Everywhere I go

Я стояла в полном ступоре. Сказать, что его слова немного сбили меня с толку — ничего не сказать. Я смотрела на него, глупо моргая, и пыталась сообразить, что дальше делать. Мне кажется, что если я сейчас скажу не то слово, то произойдет что-то ужасное. — Сама посуди, — начал он, — ты пережила смерть обоих родителей, измену любимого парня и неподобающее отношение к тебе в консерватории. Я могу ещё долго продолжать, но суть тебе ясна: любойальный после такого давно бы свёл счёты с жизнью. Я задумалась. Что он такое говорит? Почему он так говорит? В голове роились множество риторических вопросов, которые я боялась озвучить. Я смотрела на его сияющий лик и понимала, что в какой-то степени он прав. Порой, когда у меня совсем не оставалось сил после сложной ссесии, я действительно хотела умереть. Но это были просто мысли, так что я просто жила дальше, терпя потакания учителей и издевательство одногруппников. Если бы не Лэти и девочки из оркестра, я бы так и слонялись приведением по университету. Я задумчиво посмотрела на него. Но перед моими глазами стоял вовсе не сияющий лик этого человека, а испуганные лица Лэти и Кастиэля. Но и они быстро сменились моим телом, которое лежит в больнице, покрываемой кучей проводов. «Ты умираешь», — голос Элеона пронесся у меня в голове с ужасающей скоростью. — Что застыла, как будто смерть увидела? — если он пытался пошутить, то из него такой же шутник, как из меня балерина Большого театра. Я посмотрела ему в глаза. Сердце билось с такой скоростью, что так и норовило выпрыгнуть, а ком, что огромным камнем застрял в горле, грозился вовсе меня придушить. Я опустила голову. Что мне с этим делать? Как ему ответить? Для себя я твердо решила, что хочу ещё пожить, но он кажется был иного мнения, и по его виду могу сказать, что не отступится. — Я хочу обратно: к своей семье, любимому парню и друзьям, — грустно промямлила я и посмотрела на него. По его лицу я могла сказать, что он не был доволен таким ответом. Но в тот же миг оно сменилось на какое-то усталое и измученное. На секунду мне стало его жаль. — Но ты готова принять цену, за то, чтобы остаться? — грозно спросил он. — Да!.. — я даже не подумала спросить его о цене. Мне просто хотелось поскорее вернуться… обнять дедушку и зарыться в мягкие волосы моей тети. Она меня крепко обнимет и скажет, что очень сильно по мне скучала. Я отвечу, что рада ее видеть. Наверное, в тот момент я почувствую себя самым счастливым человеком. Думаю, после всего случившегося они места себе не находят. Я очень переживаю за деда. С виду он кажется таким здоровым, но на самом деле давно мучается от болей в суставах. А недосып и переутомление могут несколько ухудшить положение. — Тогда просто иди сюда, — мы перенеслись в новую локацию. Это была больничная палата. На койке лежала я, а рядом со мной ритмично пикал аппарат жизнеобеспечения. — Прикоснись, — я с опаской подошла к своему телу и легонько коснулась пальцами к своей же руке. Мне хватило одного прикосновения длиною в миг, чтобы поразиться холодом своего тела. Когда ты живешь, ты не представляешь, насколько у тебя холодная кожа, а как встаешь на место третьего лица, так поражаешься. В следующую секунду все вокруг меня закружилась и завертелось. Это был целый салют из мои воспоминаний: мой первый поход в кино, первое катание на велике, первый класс, первый поцелуй, окончание школы, поступление в университет. Внутри все защекотало, будто у меня в желудке разорвалась целая подушка из перьев. От такого калейдоскопа у меня закружилась голова, и я закрыла глаза. Казалось, ещё чуть-чуть и меня стошнит. Но сжав кулаки и закусив губу, я подавила в себе желание выплюнуть свою пищеварительную