, что этот преступник — особенный. Принять верное решение… — Я приму верное решение, заверяю вас, господин директор. И он не особенный. Сириус Орион Блэк точно такой же эмоциональный преступник, как и многие другие. Для него не будет сделано исключений и он не получит никаких поблажек. Все равны перед законом. На последних словах Люпин вытянулся, становясь еще прямее. Если такое, конечно, было возможно — годы тренировок сделали тело бывшего ученика Школы гибким и стройным, а спина его выглядела так, точно к ней доску прикрутили. — Рад это слышать. Римус поднял две руки в кожаных перчатках, повернув их ладонями к Снеггу. Большим пальцем правой он прижимал к ладони волшебную палочку. Директор Школы волшебства и чародейства в точности повторил этот жест, и на секунду две фигуры стали будто отражением друг друга. Две части огромной мозаики, великого механизма, что удерживал магический мир Британии в равновесии, одного целого — Ордена Четырех Струн. — Клянусь. — Принимаю вашу клятву. Римус расслабился и уронил руки. — Что ж, я пойду, если позволите. — Может, желаете наведаться в Школу и встретиться с мистером Поттером? Северус смотрел на Люпина заинтересованно, выжидающе. — Зачем? — Он ваш пасынок, думаю, вам было бы приятно видеть мальчика. А ему — вас. — Мой приход лишь отвлечет его от занятий. — Сейчас время завтрака. Уроки и тренировки еще не начались. — Значит, ученику следует хорошенько подкрепиться и собраться с мыслями. — Эта встреча будет полезна. Я настаиваю. — Возможно, вы правы, господин директор… — Тогда идемте в замок, не стоит задерживаться.Ѻ
Большой зал наполняло белое сияние сотен волшебных свечей. Оно не могло соперничать с лучами утреннего солнца, но вместе они освещали каждый закоулок, изгоняли тени отовсюду. За преподавательским столом сидели волшебники и волшебницы — все в сером. Четыре широких «детских» стола были накрыты для завтрака, на восьми длиннейших скамьях гомонили без малого три сотни учеников. Школьная форма подростков тоже была серой, а скатерти, чистые, точно первый снег, сверкали белизной. Серый-белый, серый-белый, серый… где золото и багрянец Гриффиндора? Где серебро и зелень Слизерина, благородство синих тонов Когтеврана и желтизна Пуффендуя? Во всем зале маячили лишь несколько ярких живых пятен — волосы детей семейства Уизли. Северус неспешно двинулся по проходу. Ученики затихали и приветствовали директора, вставая, но он лишь кивал в ответ: его холодный взгляд блуждал по залу в поисках мальчишки в очках. Да вот же он… — Мистер Поттер там, — Снегг указал на маленького мальчика с растрепанными черными волосами. Тот уже заметил рядом с директором своего отчима. Римус приблизился к ребенку, Снегг покинул их, отправившись к директорскому креслу во главе стола преподавателей. Должен же и он позавтракать, не так ли? — Гарри, — Римус приподнял лишь одну руку, мальчик ответил тем же. — Здравствуй, отец… Я не ожидал тебя встретить. — Отвлекаю? — Конечно, нет! Ты мог бы… хотя тут ребята… ну, присесть… — мальчику стало неловко. — Ты здесь по делу? — Именно так. Нет, не стоит, — Люпин с улыбкой остановил детей: те двигались, освобождая место на скамье. — Я скоро уйду. — Вы ведь мистер Люпин? О, вы — клерик? Вы — тот самый, знаменитый… — Гермиона, помолчи, — рыжеволосый мальчик ткнул подругу в бок. — Такое спрашивать… — Это мой папа, — расплылся в улыбке Гарри. Северус незаметно наблюдал за Римусом и Поттером-младшим. «Улыбка мальчишки лишена тепла… он шевелит губами, точно маггл с синдромом Аспергера: делать это нужно, а вот зачем — не ясно. Он доволен, что приехал отчим, даже называет его отцом. Гордится и желает покрасоваться перед другими детьми: Римус Люпин — фигура небезызвестная. Но счастлив ли ребенок на самом деле? Бедный, бедный! Такой маленький и такой потерянный в этом огромном белом зале, пронизанном светом. Он должен был бы кинуться Люпину на шею, неуклюже чмокнуть в щеку… в одиннадцать подобное поведение не вызовет у старших учеников насмешек (фу, телячьи нежности!). Но вместо этого он замер, как соляной столб. — Северус отвел глаза. — Плевать на ребенка этого эгоистичного самодура Джеймса Поттера. Сейчас главная задача — расшевелить Люпина, хоть попытаться. Путь запнется, оплошает, ведь завтра — день икс!» Но Римус, казалось, сам не понимал цели своего визита. Он задал Гарри еще ряд вопросов об учебе и самочувствии, затем чуть приобнял на прощание и бросил немного недоуменный взгляд на директора. Снегг кивнул — Люпин мог уйти.Ѻ
