Who nose: Сборник статей по ДК

Нельзя сказать, что Доктор со временем не меняется: ведь если б не было перемен, не было бы у сериала и столь оглушительного успеха. Однако я задам иной вопрос: взрослеет ли Доктор? Набирается ли он опыта, иными словами? Развивается ли как личность? И чтобы ответить на него, начну-ка я вообще издалека… Несмотря на то, что сериал определенно обладает крайне широкой аудиторией, весьма разнообразной во всех отношениях, позиционируется он как семейное шоу рейтинга 12+, и вот это — очень важно. Потому что для того, чтобы это шоу оставалось популярным, оно должно всегда укладываться в формат «мы смотрим его вечером по субботам, и все понимаем» (ныне воскресеньям). В частности, необходимо это для того, чтобы родители смогли верно определить, можно ли их ребенку сериал смотреть. Весьма удобен для такого формат отдельных серий (не нужно вникать в историю), хотя, конечно, можно сильно промахнуться с общей идеей, наткнувшись случайно на отдельные эпизоды. И весьма удобен формат регенераций (эр, эпох, как пожелаете). Так вот, это же по-своему ограничивает сценаристов, по крайней мере, в ньюскуле. Авторам классики повезло, особенно поначалу, — они только начали формировать образ Доктора и структуру шоу; у них была роскошь экспериментировать и менять персонажа: таким образом Первый, поначалу весьма замкнутый и не то, чтобы особенно дружелюбный дедушка с фантастической машиной, прячущий за спиной камень, превращается понемногу в того самого эксцентричного путешественника во времени, которого все мы прекрасно знаем. Крещендо эксцентричности достигает своего пика где-то в эпоху Четвертого, а затем понемногу сменяется новым трендом: таинственностью и неоднозначностью, которая точно так же доходит до кульминации в эру Седьмого — и уходит в небытие на долгий-долгий хиатус. Каждый из Докторов с Первого до Седьмого уникален, разумеется, но чему он научился? В чем изменился — последовательно, продуманно? Как повлияла на Доктора, скажем, смерть Адрика — один из, между прочим, наиболее трагичных моментов сериала, не говоря уж о том, что это вообще была первая смерть спутника на экране. Что вынес он из расставания с Сарой Джейн? Каким образом эволюционировало его отношение к Галлифрею? Что он думал о решении Лилы остаться там с Андредом — или о решении Романы остаться там, где она считала нужнее? Как отнесся к трагедии Ниссы? На самом деле, все эти моменты, при всей их эмоциональности, никаким образом не отражаются на характере Доктора: в лучшем случае где-то в пределах одной сюжетной арки они могут упоминаться. Вот спутники — они-то как раз меняются: Романа, например, некогда высокомерная таймледи, стремящаяся действовать в точном соответствии с учебниками, открывает в себе способности к импровизации, находит чувство долга и ответственности и поступает в согласии с этими понятиями. Доктору же остается иногда взгрустнуть — и продолжить свой бег по Вселенной между случайно выбранными точками. Таким же он приходит и в ньюскул, на самом деле: странником без цели и направления, подхватывающим на пути людей. Единственное, что теперь за плечами у него Война Времени и болезненное решение, не дающее покоя; он не хочет повторять этот печальный опыт, поэтому в финале первого сезона говорит, что он трус — и не может принять подобное решение повторно. В процессе взросления существу разумному свойственно рефлексировать, переосмысливать собственные поступки, делать соответствующие выводы. Доктору свойственно страдать. Потеряв Розу Тайлер — и по сути оттого, что она настолько сильно к нему привязалась, что готова была бросить все, лишь бы остаться рядом; оттого, что она не способна была больше адекватно оценивать риски — он не задумался о том, почему это произошло и каким образом можно было бы избежать этого снова. Доктор продолжит терять спутников ровно таким же образом — «по неосторожности», несмотря на то, что однажды все-таки попытается что-то изменить: оставит Пондов на некоторое время. Вот тут смотрим внимательнее: Доктор уже понимает, чем грозят Пондам путешествия с ним, он проговаривает это на экране, однако не вернуться к ним не может. Он зависим от спутников в некотором смысле, и этой зависимости постоянно потакает. Чуть позже ему это прилично аукнется с Кларой, кстати говоря. Но и раньше, потеряв, скажем, Донну, он на некоторое время решает: к черту все это, не будет у меня больше спутников. Никогда. Пока они, конечно, не появляются снова. Но важно не только это, не только неспособность Доктора научиться за пару тысяч лет выстраивать взаимоотношения с существами иной расы, так ему привлекательными, и оберегать их, таких хрупких, сознательно. Важно то, что в каких бы ситуациях Доктор ни оказывался; что бы ни подкидывала ему Вселенная, он воспринимает все как одноразовый такой вызов, и очертя голову, бросается в омут, — а когда выныривает, как будто забывает напрочь о случившемся. Детям и подросткам такое более чем свойственно; им вообще необходимо набирать собственным опыт; подростки видят в поступках Доктора отражение собственных метаний и желаний, и это — нормально. Доктор такой же подросток. И шоу продолжается, бесконечно эксплуатируя схему разделения реальности, в которой хочется чуда (Спутник) от реальности, в которой чудеса возможны (Доктор) с тем, чтобы потом их оглушительно столкнуть до катарсиса зрителей. Вот только каждый раз, буквально с каждым сезоном необходимо делать шажочек назад ровно на длительность сезона или максимум двух, чтобы те зрители, которые только начинают смотреть, не потерялись в хитросплетениях сюжета, и чтобы они по-прежнему видели в Спутнике и Докторе именно те роли, которые им предназначены. Развитие персонажа приносится в жертву; оно обязано стать в лучшем случае нитевидным, заметным только для крайне внимательных фанатов, которые смотрят сериал годами — ну или вынесенным за скобки (в аудио от БигФиниш такой проблемы уже нет, авторы могут позволить себе развивать характеры; в книгах, написанных в тот самый большой хиатус, тоже проблемы такой нет). И у этой жертвы есть другая сторона медали. Зритель-то, в отличие от Доктора, растет — а с 12 лет до 18 человек меняется очень сильно. Кто-то переосмысливает просмотренное. Кто-то бросает. Кто-то пытается подогнать актуальные сезоны под собственное, изменившееся видение. Возможно, в этом и есть феномен Теннанта и Капальди — завершавших эпохи своих шоураннеров. Игры с образом Доктора и попытки сдвинуть историю и там, и там в более дарковом направлении резонируют с взрослением аудитории 12-18 лет, и оттого Десятый Доктор и Двенадцатый кажутся куда более глубокими и продуманными персонажами, чем Девятый и Одиннадцатый. На самом деле это все те же качели «эксцентричность — таинственность», заменяющие в «Докторе Кто» долгосрочное развитие Доктора. Не дающие Доктору повзрослеть. Прогноз: на Тринадцатой баланс вновь сместится в сторону эксцентричности, а через пару сезонов начнет сдвигаться понемногу к таинственности и дарковости. Так ли это будет? Ну, who knows :)