Everywhere I go

Когда я проснулась, Кастиэля уже не было, а на мне была уже совершенно другая одежда: красный топ в белую полосочку и с длинными рукавами и свободные джинсы. В палате было темно и пусто. Я даже слышала, как за дверью копошатся медсестры. Но даже их тапочки, которые слишком громко топали по сравнению с мертвой тишиной у меня в комнате, не смогли заглушить моих мыслей об утрате способности играть на фортепиано. Что мне теперь делать? Как дальше учиться в университете? Я подумала о поступлении на другой факультет, но от мысли, что я больше не буду играть на фортепиано, у меня скрутило живот. Так, надо отвлечься от грустных мыслей, а то так и депрессии не далеко. В комнату вошли. От резкого яркого света, ударивший в мои глаза, я сморщилась и не сразу поняла, кто вошел. — Дорогая, тебе лучше? — тетя села рядом со мной и протянула стакан с горячим шоколадом. Вертя его в руках, я думала, насколько здешний шоколад вкуснее того, что готовит Агата. — Нет, — коротко ответила я и отпила немного. Он определенно отличался от того, что готовит тетя. В комнату вошел дедушка, закрыл дверь и включил свет. И снова неприятное жжение в глаза, но виду я не подала. Дедушка сел рядом с тетей и успокаивающе погладил меня по ноге. Его усталые глаза ударили меня в самое сердце. Я не знала, сколько проспала, а до этого так бесцеремонно выгнала их за дверь. Скорее всего, они прождали в приемном покое. — Мы спрашивали у доктора, когда ты сможешь вернуться домой, — сообщил дедушка. Мне не хотелось знать этого, но я все-таки кивнула. — Если завтрашние анализы будут в норме, то завтра вечером мы тебя заберем, — тетя положила руку мне на плечо. Я понимала, для чего этот жест, но от него стала немного легче. — Мы приготовили тебе сюрприз. Он ждет тебя дома, — подбадривающе сообщила тетя. Вот не люблю я сюрпризы, потому что после них становишься, как на иголках. Хочется поскорее все узнать. Я глубоко вздохнула и допила горячий шоколад. Тетя взяла меня за руку и крепко сжала в своей, а дедушка так и продолжал гладить меня по ноге. Что самое ужасное, я не чувствовала его прикосновений. Вообще никаких. Но не стала ему об этом говорить. *** На следующее утро ко мне пришел доктор. Он взял у меня пару колбочек крови и ушел восвояси. В креслах возле окна мирно спали тетя и дедушка. Интересно, когда они последний раз спали на в горизонтальном положении? Наверное, очень давно. Я взяла телефон с тумбочки и разблокировала его. Тринадцать пропущенных от Кастиэля, девять от Лизандра, восемьдесят семь (!) от Розалии и три от Натаниэля. Ну Розалия меня больше всего поразила. Я нажала на ее номер. В трубке послышались тихие гудки. После трех девушка взяла телефон и радостно заорала в трубку. У меня аж ухо заложило от ее громкого писка. — Что ты так орешь? — улыбнулась я. — Я так рада, что ты жива. Знаешь, как я волновалась за тебя, — в ее голосе послышалась легкая дрожь. Она вот-вот расплачется. — За меня все волновались. — Я больше всех, — девушка засмеялась — дрожь в ее голосе исчезла. Мы еще много поговорили о последних событиях, и она отключилась. Звонить остальных у меня как-то не было желания. После разговора с Розалией хотелось жутко спать и отдыхать. Я положила телефон и накрылась одеялом с головой. Что мне делать до самого вечера, если я даже ногой не могу пошевелить? Однако думать долго мне не пришлось. В палату вошел Кастиэль. В руках у него была маленькая коробка с любимым печеньем. Я невольно улыбнулась. Кастиэль сел на стул, где вчера сидела Агата и положил пластиковую коробку мне на колени. Я мигом ее открыла и принялась уплетать лакомство за обе щеки. В который раз я понимаю, за что люблю это нежное, хрустящее, сладкое печенье с шоколадной крошкой. С каждой новой печенюхой мое настроение подскакивало вверх. А я и не знала, что от обычной еды можно вывести себя из депрессии. — Не подавись, — на лице Каса тоже растянулась улыбка. Его рука легла мне на голову и похлопала по волосам. Так обычно хлопают маленьких детей, когда родители ими довольны. — Ошень вкуфно, — сказала я с набитым ртом, кладя еще одну печеньку в рот. Вскоре они закончились, а мой рот просто ломился от хрустящего лакомства. — Прифеси ефе. — Давай потом, а то лопнешь, — я