У клерика высшей категории много обязанностей. Но именно сегодня Римуса Люпина ждало особое поручение от Совета старейшин: необходимо было посетить больницу Святого Мунго. Он не стал задерживаться в светлом холле, а сразу прошел к нужной палате в карантинном крыле — месте, где держат волшебников, находящихся в «подвешенном» состоянии. Между сном и явью, между жизнью и смертью… Люпин перекинулся парой слов с медсестрой — девушка держалась с ним почтительно, но при этом совершенно невозмутимо, — после чего вошел в просторную комнату. Если бы он мог, то ощутил бы укол беспокойства или даже смятение, но вместо этого лишь с удивлением окинул взглядом худенькую фигурку в постели у окна. Женщина со спутанными светлыми волосами сидела, согнув ноги в коленях и положив на них подбородок. Кажется, она ждала его. При виде посетителя она тотчас же выпрямилась, оживилась, лицо ее осветилось… радостью? — Римус… Римус Люпин… — Доброе утро, миссис Долгопупс. Он приблизился к кровати. — Могу я сесть рядом с вами? Похоже, вопрос ее смутил. «Она ожидала объятий, бурных признаний или восторженного выражения чувств?» О, она хотела сказать, как благодарна врачам, целителям, медиумам, как признательна ему, школьному другу, за то, что пришел… Женщина растерялась, но всё же согласилась, ожидая объяснений. — Медсестра Лоуденс доложила, что ваше состояние стабильно и не вызывает опасений. Стабильно… за исключением эмоционального всплеска. — Всплеска? — она не понимала. — Римус, это ведь ты… вы? — Я, миссис Долгопупс. Помните меня? Вы уже читали пергамент с распоряжением, смотрели брошюры? — Да… но я думала, здесь какая-то ошибка… Можно спросить? — Я здесь для того, чтобы ответить на ваши вопросы и проинструктировать вас. — Где… мистер Люпин, где… — кажется, она не могла произнести имя вслух, и он помог ей. — Ваш сын Невилл сейчас находится в Школе чародейства и волшебства Хогвартс. Вы помните, что это за место? — Помню ли я? Конечно! О Мерлин всемогущий! Он жив и с ним всё в порядке! — Именно так, — мягко произнес Римус. Его слегка изумляла ее манера держаться, говорить… Алиса Долгопупс была не первой волшебницей, которой ему приходилось давать подобные разъяснения, но он всегда чувствовал некоторую скованность во время таких бесед. Эмоциональные люди не пугали, не раздражали, не волновали его — он не мог испытывать подобных чувств в полной мере. Эти волшебники вызывали лишь легкую оторопь. Он всегда покидал Мунго с облегчением после протокольных встреч, хоть и понимал, что выполняет свои обязанности. — А он… Невилл знает? — Конечно, мы поставили его в известность вчера. — Почему он не здесь? — Дорогая миссис Долгопупс, — он не удержался от фамильярности, хоть и не был уверен, что это уместно, — юный Невилл сосредоточен на обучении. Он вовлечен в сложный и трудоемкий процесс, от которого мы не вправе отвлекать его. К тому же, пока вы не можете свидеться. — А когда… — Для начала вы должны ознакомиться с новыми порядками и пройти месячный испытательный срок, в течение которого начнете принимать Сому. Вам уже известно об этом зелье? — Да… — лицо Алисы омрачила тень. — Я увижу сына не раньше Рождества? — Боюсь, что так. — А… Фрэнк? Повисла долгая пауза. Вот и самая сложная часть его работы. Сообщать о живых не трудно, куда тяжелей объяснять людям, вышедшим из комы, что те, кого они любили, ушли навсегда. Но Римус Люпин был прекрасно обучен и инструктирован. Он осторожно взял Алису за руку, открыл рот, готовясь произнести: «Очень сожалею, миссис Долгопупс, но ваш супруг погиб во время Второй магической