систему. Когда весь этот кавардак прекратился, я вдруг ощутила нереальную боль. Боль в области спины, кисти, ног, лица. Везде была эта ужасная боль. Она распространялась по всему телу в геометрической прогрессии. Я упал на колени и отключилась. POV Кастиэль. Уже третий месяц я сижу возле койки Бернадетт и всё жду, когда же она откроет глаза. За три месяца все ее ранки зажили, а кости срослись. Хоть она теперь и не выглядела, как труп, но все равно на нее было больно смотреть: мертвенно-белая кожа и мелкие шрамики на лице не особо придавали ей цветущий вид. На ней все ещё надета аэромаска, которая снабжает ее лёгкие достаточным количеством воздуха. Сидя возле нее, и поглаживая ее холодную руку, я не заметил, как в палату вошёл Леонард и положил свою руку мне на плечо. Я вздрогнул. Когда ты сидишь в полной тишине, нарушаемой только пиканьем аппарата, то грех — не испугаться пришедшего. — Ты тут так долго сидишь, — Леонард присел на кресло рядом с окном и посмотрел на меня. Он не навещал Бет вот уже месяц. Я не спрашивал, что случилось, но явно у него была причина. — Ага, — я грустно взглянул на Лео, но быстро перевел взгляд. Его усталый вид заставил меня смутиться. — Знаешь, когда она была маленькая, очень любила голышом бегать по огороду и гонять кроликов, — я издал лёгкий смешок. Представление голой маленькой Бет немного разрядило мое напряжение и заставило меня расслабиться. А дальше мы сидели в полном молчании. По Леонарду было видно, что ему требуется поговорить, но он никак не решался. Я не был настроен на разговор. Мои мысли полностью заняло выздоровление Бет. Внезапно аппарат часто запиликал, что вызвало у меня и Лео немалый испуг и беспокойство. Я резко отпустил руку Бернадетт и выбежал в коридор. Я хотел было позвать доктора, но за меня это уже сделал дедушка Бет. Он махал руками и кричал на всю больницу, я поспешил вернуться в палату. Там уже не пиликал аппарат, как ненормальный, а вернулся в свой прежний спокойный ритм. Я оперся на стену. Я не сплю вот уже третий день: из больницы — домой, где надо погулять с Демоном и поиграться Гастоном, из дома — в больницу, где снова включаю режим Хатико. Честно признаться, мне не нравится, точнее Саше: она все время упрекает меня в моем недоотцовском поведении. Спустившись на пол, я взирал на койку снизу-вверх. Видел, как спокойно в такт вдохами и выдохам опускается и подымается грудная клетка. Как дёргаются ресницы, и слегка подрагивает указательный палец на правой руке. ТАК, СТОП!!! ДЕРГАЮТСЯ РЕСНИЦЫ, И ШЕВЕЛИТСЯ ПАЛЕЦ?! В туже секунду я подлетел к девушке и склонился над ее телом. Мне было страшно брать ее за руку, да и вообще прикасаться к ней, в тот момент она казалась мне сделанной из тонкого фарфора: одно неверное движение и ее тело рассыплется на мириады осколков. Внезапно, меня отодвинули. Передо мной вырос мужчина в белом халате. Он навис над Бет в точности, как я пару секунд назад. Меня схватили за локоть и повели в коридор. Последнее, что я увидел было то, как Бернадетт медленно приоткрывает глаза. — Кас, иди пока домой, — сказал Леонард. От такого его заявления я выпал из реальности. Я столько дней сидел возле койки Бернадетт, охраняя ее спокойствие и ожидая, когда же она откроет глаза, а сейчас, стоило ей наконец проснуться, как меня выставляют. Однако перечить я не смел. Может во мне и бушевали ярость, злость и обида, но в глубине души я понимал, что Леонарду первому хочется побыть с любимой внучкой. Как-никак она единственная его внучка и некая ниточка соединяющая его и его погибшего сына, память о котором слишком дорога. Я закрыл глаза, выпуская пар и пытаясь успокоить свою ярость. Леонард похлопал меня по плечу. От его прикосновения мне как будто стало