Во мне дырка - зашей...
Я летел домой с непонятным чувством тревоги — Маша не звонила больше двух недель и не отвечала на мои звонки. Я снова и снова набирал её номер, но в ответ вместо её голоса слышал только «Абонент находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже». Я пытался ментально достучаться до неё или хоть увидеть, где она и с кем, но видел лишь размытые образы как сквозь очень толстое матовое стекло. Это немного напрягало, честно говоря. А в один момент я просто перестал её чувствовать — вот словно внутри зияет большая такая дыра, которая пожирает меня изнутри. Я стал чаще курить и желал знать правду — что происходит? Почему она не отвечает мне? За эти две недели я успел многое передумать — от банальной измены до постоянной усталости на работе. Когда я оказался в зале аэропорта, меня ждала наша доблестная братия — Мирон, Иван и Женя. На всех троих нет лица и мне становится не по себе — что-то не так. — Марк, братан, привет! — Серьёзное выражение не сходило с лица Мира и я решил полюбопытствовать. — Мирон, салют! Что-то случилось? — Лицо ещё больше искажается — Мир хмурится и, видимо, раздумывает, сказать мне или нет. Но ответ я, всё же услышал. — Марик, тут такое дело… — Фёдоров поворачивается с переднего сиденья машины, которую ведет Ваня, и долго смотрит мне в глаза прежде, чем продолжить. — В общем, Маша в коме. — Вот тут я слегка охерел. — Погоди, то есть, как — в коме? — Когда я говорил, что охерел — я реально охерел. Я не знаю, как мне реагировать на эту новость, а вот сердечная мышца, похоже, решила, что она больше не нужна — как-то резко закололо в груди. — Поехали к ней, — слышу я свой голос, и мы срываемся с места, как только загорается зеленый свет. Мы очень быстро добрались до центра и теперь я стоял у палаты и смотрел сквозь круглое окно в двери палаты, разглядывая черты лица моей девочки. Она сильно похудела — скулы стали острее и выше, лицо осунулось да и сама она больше напоминала тонкую веточку — даже татуировки на ней выделялись яркими чёрными пятнами. Мирон говорил с доктором — невысокой девушкой с необычной внешностью и она, видимо, что-то объясняла сейчас ему. Я отвлёкся от их разговора, как только она перешла на профессиональный язык. Я даже не заметил, как ушла эта девочка и пришла Лена, тихонько встав позади меня. — Марк Вадимович… — Начала было она, но я прервал её: — Если можно, просто Марк. Не люблю официоза. — Девушка приняла условия, кивая головой и продолжила: — Марк, я знаю, что вам тяжело. Мы делаем всё, что в наших силах, поверьте. Я уверена, что она выкарабкается. — Девушка положила руку мне на плечо, ободряюще сжимая, — Всё будет хорошо, Марк, поверьте! — И покинула меня — работа не ждёт. Я медленно осел по стене.***
Видимо, я таки отключился прямо там, потому что очнулся я в светлой палате и с капельницей в вене — иголка царапалась изнутри. Приятного мало, честно говоря. В палату заглянула молодая медсестричка и тут же выбежала — видимо, звала доктора. — Добрый день, Марк Вадимович, меня зовут Ян Савельевич, я ваш врач. Как себя чувствуете? Головокружение, слабость? — Я прислушался к себе. Вроде ничего. Только чувство пустоты у сердца жгло каленой кочергой, о чём я и сказал доктору. — Ваш соулмейт в коме. Поэтому и ощущения настолько неприятные. — Который час? — Спрашиваю, надеясь услышать, что провалялся не долго — мне необходимо её увидеть, знать, что она здесь, с нами. Врач посмотрел на меня с некоторым недоумением, но сказал, что сейчас начало третьего ночи. И прибавил, что я здесь уже трое суток. — Вы как по стене скатились, вас сразу девочки начали приводить в чувства. Ноль реакции. Мы оформили вас сюда — думали, может переутомление, ваш друг сказал, что вы из тура только вернулись. Потом вы бредили — высокая температура, кашель с цветами. Пока мы вырезали хиганбану из Марии, вы метались как безумец — шептали, что любите, кричали, просили пустить к ней. А потом просто отключились. — Где она сейчас? Я могу… Пойти к ней? Пожалуйста. — Врач странно посмотрел на меня, но кивнул. — Утром вас проводит Лена — сейчас у нее переливание, недавно вырезали цветок. — Доктор вышел, оставив меня один на один с мыслями. Как это вообще могло случиться? Расстояние? Или то, о чём меня предупреждала Лена? Если так, то это очень плохо. Солнце медленно поднималось над Питером, заглядывая в окна квартир. В моей палате оно тоже погостило. Дверь снова бесшумно открылась и показалась лысая голова Мирона. — Ну слава всем богам, ты пришел в себя! Идти сможешь? — Систему сняли еще ночью, когда капельница закончилась и рука почти не болела, но неприятные ощущения еще остались. — Здорово, Мир! — Я натянул вымученную улыбку, на что друг только покачал головой — видимо, выглядел я не настолько хорошо. — Да, сейчас иду. — Друг подошёл к кровати и помог мне встать на ноги. Опершись на него, я сделал первый шаг на ватных ногах и чуть не поцеловался лицом с кафельным полом — я сильно переоценил свои возможности. — Марк, не спеши. — Совет от Мирона, как ни странно, сработал — я стал делать меньшие шаги и не