В каюте

      — Скажи, что любишь меня, - шепчет Питер, уткнувшись в грудь пирата.       — Что? — удивляется тот. После секса они обычно вновь играют во вражду.       — Скажи, что любишь меня, — чётко повторяет мальчишка, приподнимаясь на локте. Его изумрудные глаза сверкают в полумраке каюты. — Скажи. Или я уйду и не вернусь никогда.       — Что с тобой, Питер? Ты рехнулся?       — Я рехнулся, когда впервые отдался тебе!!!       — Питер…       Джеймс гладит плачущего Пена по спутанным волосам, обнимает, щекочет крюком.       — Питер, неужели об этом нужно говорить? — наконец произносит он. — Неужели и так не ясно?       — Нет! Мне не ясно! Никто никогда не любил меня, Джаз!       — Кроме меня, — тихо отвечает капитан, а потом поднимается с койки и, сделав добрый глоток рома, усаживается за фортепиано. Звуки музыки заполняют каюту, пленительной, страстной, нежной музыки, а Крюк начинает петь прокуренным, но всё равно прекрасным голосом:       Сколько футов я отобрал       Шёлка лучшего, знаешь, щенок?       Но нежнее и глаже его       Кожа юношеских твоих щёк.       Фортепиано — мой инструмент,       Но важнее мне тот момент,       Когда рёбер касаюсь твоих       И не чувствую пальцев своих.       Дым и пепел всё перед тобой,       Никогда не пресыщусь игрой!       Эти клавиши перебирать       Я согласен опять и опять.       Ты — любимый мой инструмент.       Пусть пройдет ещё тысяча лет,       Не устану играть с тобой —       Так доволен этой игрой!       А на флейте я не играл —       Мало толку, не тот запал,       Пока в руки не взял твою —       Флейту юную сладкую…       — Да вы романтик, кэп, — смеётся Пен, когда Крюк опускает крышку фортепиано. Щёки обоих горят. Они не привыкли признаваться.       Джеймс пристально смотрит на Питера, вглядывается в глаза, рассматривает худое юное тело, изученное до мельчайших подробностей.       — Скажи ты, — говорит он. — Скажи, что это не игра. Будь со мной. Будь моим!       Нагой мальчишка легко поднимается в воздух и устраивается на коленях пирата, прижимаясь к нему, обнимая, целуя.       — Я давно твой, — шепчет он. — Только твой. Люби меня! Не покидай меня! У меня больше никого нет…       — Я лучше расстанусь со второй рукой и с жизнью, чем с тобой, — отвечает Крюк, прижимая Пена к себе и чувствуя странную смесь жалости и вожделения.