Hope World

Все пошло наперекосяк после злополучного сообщения. А может, гораздо раньше, просто никто из них не успел заметить ничего странного. Chim: «Началось». Юнги сорвался со склада, на ходу снимая с себя форменный жилет. Благо шеф попался сочувствующий и немного голубоватый. Повелся на кошачьи просящие глазки и смазливую мордашку. Пожалуй, Юнги только поэтому был рад, что не родился каким-нибудь уродом. Ведь до сих пор ему удавалось как-то выбивать себе рабочие места, да и вот такие вот незапланированные отгулы на пару дней. Иначе, они с Чимином не выжили бы. Просто потому что им не повезло родиться омегами. Просто потому что от омег избавляются согласно решению какой-то там конвенции, принятой всеми странами единогласно. Угроза перенаселения планеты. Все во благо будущему чистому обществу. Только особи женского пола должны рожать детей. И как бы всем давно плевать, что женщины практически все бесплодны вот уже не одно столетие. Ради этого эволюция и создала омег-мужчин, способных продолжать род. Именно поэтому от них и стали избавляться. Медленно и методично. Сначала это были «оздоровительные» лагеря, из которых никто не возвращался домой. Потом просто расстрелы без выяснения обстоятельств. Мир очерствел под вопли альф, которые теряли едва обретенную истинную пару. Таких помещали в психбольницы, накачивали новомодными лекарствами и в итоге делали бездушными механизмами, способными только трудиться во благо любимого государства, в котором родились. Нации вырождались. Женщины, способные зачать, стали на вес золота. Никто так и не решался признать свою неправоту и отменить уже явно гнетущую конвенцию. Нет, верхушка общества, окруженная своими почётными сучками, была вполне счастлива. В конце концов, пока ещё есть, кому пахать на благо общества, да и ресурсы из-за вырождаемости не тратились в таких огромных количествах, как во времена угрозы перенаселения планеты. Выгодно. И почти беспроблемно. Смешно, но все смирились и не думали воспротивиться. Было просто страшно. Люди ко всему привыкают и боятся перемен. Особенно таких кардинальных. Юнги же боится всего. Он родился с этим чувством с ним же и умрет. Отец-омега, который всю свою жизнь прятался, в свое время допустил огромную ошибку. Переспал с альфой, что показался таким притягательным, и забеременел. Мужик попался достойный, не сдал в соответствующие органы по отлову омежек, а наоборот обрадовался и припрятал в своем доме. По рассказам папы, биологический отец был счастлив и с нетерпением ждал появления своего ребенка. Он ждал альфу или девочку. А родился Юнги. И все пошло крахом. Омега мыкался по всяким бомжатникам с младенцем на руках, но понял, что не может его достойно вырастить и со слезами на глазах оставил на пороге первого попавшегося пансионата. Приют, отсутствие нормального детства и вечные издевки за смазливую мордашку и тощее тельце. Папа периодически присылал скомканные и мятые от пролитых слез письма, в которых и рассказал все, что ребенку нужно было знать. Предупредил обо всех подводных камнях, на которые напоролся в свое время сам. И внезапно исчез, переставая присылать весточку. А потом в шестнадцать организм полностью сформировался и на очередном медосмотре врач сразу определил бы половую принадлежность. Этого допускать ни в коем случае нельзя. Ведь жить отчего-то хочется. Очень. Хотя бы ради папы, который скорее всего попался властям. Юнги уже почти сбежал из приюта, как его застигла первая в жизни течка. Омегу так сильно скрутило, что он даже не успел прикрыть дверь туалета, распластавшись на грязном вонючем полу. В ту ночь они и познакомились с Чимином. Сама судьба свела двух перепуганных омег вместе. И если на секунду задуматься, то если бы в ту ночь на пороге туалета не появился этот перепуганный четырнадцатилетний омежка, пришедший на густой запах сигарет с ментолом, Юнги бы пропал. Буквально. Как пропал однажды симпатичный мальчик Ли Минхек. Юнги не успел ничего тогда сделать. Получил очередной нагоняй от учителей за курение и сгребал листву на территории приюта. Запах ландышей со странной примесью пробился слишком поздно. Когда уже приехала «скорая» и увезла бледного и полуголого омежку. Из перешептываний Юнги узнал, что бедного парня нашла сначала пара отбитых местных альфачей. А значит, примесь в запахе не показалась. Кровь. Суки! В тот день Юнги впервые подрался. Не за себя. За мальчика, которого больше никогда не увидит. За всех омег, у которых отняли все права. За свой вечный страх и злые слезы. За всё. Вспоминать это каждый раз тяжело. И каждый раз больно. Они