войны с Тем-чье-имя-нельзя-называть». Он знал, что затем последуют слезы, и был готов стоически пережить подобный эмоциональный… отклик. Но Алиса повела себя нетипично. Она поняла всё раньше, чем он заговорил. Уже думала над этим до его прихода? Что-то вспомнила? Она вздрогнула. Светлые глаза расширились, выпуская частые слезы. Он никогда не видел, чтобы маги так плакали: лицо ее точно стало мертвенно-бледной маской, но слезы лились и лились по щекам, как два прозрачных ручейка. — Он погиб, сражаясь? Как… это произошло? Ее голос был такой тихий… Римусу пришлось податься вперед, чтобы разобрать этот лепет. — Фрэнк Долгопупс умер, защищая Отца. — Отца?.. — Главу Ордена Четырех Струн, величайшего светлого волшебника Альбуса Дамблдора. Она умолкла. — У вас есть еще вопросы, миссис Долгопупс? Он терпеливо выждал положенные десять минут, но она так и не проронила ни слова. Клерик поднялся, собираясь уходить. — Последний, — прошептала она, — последний вопрос, Римус Люпин. — Да, миссис, слушаю вас. — Ты… помнишь? Мы играли вместе. Волшебные шахматы, плюй-камни… Фрэнк дал тебе пинок под зад на первом курсе, и ты упал с лестницы. Блэк и Поттер задирали Снегга… — Господина директора, вы хотели сказать. Она не обратила внимания на замечание, продолжив говорить. Щеки покрылись гневным румянцем, в глазах появился лихорадочный блеск. — Ваш Орден… я читала и поняла, что всё это — хуже гнета Волдеморта и атак Пожирателей. Это хуже чего бы то ни было. Если б я могла выбирать… я бы выбрала смерть! Я желаю умереть! Что с того, что я увижу сына? — она почти кричала. — Что сделает мой мальчик, когда мы встретимся? Пожмет руку и посмотрит в лицо матери пустыми глазами?! Какого… дьявола здесь происходит, как вы могли докатиться до подобного, как?! — Миссис Долгопупс… — Алиса! Меня зовут Алиса! Ваша диктатура — худшее, что могло случиться с магическим сообществом! Я бы ударила тебя, если б не знала, что ты под действием зелья! — Миссис, Сома — легендарное лекарство, позволяющее волшебнику обрести ясность мыслей и вступить в полную гармонию с самим собой. Вам нужно время, чтобы понять и принять… — Мне не нужно никакого времени, черт побери, Люпин! Ты гриффиндорец, как ты мог… — Гриффиндор как факультет боле не существует. Римус выпрямился, глядя на женщину холодно и отстраненно. Она задыхалась от отчаяния и бешенства. В палату вбежала медсестра. — Миссис Лоуденс, состояние пациентки нестабильно, займитесь ею. Я приду через три дня. — Римус Люпин! Ты не посмеешь! Сейчас же вернись! Он еще слышал ее крики, спешно идя по коридору больницы. «Ох, с этой волшебницей возникли проблемы…» Он знал: порой такое случается. Испытательный срок был весьма коротким, но за отведенный месяц клерики-наблюдатели понимали, станет маг пить Сому и поддерживать себя в должном порядке или присоединится к бунтовщикам при первой же возможности. Не все готовы были отринуть старый жизненный уклад и обычаи и оценить всё величие и гениальность новой системы. Системы, установленной и тщательно поддерживаемой в равновесии. Римус не чувствовал себя взбудораженным, но голова слегка побаливала. Может, от криков Алисы, а может, из-за того, что близился конец месяца. В эти пять дней он вынужден был пить сильное зелье-анальгетик. Причину болей он не знал, но действовал согласно предписанию лекаря и указаниям лучшего зельевара страны — Северуса Снегга. Что-то хроническое, без сомнения. Кажется, ему придется промаяться этим недугом всю жизнь… Теперь клерик спешил в Министерство магии. Он планировал встретиться с напарником и обсудить подробности завтрашнего допроса. Он вбежал в кабинет легко и быстро. Из-за перегородки донеслось шуршание. — Люпин, ты? — Я, — Римус скинул свою серую дубленку, отороченную белым мехом, оставшись в серой мантии и… да, в серых брюках. При тусклом свете магического светильника (шторы Артур почему-то опустил) даже лицо казалось каким-то безжизненным, а кожа — бесцветной. — Как Алиса? Артур сидел за столом, ссутулившись. Редкие рыжеватые волосы давно уже