недовольно фыркнула, а парень легко посмеялся. Кастиэль посмотрел на дедушку и тетю, те спали. — У меня есть одна идея, — после этих слов он раскрыл мое одеяло, надел пушистые тапочки и взял на руки. От такого неожиданного действия я вцепилась в шею Каса и крепко к нему прижалась. — Куда мы? — спросила я, уткнувшись в его шею носом. — Увидишь, — с этими словами мы вышли из палаты и пошли по лестнице. Мы спустились по лестнице и очутились в почти безлюдном приемном покое. На лавочках сидели единицы людей. Некоторые утирали слезы, некоторые просто сидели и смотрели телевизор над регистратурой, некоторые спали на стульях. Кастиэль стремительно нес меня на выход. Я так давно не было на улице, что и забыла, каково это — ощущать теплые лучи солнца на своем лице. На улице было тепло, но местами пожелтевшие листья говорили о том, что скоро наступит холодная осень. — Так ты скажешь мне, куда мы идем? — ответом на мой вопрос была ехидная улыбка и отрицательный кивок головой. Думаю, не стоит говорить о том, что я просто ненавижу сюрпризы. Но если отбросить этот отрицательный аспект, то я была рада выбраться из стен больницы, где витает смерть и пахнет болезнью. Мы шли по широким и узким улочкам и, наконец, дошли до маленького кафе. Оно было залито солнечным светов, и так и излучало тепло и уют. Мы сели столик на уличной террасе, который располагался прямо возле двери. К нам вышел молодой парень, скорее всего, мой ровесник. Он лучезарно нам улыбнулся и произнес слова, заученные каждым официантом: — Здравствуйте, что будете заказывать, — я посмотрела в меню. Мой выбор пал на большую порцию сэндвича и литровый стакан колы. Мой спутник заказал чашку кофе и тарелку клубничного тортика. В пожеланиях он указал, чтобы положили побольше клубники. Не знала, что он так любит эту ягоду. — После больницы, так непривычно находиться на улице, как будто я вовсе забыла этот город, — тихо сказал я, теребя ткань на своих джинсах. — За этим я тебя и принес сюда. Подыши свежим воздухом, а то вся зеленая, — я усмехнулась. Кастиэль, который до этого сидел напротив меня, пододвинул стул и теперь сидел вплотную ко мне. Он взял мою руку и переплел наши пальцы. В сердце больно закололо, в глазах почувствовалось жжение — признак, подступающих слез. Я быстро заморгала и возвела глаза к небу. Вроде бы получилось. После этой аварии я стала слишком чувствительной. Нам принесли заказ. Кастиэль сразу же приступил к своему тортику, а я еще минут пять сидела и разглядывала сэндвич с курицей. Хлеб, салат, кусочки курицы и так далее. Он казался таким аппетитным — так и манил его съесть. Но кусок в горло не лез. Я отпила колы. — Почему не ешь? — вот тот вопрос, объяснения на который не знала даже я сама. Во избежание дальнейших подобных вопросов я взяла сэндвич и откусила кусок. Мне потребовалось маленького кусочка, чтобы осознать, что я очень голодна. Даже убеждение в том, что я не могу есть, рассыпалось в прах. Даже когда я уплетала печенье за обе щеки, не почувствовала подобного голода. Я расправилась с бутербродом за считанные секунды и попросила добавки. Кастиэль, который все еще ест свой тортик, удивленно посмотрел на меня. Официант одобрительно кивнул и скрылся в здании. Через пару минут мне принесли новую порцию, но и ее я съела до того, как парень успел скрыться в самом кафе. Я попросила еще. На этот раз, официант принес не один, а целых три бутерброда, чтобы уж наверняка. — Ты как с голодного края, — Кастиэль запил последний кусочек торта кофе и посмотрел на меня. Его серые глаза светились от радости и тепла. — Я бы посмотрела на тебя, когда бы ты проснулся от трехмесячной комы, — я доела первый сэндвич с принесенной тарелки. Мы просидели в этом кафе до самого вечера. Еще утром я думала, как скоротать время, но за меня это сделал Кас. Он высвободил меня из этой ужасной больнице, как принц в какой-нибудь из сказок Диснея. Когда пришло время уходить, Кастиэль поправил мои тапочки и снова взял на руки. Пройдя тем же путем, мы вернулись в серые стены дома смерти и болезни. — Бет, мы так волновались, тебя не было так долго, — когда Кастиэль опустил меня на койку, тетя подбежала ко мне и схватила за лицо. Она рассматривала меня, будто на меня должны были