легче. Я недовольно фыркнул, развернулся и ушел. Выйдя из больницы, я наткнулся на Розу. Она шла с Леем. — Как Бет? Так и не проснулась? — за эти три месяца Лей всегда был рядом с Розой: пытался ее развеселить, отвозя на различные курорты, но ее голова все время была забита одним беспокойством. Она каждый день звонила мне и взбудораженным голоском допрашивала меня по поводу состояния Бетти. — Она проснулась, — чуть грустно сказал я. — Ох, правда!!! — на ее лице заиграла широкая улыбка, в глазах проснулись от долгой спячки искорки чистой радости. Девушка буквально прыгала на месте. Лей, стоявший рядом с ней, тоже слегка улыбнулся и подошел ко мне. — Передавай семье Бет, что мы очень рады. — Я хочу ее увидеть!!! Я обязана ее увидеть!!! — детская радость все никак не отпускала Розу. — У нее сейчас Леонард с Агатой. Может, чуть позже можно ее будет навестить, — сказал я. Признаться мне было грустно от того, что я не увижу Бет в первые минуты ее пробуждения (или же, скорее, она не увидит меня?). Розалия успокоилась и посмотрела на меня вопросительным взглядом. Я объяснил им, что после долгой комы, родные соскучились по ней и хотят побыть с ней наедине. К счастью, Роза не включила своего упертого барана и все прекрасно поняла. Постояв немного и поговорив о бытовых делах, мы разошлись по сторонам. Перед тем, как сдвинуться с места, я позвонил Саше и сказал ей, что иду домой. Я ужасно устал и хотел спать. Иной раз я боялся, что вот-вот упаду прямо на улице, но все оказалось куда успешнее, чем я предполагал. Еле-как дотащившись до квартиры, я открыл дверь и зашел в прихожую. Уже на пороге я чувствовал запах свежезаваренного кофе и блинчиков с джемом из лесных ягод. Из-за рта полился просто водопад слюней. Со вчерашней ночи я так и не ел, а время, на минуточку, уже пол третьего. Быстро разувшись, я чуть ли не побежал на кухню. На столе меня уже ждал горячий обед. Своим привлекательным видом он так и просил, чтобы я его съел. Только я сел за стол, как мне в глаза бросился небольшой листочек, мирно лежавший под чашкой с кофе. «Гастон спит в зале. Я приготовила тебе обед, а то ты как приведение в последнее время. Если еще раз забудешь покушать или поспать, я с тебя три шкуры спущу. Саша». Нет, ну вы только посмотрите, эта служанка совершенно ничего не боится. От того она и ценный работник для меня: кто же еще будет мне давать пенок под зад, чтобы я наконец-то хоть что-либо сделал. Я улыбнулся, смял записку и принялся убивать свой только что приготовленный обед. Может Саша и не умела нормально готовить блинчики, но вот кофе варила просто отменный. Однажды я так был поглощен этим приятным ароматом, что не заметил, как выпил чистейший кипяток. Это потом мне аукнулась в виде недельной боли на кончике языка и в горле. Прикончив обед, я направился в гостиную. На диване мирно спал Гастон, накрытый белым пледом. Я сел рядом с ним. Его вид побудил во мне желание провалиться в глубоки сон. Я прилег рядом с сыном и, заключив его в объятья, уснул от приятного аромата его волос. POV Бернадетт. Меня пронзила жуткая боли в области груди: мне как будто вырвали сердце, а легкие ушили раза в два. Я не могла нормально дышать и казалось, что я вот-вот задохнусь. Мне хотелось кричать, орать во все горло, пока мои голосовые связки не порвутся. Я постаралась открыть глаза. Сознание приходило по кусочку и с каждым кусочком приходило знание, что случилось что-то страшное. Я шире раскрыла глаза. Сначала передо мной стояла довольно мутная картинка с двумя расплывчатыми силуэтами, но со временем становилась все четче и четче. Я увидела деда и еще какого-то мужчину в белом халате рядом с ним. Неужто в больницу попала? Хотя, зная себя, меня это уже ни