тронула седина, но взгляд был ясным и живым. Куда более живым, чем у Люпина. — Голова болит, — бросил Римус, не отвечая на вопрос напарника. — Ты отошел от протокола. Старший задал вопрос. Артур был строг, но глаза его, кажется, смеялись. Римус почувствовал: что-то не так. — Хорошо, докладываю. Миссис Алиса Долгопупс крайне нестабильна, сильные эмоциональные всплески имеют место быть. — Твой прогноз? — Я не уверен, что она справится. Боюсь, предстоит огромная работа. И нет гарантий, что она сможет вернуться в общество. — Вот как… Что это, неужели Уизли помрачнел? — Что тебя тревожит? — Люпин сел напротив, вынимая из ящичка стола флакон с обезболивающим зельем. — Она — опытная и умелая колдунья, славная девушка… она была мне прекрасным другом когда-то. — Дружба — понятие устаревшее. Если эта волшебница представляет угрозу… — Римус. Римус, посмотри на меня. Люпин поднял глаза. Артур Уизли глядел на него… возмущенно?! Отец семерых детей, на плечах которого лежала огромная ответственность… он что, злился? — Артур… ты пил сегодня зелье? — клерик не мог поверить в то, что видел. — Артур, что с тобой, как ты мог пропустить… сейчас же сделай это! Если твой флакон разбился или ты забыл, в чем я сильно сомневаюсь, так подпиши пергамент о замене! Ты не можешь… Уизли, это попросту опасно, незаконно! — Римус, мне жаль тебя. — А Молли не жаль? Артур, я сейчас же должен послать сообщение. Не вынуждай меня это делать! Как ты мог не выпить Сому? — Сообщение… уж не патронуса ли? Что ж, давай. Ты, Люпин, отличный маг. Но твой патронус — пшик! Для по-настоящему сильных чар патронуса нужны чувства, не так ли? — Артур! — Люпин выхватил палочку. — Зови их, но сначала… Клерик дернулся, решив, что напарник желает напасть, но пожилой маг лишь вынул из стола книгу. Странную книгу с золотым тиснением на корешке. Римус не видел таких изданий среди учебной литературы, рекомендованной Орденом. Безумец Уизли открыл маленький контрабандный томик, откинул пальцем ленточку-закладку… — Про черный день оружье я припас, чтоб воевать со смертью и забвеньем… — Артур, не смей! — Чтобы любимый образ не угас, а был примером дальним поколеньям! — Экспекто патронум, — прошептал Люпин. — Правонарушение на втором уровне. Кабинет Люпина-Уизли. Эмоциональное преступление, срочно вызываю охрану. Его глухой и бесцветный голос не мог перекрыть голос мистера Уизли — тот словно заполнил собою всю комнату. — Оружье это — черная строка. В ней все цвета переживут века!Ѻ
Вечером того же дня Северус чувствовал себя невероятно уставшим. Его кабинет — просто белесое нечто. Ни говорящих портретов, ни странных штуковин и фигурок, оставленных предыдущим директором, ни Шляпы на полке… кому она нужна, раз больше нет четырех факультетов? Они были упразднены еще десять лет назад. Зато болтаются на стенах подробные схемы сложнейших боевых заклинаний. И несколько Снегговых наград. Но под ногами нет теплого мягкого ковра, а феникс Фоукс изгнан и давно забыт. Где он сейчас? Какому чародею служит? Снегг этого не знал. Он глянул на огонь в камине — даже цвет пламени холодный, полумертвый… нет, сегодня он не уснет, если не поговорит с ним. Мужчина закрыл дверь мощными чарами и подошел к одной из стен. Коснулся широкой колонны и тихо произнес заклинание. Камни заворочались, открывая секретный проход — совершенно противоестественное явление, поскольку за этой стеной находилось лишь открытое воздушное пространство. Но тайная комната существовала! И Снегг вошел в нее. «Люмос!» И вот он окунулся в свой личный оазис, пристанище для измученной души. Портреты бывших директоров зашушукались, встречая действующего директора, профессора и мастера зелий Северуса Снегга. — Мой мальчик, — Снегг обернулся на голос. Нарисованный старик с белоснежной бородой ласково улыбался. — Северус, ты пришел довольно скоро. Мы виделись лишь неделю назад… неспокойный ноябрь, я прав? — Не говорите очевидного, — хмуро огрызнулся Снегг, падая в глубокое мягкое кресло. — Иногда мне страстно хочется выпить флакон Сомы, потому