Hope World

Юнги шумно наполнил легкие свежим воздухом, теряясь в собственных ощущениях. Образовавшаяся усталость разливалась приятным теплом, но настроение все равно приближалось к отметке минус. Совершенно неконтролируемо и привычно. У Юнги внутри всегда отрицательные температуры. Так хотелось вернуться обратно в теплую постель под бок к нежному, еще не отошедшему от течки Чимину, но у обоих в животах поселились киты, намекая на то, что потрахушки потрахушками, но кушать все-таки нужно. Ближайший продуктовый находился в другом квартале. Не так уж далеко, не так уж и близко. Времени достаточно, чтобы привести мысли в порядок. Двое суток пролетели незаметно. Впрочем, как и всегда. Вот только каждый раз Юнги вытягивал себя за шкирку из накатывающей истерики. Потому что чего-то не хватало, и парень злился сам на себя. Ну вот что ему еще надо, спрашивается? Рядом такой теплый и ласковый Чим, который всегда мягко обнимет и растопит изморось во взгляде звонким «Юнги-я». Есть работа, на которой пока не требуют пройти медосмотр. Есть жилье, деньжат в достатке, чтобы прокормить двоих и чуть-чуть лишка на шмотки и всякую утварь. Есть все. Кроме душевного равновесия. Потому что взгляд часто натыкается на развешенные потрепанные листовки с призывом звонить по такому-то номеру, если обнаружите где-то омежку. Потому что в преддверии собственной течки, которая непременно следует за Чиминовской, обостряется ебанное обоняние и остро реагирует на терпкие запахи проходящих мимо альф.  — Ненавижу! — бурчит Юнги, зарываясь носом в ворот толстовки. Погода не такая уж и мерзкая. Солнышко светит, ветер сухой, но не ледяной, а ласкающий, по-осеннему теплый. Приятный. Был бы, если бы не приносил с собой такую какофонию запахов. — Ненавижу! Юнги пнул подвернувшийся под ногу камень и прибавил шаг. Резко пропало желание гулять. Нужно было выползти пораньше, чтоб успеть до появления этого «зловония». Но теперь уже как-то поздновато. Камешек отлетел кому-то в ногу и наверное больно ударил. Но как-то на сей факт плевать, извиняться он не намерен. Наоборот, лишь прибавляет шаг и заходит, наконец, в магазин. Хоть здесь не так многолюдно. Пованивает только чем-то. Вроде крепким кофе. Омега тихо фыркает и проходит к полкам, укладывая нужные продукты себе на руки. Он никогда не берет тележку или корзинку. Из принципа. Из-за которого собственно Чимин часто ухахатывался до слез, наблюдая, как тот пыхтит, старается ничего не выронить, все же роняет, но упорно игнорирует корзинку, которую ему предлагают. Да, именно поэтому Юнги ходит теперь за продуктами один. А еще ради Чиминовой же безопасности. Но он об этом ему никогда не скажет. А может, Чим и сам уже давно догадался, почему друг так редко отпускает его на улицу. Просто парень очень сильно палится своими омежьими повадками, сладким ароматом пончиков и симпатичной мордашкой. И, пожалуй, за него Юнги боится всегда сильнее, чем за самого себя. Запах кофе резко усиливается, когда рядом мелькает чья-то спина. Мощная такая, с идеальной осанкой и проступающим разлетом лопаток через ткань рубашки. Кстати о ней. Он, что совсем отмороженный ходить осенью в одной тонкой рубашечке? Юнги хмыкнул. Не его проблемы, в конце концов. Он тянется за пачкой рамена, чтобы добавить к горе выбранных продуктов, но как назло аккуратная пирамидка не выдерживает и рассыпается. Омега едва успевает подхватить большую часть. Но рис все-таки падает, едва не рассыпаясь по всему полу. Хорошо, что Чимин приучил пачку засовывать в один-два пакетика, иначе проблем бы сейчас был о-го-го.  — Вам помочь? Юнги кидает злой взгляд из-под челки на того самого типа, который отмороженный априори и продолжает пыжиться поднять пачку риса. Прижимает вновь отстроенную пирамидку подбородком, но та так и норовит снова рассыпаться. Чимин бы поржал от души, а потом еще с неделю припоминал бы. Но Чима рядом нет, только этот кофейный незнакомец (развонял тут на весь магазин, ебаный альфа-самец).  — Сам справлюсь, — шипит парень, в надежде, что назойливый «помощник» скроется с горизонта. Но нет. Тот сдержанно усмехается и вдруг поднимает злосчастный рис и пристраивает как кирпичик в стопку едва ли не вываливающихся из рук продуктов.  — Не стоит благодарности.  — Не могу не согласиться! Гордой походкой омега шлепает напрямую к кассе. И вот надо же назойливый альфа идет по пятам. Медом что ли намазано, честное слово, заебал уже. Стараясь не реагировать ни на запах, ни на прожигающий взгляд, Юнги быстро сгружает все на ленту и нетерпеливо постукивает пальчиком по собственной ноге, дожидаясь пока нерасторопный кассир пробьет все продукты, а потом соизволит наконец отсчитать сдачу. Можно поклясться чем угодно, но по скорости забрасывания продуктов в пакет, парень уставил, по меньшей мере, рекорд достойный книги Гиннеса. Пулей вылетел на улицу и так и застыл под козырьком магазина. Как говорится, ничто не предвещало беды. Вот прямо-таки абсолютно. Вышедший следом «кофеек» снова противно хмыкнул и встал рядом. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Спокойствие, главное только спокойствие. Подумаешь, ливень как из ведра, хотя не было ни тучки. Подумаешь, хмыкает этот тут, король сарказма блять. Подумаешь стоит рядом, башня Пизанская, в дорогущем костюме, с уложенными блондинистыми волосами. Подумаешь…  — Слушай, подгони сигаретку, будь другом. Все. Пизда рулю. Видят Боги, это была последняя капля.  — А не пойти б тебе нахуй, а? Тот как-то смешно хрюкает и забрасывает вдруг руку на плечо.  — Ну не жмоться, я же чувствую, как от тебя пахнет моими любимыми сигаретами. А в этом чертовом магазине их нет.  — Слушай, завали хлебало, будь другом, — спародировав чужие интонации, Юнги отшвыривает с себя чужую клешню. — От тебя воняет моим любимым кофе, я ж не прошу у тебя американо со льдом? Утырок. Не дожидаясь реакции на свои слова, омега выбегает из укрытия, натягивая на голову капюшон толстовки. А потом долго стоит еще на ближайшем светофоре, чувствуя, как противно липнет намокшая одежда. Мимо проезжает черный лексус, сигналя и окатывая из лужи. За тачкой с приоткрытым окном тянется шлейф все той же кофейной вони, поэтому Юнги смело и оправдано показывает фак, и перебегает, наконец, дорогу, потому что загорелся долгожданный зеленый. Торопиться и бежать по лужам уже не имеет смысла, парень промок насквозь. Не без помощи Лексуса конечно. Ругательства вырываются с завидной регулярностью. Давно Юнги так не выводили из себя. Завернув за угол очередного дома, парень застыл. А потом и вовсе выронил пакет из рук. У их подъезда стояла скорая. Без номеров. Совсем как та, что увезла в своё время перепуганного Минхека. — Нет! — Юнги подрывается с места и несётся к дому, но его перехватывают поперёк груди и затаскивают в тень подворотни. — Пусти! В этот момент дверь подъезда открывается, и оттуда пара санитаров выкатывают каталку, на которой полуприкрытый простыней лежит его Чимин. Кислородная маска перекрывает половину лица, глаза почти прикрыты. — Чимин! Нет! Нет, только не это! — рука закрывает рот, но омега кусает её изо всех сил и продолжает вырываться, пока его оттаскивают все дальше. — Мой Чим! Чимин вдруг открывает глаза и встречается взглядом с Юнги. И того словно парализует на месте, когда видит слабое покачивание головой. Чим просит не вмешиваться. Просит сбежать. Хочет защитить хоть раз в своей жизни. — Чимми, не надо, — Юнги даже не замечает, что дождь уже прекратился. А капли, которые стекают по щекам за шиворот это слезы. Это замечает парень, который продолжает удерживать. Он же не даёт рвануть за отъезжающей машиной якобы скорой. — Тише, Мин Юнги. Ты нужен нам здесь. А потом ко рту прислоняют противно пахнущую тряпку и сознание отключается. Лучше бы отключилось насовсем, потому что перед глазами все ещё свежа картинка, которой быть не должно. Эти спутанные прядки волос, оголенная шея с цепочкой отметин на нежной коже и испуганный взгляд. Такой захочешь, не забудешь. И самое страшное то, что парень боялся за импульсивного друга, а не за себя. Со своей участью он уже смирился. Это смирение тлело на дне зрачков. И пугало до предательской дрожи в коленях. Потом его увезли. Мощный груз вины разом похоронил под своими обломками. Оставил. Он сам его оставил в квартире совсем одного. Беззащитного и уставшего после их «игр », как любил называть их взаимопомощь сам Чим. Милый, улыбчивый, слабый. Слишком слабый, чтобы противостоять этим недосанитарам. И слишком сильный, чтобы не просить помощи друга. Ничего. Юнги виноват. Юнги все исправит. Чего бы ему это ни стоило.