капельки не удивляет. Я попыталась издать звук, но какая-то штука на моем лице не позволила мне это сделать. Я поморщилась. — Не напрягайся. Ты еще слишком слабая, — я посмотрела на мужчину в халате. Он что-то энергично строчил на бумаге, прикрепленной к планшету. — Дорогая, — дедушка схватил меня за руку. Его вид оставлял желать лучшего. Впалые глаза с выделяющимися синяками под глазами. Потрескавшиеся губы. Слишком старая кожа на лице. — Я так соскучился, — он поцеловал меня в лоб. Перед тем, как он отстранился, я почувствовала, как на мою щеку упала капля. Неужели он плачет? — Что с…лучи... лось? — только и смогла я выдавить из себя. Голосовые связки будто бы вовсе окаменели и не хотели нормально функционировать. — Ты попала в аварию, — сказал доктор так, как будто он каждый день сталкивается с авариями. Ах… ну да… — Ты пробыла в коме около трех месяцев, — от такой цифры я была, мягко говоря, обескуражена. Три месяца провести на больничной койке! Да я же все лето проспала! От такой новости я немного загрустила. — Так, сейчас мне нужно провести обследование и забрать кровь на анализы. Позже я сообщу вам результаты. С этими словами он принялся щупать меня по ногам рукам и грудной клетке. Стоило ему коснуться запястья правой руки, как я дернулась от жуткой боли. Доктор настороженно на меня посмотрел, но продолжил обследование. После окончания, пришла медсестра. Она обработала участок кожи и воткнула иголку. Она была настолько маленькой, что я даже не заметила, как у меня взяли кровь. После того, как доктор в сопровождении медсестры и моих анализов ушли, я попыталась заговорить с дедушкой. — Как…ой сего…дня день? — слова мне до сих пор довались с большим трудом. — Тихо, тебе надо отдыхать, — какой отдыхать?! Я и так три месяца провалялась в кровати! Уж поверьте, я вдоволь отдохнула! — Пятнадцатое августа. Я отвернулась от дедушки и взглянула в окно. На улице было солнечно, что очень странно. Сколько себя помню в Париже всегда лили дожди, как из ведра, в это время. — Где Кас? — сказала я, уставившись в окно философским взглядом. — Он дома. Парень столько времени провел рядом с тобой, что, кажется, совсем забыл про сон и еду. Пускай отдохнет, — вот и хорошо. На данный момент я никого не хотела видеть. У меня было какое-то разбитое состояние. Да и Гастону полезно провести какое-то время с отцом. — Я позвонил Агате. Она скоро приедет. Я смутилась. Зная свою тетю, она тут же набросится на меня с поцелуями и криками радости. А еще она, скорее всего, зальет меня своими слезами, от чего я потом буду вся соленая. Фу… Однако с тетей мне захотелось увидится. Наверное, ее такого (слишком) сентиментального поведения мне сейчас и не хватало. Я принялась теребить простынь. Как только я повернула кисть, так ее тут же пронзила боль. Я закрыла глаза и сжала рот, чтобы ненароком не крикнуть, тем самым испугав деда. Осторожно вернув ее на место, я забеспокоилась. А что, если эта боль останется навсегда? Я же не смогу играть на фортепиано, и жизнь моя будет кончина. В голове роились столько пессимистичных мыслей. Как бы не загнать себя в депрессию. Но, успокаивая себя тем, что эта боль ненадолго, я выдохнула. Вскоре приехала Агата. Она принесла мне мой маленький ноут, который я себе купила в Лионе, чтобы конспектировать детали моих лекций. Как только она положила его на тумбочку, так тут же набросилась на меня с поцелуями. Что и требовалось ожидать… Она все говорила и говорила, что я потеряла нить ее болтовни. Но суть была в том, что она сильно по мне скучала и беспокоилась за меня. В общем все, как всегда. Все всегда говорят, как место себе не находили из-за беспокойства, как сильно скучали. Все это, конечно, понятно и я не упрекаю их