Магнолии

Мне иногда снилось, как учитель вызывает к доске, я поднимаюсь, мчусь скорее написать правильный ответ, а все вокруг ревут от смеха. Останавливаюсь, нерешительно переминаюсь с ноги на ногу и замечаю, наконец, причину, когда пальцы зябнут на холодном полу — я же совсем голая. И никуда не спрячешься, никуда не залезешь, потому что и учительский стол, и столы одноклассников отдаляются на невообразимое расстояние, но смех по-прежнему окружает плотной стеной: — Мин Суан — тощая страшила. Просыпаться всегда было облегчением: лежать лицом в подушку, стирая холодную испарину о наволочку, шумно дышать, пересчитывая в уме количество пальцев на руках и ногах — все на месте, я на месте. И думать: как же хорошо, что сны всегда уходят. Это было страшнее сна, и он оставался там же, где я и встретила его, глумясь за спиной записанными на камеру выкриками толпы. От страха я совсем перестала дышать, чувствуя только, как щекочут чувствительную кожу на ладонях ресницы — Ким Тэхен не сопротивлялся, но и столбом долго стоять не хотел. Мягко придвинул к себе, обхватывая меня вкруговую, чуть приподнял, заставляя замереть почти на весу, и только потом сказал: — Не бойся, я не буду смотреть. Осознание, что я в ловушке, пришло гораздо позже, когда я ощутила, что прижата к широкой груди крепче, чем позволила бы себе ясным умом. Ким Тэхен чуть мотнул головой, чтобы я убрала ладони, а когда я не с первого раза все-таки это сделала, сдержал обещание и встретил мой испуганный взгляд своим — ровным и спокойным. — Все будет хорошо, — пообещал он, и я внезапно, необъяснимым образом успокоилась. Двигаясь очень медленно, он скользнул одной рукой в карман куртки и загремел ключами. — Суан, сейчас ты выйдешь отсюда, сядешь в машину и закроешь дверь. Поняла? Я кивнула, ничего не понимая. — И откроешь ее, только когда я тебе это скажу. Хорошо? Мой подбородок снова мелко задрожал: — Д-да… — Вот и умница, — усмехнулся он, обнажая краешек белых зубов. Все так же, глаза в глаза, он поставил меня на пол и проверил, насколько крепко стоят ноги, как будто я была маленьким ребенком, который только учится делать шаги. А когда я пошевелилась, стряхивая оцепенение, отпустил: — Иди. Я со всем разберусь. Из бара я ступила в прохладный март, как будто вынырнула на поверхность из кипящей ванны: ветер мгновенно охладил пылающие щеки, почти с болью ворвался в сплавленные в один кусок легкие. Вдох, другой, расправляя успевшую обуглиться ткань. Под немигающим взглядом охранника я почти перешла на трусливый бег и едва не растянулась на последних ступеньках, упираясь в тротуар пальцами. А вдруг остановит? Вдруг скажет: эй, это же ты тут вчера выделывалась? Я все видел. Мин Суан — тощая страшила. И я чуть не расплакалась, когда с непривычки не смогла открыть дверцу машины с первого раза. Оказавшись в безопасности, я забралась с ногами на сиденье и сжалась в комок, стараясь запихать обратно высунувшее из памяти воспоминание, будто оно было носком, торчащим из закрытого ящика. — Мин Суан, удиви меня, — сказал голос в голове, прорываясь через немыслимый запрет. — Хочу увидеть, какой дерзкой ты можешь быть. Надо было бежать не сегодня, а вчера, но во мне было слишком много алкоголя, чтобы я поняла это в тот момент, когда меня подсадили на сцену. Ким Тэхен вернулся незаметно — дверца хлопнула, и он заполнил салон запахом озона, как будто на улице собиралась гроза. — Просил же запереться, — пожурил он, но так как я не подняла головы от сложенных в замок рук, не смогла сообразить, злится ли он по-настоящему. — Ты умеешь удивлять, Мин Суан. Те же слова, тот же тон, только голос другой — низкий, все еще опасный, несмотря на легкие, почти нежные прикосновения к волосам. Я поежилась, словно он только примеривался, чтобы намотать их на кулак, как вчера сделал тот, другой, когда, не слишком-то церемонясь, стаскивал меня обратно на пол. — Держи, — Ким Тэхен сунул под нос свой телефон. — Они удалили запись, не волнуйся, но копию все же я сделал… Что? — уголок его губ дернулся, когда я хмуро уставилась через спутанную дымку. — Ты же хотела вспомнить, что было в баре, или нет? — Удали, — приказала я. — Мне это не нужно. — Нет, Суан, нужно. Если