что сдерживаться нет никаких сил. Я мечтаю язвить и ругаться, злиться и распаляться, радоваться… — И злорадствовать, — продолжил Дамблдор, — но вместо этого, дорогой друг, тебе приходится держать себя в руках. А это ты умеешь лучше всего. Твоя холодная отстраненность и великолепные навыки легилимента введут в заблуждение любого клерика. — Не сомневаюсь. Но я скучаю по этой комнатке дни напролет. На протяжении вот уже десятилетия. Никогда бы не подумал, что эмоции — такая важная часть меня. Я слушал мысли других людей… обо мне. Тогда, до переворота и прихода новой власти, то есть вас. Они, эти идиоты, считали меня лишенной чувств холодной рептилией. О, как же они ошибались. — Сегодня ты откровенен, Северус. — Признаюсь, на душе неспокойно. — Верю, — Альбус грустно опустил голову, — но я мертв и ничем не могу помочь. — Вы сами заварили эту кашу, не я, — Снегг в очередной раз обвинял бывшего директора: это доставляло ему особое, садистское удовольствие. — И теперь я — единственный, не считая бунтовщиков, кто не пьет Сому. А значит… — Значит, ты единственный, на чье здравомыслие я могу надеяться. — Именно так. Но довольно болтовни, господин Дамблдор. Я пришел сюда выпить, расслабиться, а не говорить о столь неприятных делах. Завтра будет очередной мерзостный день… Северус призвал из шкафа бутылку огневиски десятилетней выдержки и наполнил бокал прекрасной прозрачной жидкостью необыкновенной крепости. Именно то, в чем он сейчас так нуждался. Потом взмахнул палочкой, заставляя одну из книг соскользнуть с полки. Шекспир… что ж, выбор неплох. Как много книг еще осталось в магическом мире? У магглов литературы более чем достаточно. Но теперь волшебники в полной изоляции. Их пути окончательно разошлись. Чародеи не просто игнорируют магглов, нет. Меж ними нерушимая, непробиваемая стена. Что сделают с волшебником, уличенным в разговоре с магглом? Какая участь постигнет волшебника, который посетит картинную галерею? А волшебник, смотрящий, не приведи Мерлин, телевизор? И что насчет волшебников, посещающих маггловские бассейны? Всё это — прямая дорожка в Азкабан, вне всякого сомнения. Но и этого мало: ошибки и оплошности еще можно исправить, но участь настоящих бунтовщиков однозначна — смерть. Они научились колдовать, не прибегая к помощи чувств, научились варить сложнейшие зелья, не призывая на помощь эмоции. Никаких чувственных вскриков и эмоциональных взмахов волшебными палочками! Нет-нет, теперь магия — выверенное и чистейшее искусство, основанное на ясном уме и холодном расчете. Северус лично следил за тем, как закладывалась в корне новая концепция образования: Хогвартс изменился до неузнаваемости. Обязательное употребление Сомы каждое утро каждого дня! Римус Люпин мог колдовать в бою с закрытыми глазами. Он был дьявольски хорош: увидев его технику лишь однажды, Северус пришел в тихое замешательство: Римус использовал боевые заклинания так быстро, словно фехтовал. У его противников, партизанского отряда из пяти человек, не было никаких шансов. На пятом году обучения Гарри Поттер сможет творить нечто, отдаленно напоминающее это великолепное колдовство. Никаких просчетов и гневных выпадов! Никаких ошибок и осечек. Каждый волшебник-клерик, член Ордена, являл собой смертоносную машину, колдующую во имя правосудия и порядка. Страх бунтовщикам! Пусть магическая Британия спит спокойно. Северус вращал в пальцах изящный бокал, держа его за тонкую граненую ножку. Посуда, из которой едят ученики, выглядит совершенно иначе. Она из белого фарфора, безликая и гладкая. Ножи и ложки блестят, их линии и изгибы совершенно невыразительны. Иногда Снеггу казалось, что из-за этой чистоты и… правильности он скоро потеряет вкус к жизни. Он не пил Сому. Никогда не пил. Но мастерски скрывал это ото всех, кроме портрета Альбуса Дамблдора и десятка других картин, уцелевших и спрятанных им в этой комнатке. — Сегодня ты рассеян… — Пытаюсь понять, что чувствую и думаю относительно завтрашнего допроса. — Есть идеи, Северус? — кажется, Дамблдор лукаво