в этом, но это уж очень банально. После того, как тетя прекратила тиранить меня и уселась рядом с дедом, принялась рассказывать мне все, что случилось за все три месяца, что я лежала в коме. Она рассказала, как съездила в Прованс, чтобы поправить хозяйственные дела. Оказывается, за все то время, что она отсутствовала за ее цветами на заднем дворе кто-то ухаживал. Она решила найти этого анонимного садовода и выразить свою благодарность, потому как без него ее цветы бы погибли, а это, по сути, ее бизнес. Этим анонимным садоводом оказался ее сосед через два дома. Проходя каждый день мимо ее сада, он не мог оставаться равнодушным к погибающим цветам. Так собственно моя тетя и обзавелась любимым мужем. Она еще долго хвалила его и хвасталась своим обручальным кольцом. Так же она призналась, что с ним она на какое-то время смогла избавиться от грустных мыслей обо мне, но никогда меня не забывала. Я искренне порадовалась за Агату. Почти тридцать пять лет она была одна. Дед уже начал бояться, как бы она не осталась в девках до самой пенсии. Но, узнав о ее свадьбе, очень сильно возликовал. Мне было отрадно слышать, что мои родные смогли повеселиться и развеяться от внезапно случившегося горя. Но, несмотря на это, дедушка все равно постарел как будто лет на десять. — Надо будет тебя обязательно с ним познакомить. Я уверена он тебе понравится. Ян очень веселый и общительный — вы с ним быстро найдете общий язык, — в этом я немного сомневаюсь. Дело в том, что когда я вижу незнакомого человека, то у меня сразу начинают путаться мысли, и я говорю какую-то ересь. Но, как говорила моя мама: «Просто расслабься и представь, что вы с ним давно знакомы». Я много раз пыталась следовать маминому совету, но, видно, социофоб, сидящий во мне, каждый раз оказываться сильнее моих убеждений. Ближе к вечеру пришел доктор. В руках он держал уже другой планшет с бумагами. — Ну что? Готовы услышать результаты? — его тон мне не понравился, слишком уж грустный он был. POV Кастиэль. Я проснулся от того, что кто-то тыкал в мое лицо чем-то мягким. Стоило мне открыть глаза, как я увидел Гаса, тыкающего своим пальцем в мое лицо. Он сидел, зажавшись в угол дивана и смотрел на меня немного растеряно. — Пап, я кушать хочу, — он словно молитву прочитал. Я нехотя встал и поплелся на кухню. Мне не хотелось готовить, да и вообще что-либо делать, но сын так проницательно смотрел на меня, от грех было отказать. Я взял сковородку и поставил ее на плиту — разогреваться. Из холодильника я достал пару яиц и сливочное масло. Подождав пару минут, пока сковорода нагреется, я вывалил кусочек масла. С шипением он принялся таять, образую на покрытии незамысловатую корявую лужицу бледно-желтого цвета. Когда масло перестало шипеть, я разбил два яйца и ву-аля! Ужин для сына готов. Он уселся за стол с тарелкой в руках. Я - на против него. За спиной Гаса уже заходило солнце. С шестнадцатого этажа, в самом центре Парижа смотреть на закат было вдвойне приятно. Никакие многоэтажки и заводы не могли испортить этого чудесного момента. Эх, только бы Бернадетт его увидела. Она бы непременно была бы в восторге. От мысли о Бет внутри все сжалось. Мне стало грустно от того, что я, так сказать, не освежил в памяти цвет и форму ее глаз. Я и в правду должно быть забыл. — Пап? — Гастон помахал своей рукой у меня перед лицом. — Я все. Я взял тарелку и отнес ее в раковину, где в последствие и оставил. Внезапно, телефон, лежащий у меня в кармане, завибрировал. Он все вибрировал и вибрировал, что я уж подумал, что он нахрен разорвется. Я поспешил достать его, чтобы он ненароком не сломал мне ногу. Это были сообщения от Леонарда. Писал он, видимо, быстро и маленькими сообщениями. Господи, это