Hope World

После того странного разговора с Намджуном, Юнги смог ненадолго уснуть. Сон был поверхностным и хрупким. Необходимым для кратковременного отдыха слишком нагруженного мозга. Но недолгим. