Сон

Последние шорохи стихли, и Ричард позволил себе выдохнуть — отчаянно, почти навзрыд, плохо понимая, отчего подобное с ним происходит. То было почти… Горе? Подумать только, какая глупость! Дик, уткнувшись в грязный козий мех, от одного запаха которого к горлу подкатывала тошнота, из последних сил сдерживался, чтобы не заплакать. И было бы из-за чего! В ушах до сих пор стоял гаденький смех проклятого адуана, что б ему сорваться со скалы, ненавистному... А еще, Дик продолжал слышать полное сального восторга Шеманталево в адрес маршала: «Шалый какой!» Ричард закусил губу, сильно, почти до крови. Но разве стоил развратный и распутный эр хоть капли этой самой крови? Нет, конечно! Пусть катится! Пусть отымеет и перепортит хоть целую толпу грязных бакранок. Какое герцогу Окделлу до этого дело? И все же… Дикон всхлипнул, позорно и очевидно для всякого, кто мог бы находиться с ним рядом, или же бродить рядом с кошкиным сараем, на крыше которого были расстелены те самые вонючие шкуры… Но, хвала Создателю, никого по близости не было — проклятая деревня словно вымерла, либо… либо собралась поглядеть как эр Рокэ будет ублажать распутную девку, что имела наглость явиться и просить Первого маршала Талига о подобной милости. Сука! Да хоть бы и сука, но какое до нее дело Ворону? Не в силах больше выносить вонь, идущую от подмоченных слезами шкур, Ричард перевернулся на спину и, распахнув глаза, уставился на звезды. Размытые слезами, но даже так, невероятно яркие, как россыпь драгоценных камней на черном бархате. Он глядел на мерцающее великолепие, в бессильной злобе сжимая кулаки так, что обломанные ногти впивались в ладони, раня их. Злился, не понимая себя. Отчего его, Повелителя Скал и потомка Святого Алана, так скручивало от мысли о том, что негодяй и распутник Алва сейчас вытворял с чумазой бакранкой? Ну ладно королева — та хороша собой и знатна, но это?! Целует ли он ее? Ласкает ли? И отчего вдруг Ричард изводится жгучей завистью к этому наглому ничтожеству? Неужели допускает мысль и желание того, что поцелуи кэналлийского развратника, грязные, противные всему порядочному и честному ласки, достались ему? Неужто хочется самому оказаться прижатым к грязным шкурам, сильным и горячим телом собственного эра? Ричард зажмурился и задрожал всем телом, испугавшись подобных мыслей еще сильнее, чем нахлынувшего на него горя. Выходит, что хотел… Выходит, что проклятый Ворон, прекрасный ликом, словно сам Леворукий, заразил Дика, эсператиста и Человека Чести, собственной похотью, лишил разума, а сам… Сам Алва плевать на все это хотел, судя по тому с каким пренебрежением в его устах насмешливо звучит ненавистное Ричарду — «юноша». А теперь вот это! То, как легко и непринужденно маршал принял приглашения горной дикарки, сводило Ричарда с ума, заставляя впиваться ногтями в собственные ладони все сильнее… И что теперь со всем этим делать? Как не свихнуться дожидаясь его возвращения? Как не выдать себя, когда эр вернется? Как жить со всем этим дальше?