так раздражает. «Если отдохнул То можешь приходить Захвати еще с собой что-нибудь Вдруг проголодаешься». Блин, как не вовремя. Саша, скорее всего, сейчас дома сидит и отдыхает. Мой звонок явно ее очень сильно разозлит. Она и так в течение трех месяцев без устали работала сверхурочно. Что ж, придется Гастона брать с собой. — Пошли гулять? — вот так неожиданно сказал я, устремляя свой вгляд на удивленного мальчика. Но в туже секунду его лицо озарилось широкой улыбкой. — Пошли! — он побежал в прихожую, а я за ним. Однако шустрый малый. Мальчик прицепил к ошейнику Демона поводок, и мы все вместе пошли на улицу. Для августовского вечера было довольно тепло. Я взял сына за руку и повел его в больницу. Ох, надеюсь там будет Роза. Идя по широким улицам города, я все поражался его красотой. Раньше, когда я всегда был в делах и вечно спешил на важные встречи, мне никак не хватало времени полностью погрузится в красоты нашего города. И вот, когда мне выпал шанс насладиться этим, я не собирался его упускать. Даже если это ненадолго. Когда мы подошли к больнице, нас встретила Роза. Она была одна. Гастон тут же высвободил свою руку из мой и бегом вперемешку с веселыми подпрыгиваниями побежал к Розе. Та в свою очередь не растерялась и, распахнув свои руки, была готова принять Гаса в свои объятья. Я невольно улыбнулся. Демон скакал вокруг Розы и пытался сделать вид, что защищает Гаса. — Роза, я так по тебе соскучился, — мальчик зарылся носом в белокурые волосы девушки, от чего она рассмеялась. По ее лицу было видно, что она тоже очень рада видеть Гаса. — Я тоже, — еще пару минут пообнимавшись, она отстранилась. — Это твой новый друг? — спросила девушка. — Да!!! — радостно ответил сын. — Его зовут Демон. Мне его папа подарил. Наконец, Роза заметила меня. Она мило мне улыбнулась в знак приветствия, я кивнул в ответ. — Ты куда-то идешь? — вопрос был глупым, но я смел надеяться, то она не в больницу. Я не хочу, чтобы Гас видел беспомощное состояние Бет. Он же после этого спать мне нормально не даст, расспрашивая о Бернадетт. — Да, я хотела в кафе сходить. Дома сейчас ничего вкусного нет, так что я решила подзатратиться на ужин и нормально поесть. — Не могла бы ты взять Гастона? — от моего предложения ее лицо пронзила широчайшая улыбка. Ей всегда нравился Гастон, и она всегда проводила с ним времени больше, чем я. Вскоре они ушли, оставив меня стоять перед больницей. Не знаю почему, но я был жутко сконфужен. Мой желудок скручивался от волнения, а сердце так и норовило выпрыгнуть. Но, пересилив себя, я все-таки вошел. В приемном покое не было никого, кроме больных и врачей. Что ж, тем лучше для меня. Большое количество людей вызывает у меня приступ отвращения к обществу. Я быстренько поднялся на второй этаж и столбом встал возле двери Бернадетт. Мысль о том, что она там, живая и здоровая, заставила волноваться меня еще больше. Наконец, я постучал и вошел. По среди комнаты стоял доктор. Его лик был обращен к Бернадетт, так что мне пришлось лицезреть только его спину. На меня обратили внимания Агата и Леонард. Они улыбнулись и жестом пригласили меня пройти. Бернадетт, заметив меня, выпучила глаза, а я в свою очередь потерял дар речи. Мне захотелось ее поцеловать, обнять так сильно, чтобы я слышал, как хрустят ее кости. Но в место этого я со спокойным видом прошествовал к койке. Обойдя с дугой стороны кровать, я теперь мог видеть лицо доктора. — Надеюсь, все собрались и больше никто меня не перебьет, - я быстро взял Бет за левую руку и легонько ее сжал, в ответ получил такое же сжатие. POV Бернадетт. Доктор на миг остановился. Мне хотелось его подтолкнуть, чтобы он продолжал. Он все копался в своих бумажках, то перелистывая их, то