торопился. Мы прошли почти весь коридорчик и оказались у знакомой мне двери с круглым окном посередине. Лена открыла двери и, запуская меня, предупредила: — Марк, говори с ней. Она всё слышит — только вернуться не может. Главное — не молчи. — И закрыла за мной двери. Чувство вины накрыло меня с новой силой — моя девочка на грани между жизнью и смертью. Я присел у её кровати, глядя на лицо — еще более осунувшееся, с выступающими острыми скулами, словно высушенное солнцем. Мне больно видеть её такой… неживой — сейчас она больше была похожа на труп нежели на живого человека. Я взял её руку в свои — такая тонкая, стоит чуть сильнее сжать и она сломается как тонкая веточка. Во рту трубка, чуть приоткрывающая сухие бескровные губы — она даже дышать самостоятельно не может. Смотреть на неё настолько больно, но не смотреть больнее — я виноват в том, что случилось. — Маленькая моя, возвращайся. Я рядом и больше никогда не оставлю тебя — клянусь! — Мой горячечный шёпот наполнял палату, гулко отражаясь от стен. Я напоминал сам себе горбуна из Нотр-Дама, что молится своей Марии. Я даже вспомнил, как Женя давным-давно говорила, что моя девочка любит сказки, но сколь бы не пытался мучительно вспомнить хоть одну, так и не смог. Но попробовал рассказать нашу историю — чем не сказка? 24 мая, г. Санкт-Петербург, Центр Фитопатологии им. И. И. Фёдорова, холл второго этажа, курилка, Настя БелоусоваВраг появляется в строе Друг проверяется в горе
Я вышла покурить — с Машей сейчас Марк, а Ваня придёт через час. Я всю ночь читала ей свой диплом по культуре — хоть врачи и говорили, что круглосуточно дежурить не надо и даже шутили, что мы скоро всё отделение оккупируем, но мы, не сговариваясь, решили быть рядом с ней 24/7, меняясь каждые восемь часов. Рядом мелькнула знакомая фигура — с ней Марк приходил на Новый Год, я помню эту девушку. Она ещё в Сочи угрожала мне. И что ей здесь нужно? Она идёт к ресепшен и что-то спрашивает, а потом направляется ко мне. — О, и ты, ущербная, тоже здесь? Как подружка? — Так, стоп, что? Какая подружка? — О чём ты, убогая? — Милый обмен любезностями — в лучших традициях. — Подружка твоя рыженькая не скопытилась ещё? А то я ещё чуток помогу! Марик должен быть только со мной. Ему не надо было бросать меня тогда — и подружка твоя жива была бы и он в порядке. А так приходится моего мальчика травить — ему «Ласковый убийца» тоже, знаешь ли, вредит сильно — могут и галлюцинации быть и головой может поехать. А мне партнёр нужен с трезвой головой, а не калека. — «Ласковый убийца» всё-таки. Надо хоть Лене сказать — она как раз занимается этой проблемой. Я и не заметила, как сзади к Юле подошёл Мирон и внимательно слушал, что несла эта тупая курица. — Марику нужна более достойная девушка, чем это недоразумение, не знающее, что такое косметика и платье. А какой сказочный секс у нас был! — Нет, она точно двинутая! — Не посвящай меня в интимные подробности — я не бабка с базара, — всё же пришлось осадить её, потому что какому нормальному человеку будет приятно слушать такое о своём друге. — Маша сильная и она выберется. — Не выберется — я всё узнала. Её биполярка сожрёт её и, даже если она придёт в себя, то только для того, чтоб попрощаться с вами и откинуть коньки. А Марик приползёт ко мне искать утешения, но никогда не узнает, что я убила эту мерзкую маленькую девчонку. Ты тоже никому не расскажешь, если жить хочешь, — Юля приподняла клапан на сумочке — оттуда блеснуло хромом дуло маленького дамского револьвера. Мирон, видимо уже вызвал наряд полиции, потому что за его спиной я увидела нескольких людей в форме. 24 мая, г. Санкт-Петербург, Центр Фитопатологии им. И. И. Фёдорова, ОРИТ, палата интенсивной терапии №4, Маша РудоваНаплевать на память и усталость, Ведь ни ты ни я не знаем, сколько нам ещё осталось
Ощущение тепла в руках не покидает меня и голос становится всё ближе, интонации всё теплее, словно он рядом. Я знаю, что это Марк — его голос я узнаю из тысячи и даже в хорале голосов он будет выделяться бархатными нотками среди других. Я чуть крепче хочу сжать его пальцы — они такие тёплые, но руки меня абсолютно не слушаются. Дышать тоже не очень получается, но делаю вдох — это больно, словно я вообще отвыкла дышать и лёгкие разворачиваются заново. Все чувства словно подключены к трансформатору с высоким напряжением — больно настолько, что хочется кричать. Я стараюсь открыть глаза, но не могу — сил не хватает. — А помнишь, как я в тур собирался и ты тогда кричала на Мирона, что не поедешь? В следующий я без тебя не поеду — вот не поеду и всё. Могла бы — уже возмутилась и выразилась в лучших традициях Мирона времён Грин Парка. Ощущение чего-то мягкого на тыльной стороне руки — именно там, где был ожог. Но мне не больно — словно это прикосновение развеяло опалённую кожу. Я пытаюсь сделать ещё один вдох — Боже, как же это больно делать, воздух словно продирается сквозь гортань и горло саднит очень сильно. Что за мерзостный писк? Когда он прекратится? Голос Марка срывается и он сжимает мою руку чуть сильнее: — Лена! Лен, иди сюда срочно!