уж натворила дел, лучше об этом знать, чем строить догадки всю оставшуюся жизнь. — Посмотрел, да? — Даже рядом сидеть стало непереносимо, как будто он захватил с собой не только невесомый кусочек, запечатлевший, как я позволяю снимать с себя нижнее белье, но еще и жаркий, спертый аромат стыда — дозу, которую получали на входе все без исключения посетители бара. — Я же обещал, — почти обиженно сказал Ким Тэхен и, отстраняясь, положил руки на руль. Правая, на костяшках, была содрана до крови — похоже, я снова поступала несправедливо, думая о нем хуже, чем он пытался казаться. — Посмотри и удали — мне хватит и того, что я уже увидел. Я представила себе, как проживаю день за днем, не думая, насколько далеко зашла однажды ночью во время учебы в университете. Наверняка окончательно превратившись во взрослую самостоятельную женщину, я еще не раз схожу в подобный бар. С друзьями, а может, даже с парнем, которого потом назову мужем. Это не станет чем-то сверхъестественным — все же любят отрываться: кто-то залазит на высокие горы, чтобы скатиться на лыжах, кто-то переодевается в панду, чтобы обнимать прохожих на улице, кто-то просто выпивает два раза в неделю под трясущиеся под носом телеса. Я вполне могла бы быть одной из них — не буду же корпеть над учебниками до самой старости. Маленькое приключение с потерей трусов в самое бурное время в молодости превратится в оливку, которую приятно будет бросить в бокал мартини. Она напомнит, что даже такая зубрила, как я, оказалась способна на что-то более сумасшедшее, чем распевать песни, чтобы не уснуть над книгой. Что бы там ни было на видео, это просто крошечное воспоминание. Я смогу прожить спокойно и счастливо в любом случае: отправлю ли его в корзину, не распечатав, либо посмотрю и скажу себе: «Я была способна на большее, господа». — Мин Суан, если ты немедленно не откроешь его, это сделаю я. — Нет! — пришлось даже отодвинуться, пряча телефон под ногой. — Не имеешь права! — Почему? Я заплатил за него, к тому же люблю посмотреть на красивых голых девушек, или я не мужчина? Он был даже более чем мужчиной, если учитывать, на что успел пойти ради глупой соседки в последние два часа. Заплатил? Под ребрами тоскливо заныло — придется поискать вариант с еще одной подработкой, чтобы отдать ему потраченное. Видео, наверное, стоило как проститутка на всю ночь… Боже, мне-то откуда знать. — Я все отдам, — сказала я на всякий случай. — Лучше покажи, как ты танцуешь. — Ты же не работаешь, почему отказываешься от денег? Совсем глупый? — С чего ты взяла, что я не работаю? — Потому что ты постоянно торчишь дома. Ходишь туда-сюда, дверью хлопаешь. Думаешь, только я могу кому-то мешать? — Это приятно, Суан. Знать, что я не такой уж и невидимый. Что он имел в виду? В его словах скрывался какой-то другой слой, как будто я велась на обертку, хотя должна была бы сразу понять, что искать нужно под ней — начинку. Я могла почуять ее запах — чуть сладкий и возбуждающий, но он только дразнил ноздри, не позволяя зацепиться, чтобы отыскать верную дорогу. Я почти набралась смелости, чтобы спросить напрямую, но Ким Тэхен взглядом указал на мое обернутое джинсовой тканью бедро. — Посмотри, или я никогда не перестану напоминать тебе о нем. — Хорошо, — сдалась я. — Только отодвинься подальше, нечего меня смущать. — Ладно. Устроив телефон так, чтобы он точно ничего не мог рассмотреть даже в отражении на стекле, я мысленно перекрестилась и включила запись. От собственных потуг изобразить сексуальную красотку на шесте к горлу опять подскочила тошнота, но я предусмотрительно перевела взгляд на шумную толпу вокруг сцены. В темном, озаряемом вспышками светомузыки помещении явно выделялось короткое белое платье Наён, светившееся в ультрафиолете синевой. Если бы она решила выбрать другой наряд, я бы ничего не заметила, но поверх слепящего пятна четко угадывались контуры моей сумки, которую она зажала под мышкой, прежде чем двинуться вместе с каким-то парнем к выходу. — Этого не может быть, — повторила я пару раз вслух. — Наён никогда бы так не поступила… У нее была целая куча сумок — дорогих, купленных прямо с очередного показа. Зачем ей понадобилась моя?