возвращая в исходное положение. Между тем, меня уже пожирало любопытство. — Так, вот оно, — он пролистнул несколько листов и остановился. — Хочу… Стоило доктору начать говорить, как дверь распахнулась и в комнату вошел Кас. Увидев его, я почувствовала, как во мне что-то заликовало. Я была готова хоть сейчас встать и прижаться к его сильной горячей груди и больше никогда не отпускать. Но мне удалось только смущено опустить глаза. Если я еще хоть секунду на него посмотрю, то точно сгорю. Он подошел ко мне с другой стороны и взял меня за руку. Она все такая же, как и три месяца назад: горячая и мягкая. Она мне чем-то напоминала мягкую игрушку, что была у меня в детстве, только она была ни теплой, ни живой. Я с силой, что была у меня, сжала его руку, боясь, что он вот-вот куда-то денется. — Надеюсь, все собрались и больше никто меня не перебьет, — раздраженно сказал доктор и снова уткнул свой длинный острый нос в свои бумажки. — Хочу тебя порадовать: твоя кровь в норме, то есть гемоглобин в порядке, глюкоза в порядке — все в порядке. Переходим к неприятному, — я насторожилась и сжала руку Каса. — У тебя повреждены сухожилия правой руки, от сюда и боль в запястье. Так же ты пока не сможешь ходить. Из-за повреждения еще нескольких позвонком, ты утратила способность передвигаться ногами, но если ты будешь заниматься лечебной физкультурой, то очень скоро восстановишься. Я сняла аэромаску и моляще посмотрела на доктора. В его взгляде читалось сочувствие. — Я смогу играть на фортепиано? — мой голос дрожал. Новость о том, что я не смогу какое-то время ходить, вызывало у меня неприятные чувства. А если еще и отказ от фортепиано, то можно сразу вешаться. — Навряд ли. Нет, конечно, можно разработать руку, но ты уже никогда не сможешь быстро ею передвигать, — я застыла. Уставилась в одну точку и смотрела туда, пока мне не начало казаться, то я прожгу в ней дыру. Нет. Мне не верится, что теперь придется забыть о фортепиано, о большой сцене и целом зале аплодисментов. Теперь можно выкинуть старое бабушкино фортепиано, на котором я нажала свою первую ноту еще в трехлетнем возрасте. Нет. Я отказываюсь верить, что это правда. Я почувствовала, как мои щеки покрывает нечто горячее и соленое на вкус. Пожалуйста, пуска это будет неправдой. Я отпустила руку Каса и накрыла ею свое лицо. Из меня вырывались всхлипы полные боли и отчаяния. — Дорогая, — ко мне подошла Агата. — Уходите! — крикнула я не своим голосом. — Убирайтесь! Я не хочу никого видеть! — Родные только с болью на меня посмотрели и вышли. Вот только не надо этого. Не надо делать такое лицо будто целый мир сорвался. Я всего лишь утратила способность ходить и играть на пианино. Я всего лишь выпустила из рук свою мечту. Теперь она казалась мне такой далекой, что через бинокль не увидать. Теперь, когда я прошла огонь, воду и медные трубы, она стала еще дальше. Теперь она стала недостижимой. От этого становилось еще больнее и обиднее. Я семь лет терпела музыкальную школу. Шесть лет практиковалась и оттачивала свое мастерство, чтобы в конце концов все это оказалось бессмысленным. Из меня вырвался крик. Но он был не громким. Скорее, как крик в подушку. Я зажала зубами уголок и буквально визжала. Я готова променять возможность на восстановление моих ног на то, чтобы снова играть, быстро бегая пальцами по клавишам. — Успокойся, — рядом со мной раздался тихий низкий голос. Я же сказала всем уйти! Парень сел рядом со мной и прижал меня к себе, пытаясь утихомирить мои конвульсии. Я выпустила уголок подушки и прижалась к нему. Сжав в кулак поврежденную руку, мне уже было пофиг на боль, я несильно ударила парня в грудь. На что он только перехватил ее и положил себе на ногу. — Все будет хорошо…