быть раны или ссадины. — Где вы были? — строго спросил дедушка. — Ходили в кафе неподалеку, — спокойно ответил парень. Я же молчала. Точнее мне слово не давала вставить тетя, которая бурчала себе под нос и щупала меня, попутно спрашивая, где болит. Вошел доктор. В руках у него был планшет с бумагами. Как всегда, он был с носов в них погружен. — Что ж, у нее на удивление прекрасные анализы. Ты можешь вернуться домой, — дедушка и тетя, будто забыв о недавнем мое происшествии, радостно схватили меня за обе руки. Кастиэль улыбнулся, но ко мне не подошел. Он помахал мне рукой и вышел из палаты. Даже эта прекрасная новость не так сильно обрадовала, сколько появление Каса с коробкой моего любимого печенья. — Я соберу вещи, — Агата принялась метаться по комнате, как ужаленная, а дедушка ушел в коридор за коляской. Я была убеждена, что, даже если нам сообщили эту новость глубокой ночью, тетя и дедушка тут же начали сборы. Тетя усадила меня в инвалидное кресло, и мы все вместе поехали домой. *** Я так давно не была тут, что совершенно забыла, как выглядит наш старый дом. За три месяца он нисколько не изменился. Только вот цветы в клумбах поменялись. Теперь там росли не розы, а прекрасные синие фиалки. Тетя завезла меня в дом. А вот внутри все изменилось. Нет, как бы все осталось на своих местах, но теперь весь зал был заставлен чемоданами и сумками. — Вы от куда-то приехали? — спросила я. Из кухни вышел незнакомый мне мужчина. У него была темная кожа, борода и потрясающие голубые глаза. Муж Агаты оказался на редкость красивым мужчиной. — Скорее уж уезжаем, — проговорил он. — Бернадетт, познакомься: это мой муж — Райан. Райан, это моя племянница — Бернадетт, — я приветливо улыбнулась. — Твоя тетя не соврала, ты действительно очень красивая, — моя улыбка стала еще шире, а лицо залилось краской. — Ааа… В смысле мы уезжаем? — спросила я. — А вот и сюрприз. Бет, — тетя села на корточки и взяла меня за руку, — пока ты была в… коме, мы купили дом в Живерни. Теперь мы будем жить там, — я хотела возмутиться, но тетя меня перебила. — Дорогая, тебе бы не хотелось уехать в другой город и начать жизнь, где тебя никто не знает. — А как же университет? — к моим глазам подступают слезы. — Ты можешь поступить там, — ответил дедушка. Я поджала губы. Да, я была недовольна, но устраивать сцены не стала. — И когда же мы уезжаем? — Завтра ранним утром. POV Кастиэль. После больницы я вернулся к себе в квартиру и обессиленно плюхнулся на диван. Из комнаты вышел Гастон. Он сонно тер глаза и зевал. Я сел и обнял сына. Он единственный, кто мог отвлечь меня от мыслей о Бернадетт. За мальчиком из комнаты вышел мой отец. В руках он держал детскую книгу со сказками. Увидев меня, он захлопнул ее и просил на другой конец дивана. — Гас, ложись, — я уложил уже спящего сына на диван и накрыл белым пушистым пледом. — Нам надо поговорить, — сообщил отец и ушел в прихожую. Что-то мне подсказывало, что не стоит ходить за ним и, уж тем более, говорить. Но я все-таки пошел. Отец ждал меня возле двери и разглядывал декоративные полки с вазами искусственных цветов. Я предупреждающе покашлял. Папа посмотрел на меня и обнял за плечи. — Кастиэль, давно не виделись, — с улыбкой сказал он. Большую часть своего детства я его не видел, да и ему было на меня плевать, так что я обошелся одобрительным кивком. — Здравствуй. — Кас, я очень недоволен твоим сегодняшним поведением, — серьёзно сказал он. — Сыну самого влиятельного человека в этом городе негоже шататься с какой-то простой девушкой. Она тебе не пара, — вот говорило мне мое шестое чувство, что не просто так прилетел отец со своими цепными псами. Наверное, они ему и нашептали о моем сегодняшнем обеде с Бернадетт. — Отец, мне уже не пятнадцать лет, чтобы ты мне говорил, кто мне пара, а кто нет. «Сын влиятельного человека» в праве выбирать, с кем ему строить жизнь. — Кас, как ты не поймешь. Для того, чтобы наша компания и дальше процветала, нам нужны деньги… — У тебя их и так навалом, — я выдернул свои плечи из его холодных рук и отошел подальше. — Чего ты хочешь? — Кастиэль, у меня предложение: либо ты разрываешь все отношения с этой девушкой и женишься на Венди, либо твоя Бернадетт спокойной жизни в этой стране не увидит.