усмехнулся в усы… а может, Снеггу показалось: начал действовать алкоголь. — Думаю, Блэк — конченый ублюдок. И завтра он получит свой поцелуй от стража. Но я не рад, как ни странно. А всегда был уверен, что его смерть принесет мне ни с чем не сравнимое удовольствие. — Всё оттого, что с уходом Сириуса мы потеряем последний луч света. — Тут света и так более чем достаточно. Всё такое белое, что скоро я начну страдать мигренями. — Полно, Северус, ты понимаешь, о чем я. Как много эмоциональных преступников еще осталось в Азкабане? Таких, кто помнит события восемьдесят первого года? И таких, кто не подчинился тогда моему приказу? — Альбус, вы ведь знаете, что вы — зло, худшее, чем Темный Лорд? — Волдеморта больше нет. И подобный ему не появится, если Орден Четырех Струн останется у власти. Вы знаете, что я прав. — Бунтовщики есть. Подполье существует. Всё не имеет смысла — десятки магов не смогли смириться с диктатурой… — Они умрут, но на смену им не придут новые, — кажется, нарисованный Альбус начинал уставать от беседы. — Юные Гарри Поттер и Рональд Уизли не успели познать радость подлинного восприятия мира. Они никогда не узнают, что потеряли, но будут знать, что приобрели. Новый мир, находящийся в идеальном равновесии. — Стоит лишь истребить всех несогласных… — Северус, я утомился. И желаю немного поспать. — Господин директор, вы — мастер уходить от ответа. Знаете, что произошло сегодня днем? Артура Уизли задержали авроры и группа клериков Струн. По донесению Римуса Люпина. Я почти потерял надежду! — Ты не можешь вмешиваться, мой друг. Если тебя задержат, что случится со Школой? Бунтовщики… я всё еще надеюсь, что ты займешь мою сторону. Попытаешься спасти Орден. Но если нет… я пойму тебя. В конце концов, я — всего лишь портрет. — Я уже сам не уверен, что знаю, чего хочу.Ѻ
Он взошел по ступеням, отпер дверь, неспешно проник внутрь. Старый дом так бел и пуст, почему он не замечал этого раньше? Римус встревоженно обернулся. «Я тревожусь?! Кто-либо слышал эти мысли? — он устало потер переносье. — Что за тяжкий день… После такого необходимо немного помедитировать, вернуть душевное спокойствие. — Римус наскоро разделся и, пройдя в гостиную, сел на пол. Холодный паркет обжигал голые ступни, но зато разум его прояснился. — Всё из-за Артура! Его выходка вывела меня из равновесия. Как Уизли мог быть столь глупым?! На что променял чистоту и величие мира, не замутненного чувствами? Нет ни боли, ни злости, ни разочарования. Уровень жизни повышен, все взрослые при делах, а дети обучаются в Школе по лучшим методикам… многие из них, например, Гарри, вырастут и присоединятся к Ордену. Станут аврорами или клериками-хранителями магической Британии. Конечно, без Артура семья не пропадет. Но Молли огорчится… хотя едва ли. Или всё же?.. Что за странные мысли? Откуда они? Что значит — огорчена? Огорчена, как Алиса Долгопупс? Но это неправильно… Молли не станет рыдать и злиться, она умная волшебница и мать семерых детей. Мерлин и Моргана, и чем всё же думал этот дурень!» Римус прикрыл глаза, выпрямляясь и глубоко вдыхая полной грудью. Он замер, чувствуя, как согревается тело. Когда к обрыву ночи подойдет, Пройдя полкруга, новое светило И потеряет краски небосвод, В котором солнце только что царило… — Что это?! Он вздрогнул. Недоуменно глянул по сторонам. «Я сказал это вслух? Непонятные строки. Их читал Артур? Запрещенная литература! Дьявольщина! Я ругнулся?! Мерлин великий!» Он мелко задрожал, но поспешно списал недомогание на эмоциональную перегрузку: окружающие давили на него весь день. Вначале странный Снегг со своими загадочными указаниями («Поговори с Гарри»), затем — неадекватная леди-в-беде, миссис Долгопупс, а потом еще и Артур… Люпин выпил бы Сому хоть сейчас, но нужно было дождаться утра. Он наскоро поужинал весьма безвкусной пищей и лег. Ему снилось что-то таинственное, непонятное… мост? Мост над туманной бездной, загадочным провалом? Сновидения не посещали его так давно… Утреннее пробуждение не принесло ни радости, ни разочарования.