с Чимином не знают, сколько еще протянут. Одно то, что пережили двадцатилетие, уже огромное счастье. Но плохое предчувствие никогда не отпускало. Кружило мрачной тенью, словно бы мир и без того пестрел яркими красками. Пф! Но было кое-что, что сглаживало все неловкие шероховатости бренной жизни. У него был Чимин. Маленькая плюшка, за которую не жалко и жизнь отдать. И сейчас тот как никогда нуждался в нем. Снова. И как же хорошо, что удалось найти подработку недалеко от дома. Юнги бежал, не останавливаясь, пару кварталов. Едва не сбил какого-то парнишку с ног, но даже не извинился. Некогда. Он и так задерживается, простаивая на злополучных светофорах. Сердце бешено колотит по ребрам, а руки немного трясутся. Должен успеть. Он просто должен успеть. Пульс сбился с ритма, стоило только увидеть, как перед дверью крохотной однушки стоит пожилой альфа-сосед. Принюхивается. Даже Юнги со своим слабым омежьим обонянием уже чувствовал такой родной запах шоколадных пончиков. Пиздец. Театрально шумно вздохнув, омега довольно промычал.  — М, снова моя прелесть готовит. Обожаю, — Юнги подошел к двери, оттеснив плечом соседа. — Приходите как-нибудь на чай, угостим.  — Пахнет просто волшебно, — наконец отмер тот, но все еще продолжал стоять на лестничной площадке. Ноздри подрагивали в наслаждении. — Думаю, не откажусь от подобного приглашения. Огромные усилия пошли на то, чтобы не плюнуть в рожу и не перегрызть за Чимина глотку. Еще бы не волшебно. Это наверняка один из самых потрясных ароматов, что доводилось слышать этому старикану.  — Ох, и парень, бросай уже курить. А то твоя милашка тебя бросит. А вот это уже стерпеть не удалось. Ибо заебало, да и нервы уже ни к черту.  — МОЮ милашку все устраивает, — голос сорвался на противное шипение, а дурацкий ключ все никак не попадал в замочную скважину. Руки все ещё тряслись. Но теперь уже от гремучей смеси страха и злости. — Ах, и забудьте про приглашение. Я передумал. Пусть ваша старушенция вам и кашеварит. Если ещё не сдохла. Сзади раздался противный смешок, который перекрыл громкий хлопок. Юнги постоял пару минут, прижимаясь спиной к закрытой на все замки двери. Сосед наверняка еще остался на площадке и может даже снова принюхивается. Плевать. Стоит постоять еще пару минут и нежный аромат Чимина перебьет грубый и неправильный запах Юнги. Природа в очередной раз поиздевалась, награждая тяжелой и непритягательной вонью сигарет. А ведь омега ни разу в руках ни одной не держал. Зато каждый норовил посоветовать избавиться от вредной привычки. Недальновидные ебланы. Но как говорит Чимин, в этом есть и плюсы, так никто не заподозрит в хрупком теле омежку. Черт, Чимин!  — Ю-юнги? — жалобный писк дошел из общей спальни. Чертыхнувшись, парень быстро скинул кеды и расстегнул толстовку.  — Это я, Чимми. Я. В квартире было нечем дышать, поэтому Юнги быстро добежал до кухни и распахнул настежь окно. Если не проветрить, то не только сосед прибежит, соблазнившись, а еще полквартала альфачей. Такого счастья уж точно не надо. Им друг друга вполне хватит. Чимин лежал на кровати. Шторы занавешены, создавая приятную полутьму, в которой картинка каждый раз казалась чем-то нереальным. Обнаженная кожа блестела от выступивших капелек пота, вторя искрам в томно приоткрытых глазах. Губа соблазнительно прикушена почти до крови. Черные волосы взлохмачены, а по вискам, прибивая короткие прядки, стекали соленые капли. Омега подрагивал всем телом, изгибая под немыслимым углом поясницу, зарываясь пальчиками в складки простыней. Морок. Чья-то мокрая фантазия. Воплощение внеземного удовольствия, которое сейчас полностью во власти Мин Юнги.  — Ю-юн-ги-и, — протяжный выдох подгоняет сильнее страха и злости. Им на смену пришла похоть. Взаимная до дрожи. Юнги подходит к кровати, цепляя подбородок. Он никогда не перестанет наслаждаться этими мягкими влажными губами. Не сможет сдерживать стонов от юркого язычка, который так приятно ласкает его собственный. Кожу плавят нетерпеливые касания, и всегда проебывается момент, когда одежда начинает исчезать с завидной скоростью. Чимину больно и неприятно жжет, отчего он извивается и хнычет нетерпеливо, из невинной жертвы превращаясь в хищную стерву.  — Юнги, — имя кажется чем-то пошлым с таким придыханием, заставляя позорно потечь от одного только голоса. Аккуратные пальчики просачиваются под резинку трусов, дотягиваются до сочащейся головки, чуть царапая ногтем, а потом резко меняют направление, раздвигают мягкие половинки, утопая в выступившей смазке. Юнги не выдерживает, прикусывая нижнюю губу, чтобы опередить пошлые комментарии. Чимин ухмыляется в поцелуй и вдруг резко проталкивает один палец внутрь. Ему так нравятся эти нетерпеливые стоны. Так нравится то, что они делают. Нравится их пошлое извращение.  — Я думал, это у меня течка началась, а не у тебя, — все-таки комментирует Чим, оторвавшись от припухших губ. И взвизгивает совсем по-девчачьи, когда его вдруг опрокидывают резко на спину, а приятная тяжесть придавливает к влажной постели. — Ох, Юнги-я, тебя так легко завести.  — Заткнись, — шипит в ответ парень, резко ударив по бедру. Спускается поцелуями-укусами ниже, вдоль нежной шейки и залипательных ключиц. Царапает ноготками чувствительные соски и наслаждается тихими стонами. Чимин только этого и добивался. Он всегда тонко руководит в постели, и Юнги это знает, как бы ему не хотелось доминировать хоть здесь, на смятых простынях. Но природа часто тыкает ему в его же слабости, напоминая в любой удобный момент, кем он является. Кожа горит от жадных прикосновений, и мучить друг друга и дальше, уже просто нет сил. Юнги разводит стройные ножки шире, резко обхватывая небольшой аккуратный член губами. Язык ласкает соленую головку под аккомпанемент чувственных вдохов. Чимин задыхается, глядя в бездонные глаза под выбеленной челкой, комкает наволочку подушки и неожиданно кончает, выгибая поясницу от удовольствия. Юнги удивленно отстраняется, сглатывая теплую сперму и стирая ладошкой остатки с покрасневших губ. А потом опускает взгляд ниже и хмыкает.  — Так вот в чем дело, — пальцы цепляют торчащее из хлюпающей дырочки колечко и резко дергают, вынимая всю цепочку анальных шариков. Парень под ним дергается и скулит, царапая плечи. — Ты не из-за меня кончил, да? Кончил от своей игрушечки? Сейчас исправим.  — Юнги, я… — Чимин захлебывается стоном, когда в него резко проникает член и начинает жестко вдалбливать в скрипящий матрас. Пошлые шлепки заполняют комнату вкупе с чувственными низкими стонами. Юнги наслаждается собственным именем, что так покорно выстанывает омега под ним. Да, они неправильные, но им нравится их неправильность. Голос срывается на хрип, когда внутри разливается чужое тепло, а потом Чимина резко переворачивают и, звонко шлепнув по сочной ягодице, продолжают трахать чем-то холодным. Контраст температур взрывает тонкую чувствительность, пробегаясь крупной волной дрожи и очередным оргазмом. Юнги так и оставляет внутри омеги дилдо, шлепает еще раз, а потом заваливается рядышком.  — И когда ты только успел его достать? — выдыхает Чимин, подползая ближе и подминая под себя расслабленного Юнги. Ему всегда нравится вот так лежать на его груди после очередного жаркого секса. Особенно в период течки. Особенно когда обжигающее желание еще не вернулось, а внизу уже снова тянет в приятном предвкушении.  — Это ты забыл убрать наши игрушки под кровать, глупый, — фыркнул Юнги, щелкнув по любопытному носику. Чимин обиженно засопел и спрятал лицо где-то в районе ключиц.  — На тебя потом посмотрю во время течки, хен. Тоже будешь не той головкой думать. Юнги промолчал. Просто резко вынул и вставил искусственный член ядовито розового цвета, чтобы неповадно было язвить. От смазки внутри все хлюпало и проскальзывало так легко. Непозволительно легко.  — Так, кажется, пора доставать твою любимую игрушку, Чимми. Податливое тело содрогнулось от одной мысли, затуманенной нахлынувшим возбуждением. О да, он очень любил огромный черный вибратор, который лежал на самом дне коробочки. Особенно любил, когда им трахал его любимый хен. Юнги тоже млел, слушая жалобное хныканье и стоны, полировал несдержанными поцелуями влажную кожу и тек безбожно, внутренне желая, чтобы его также хорошенько выебали. Но сегодня очередь Чимина плавиться, получая удовольствие. Сегодня он подарит ему его со всем опытом и страстью, которая есть. А потом медленно умрет под тихое сопение на ушко обессиленного омежки. Он всегда умирал под утро, ища утешение в мимолетных объятьях уснувшего друга. Всегда искал поддержки у того, кто в ней нуждался гораздо сильнее. Дурацкая омежья природа так и вопила, что Юнги нужна помощь, защита сильного и уверенного альфы, а не вот эти вот игры в псевдодоминирование и силу. Юнги слабый. Слабый настолько, что иногда плачет от безысходности, закрывшись где-нибудь на очередной подработке в туалете, а после встает и улыбается, как ни в чем не бывало. Потому что маленький, хрупкий и такой уже родной Чим верит в него. Пусть их отношения в корне неправильны и грешны. Юнги готов грешить ежесекундно, лишь бы только все случившееся позднее оказалось всего лишь сном.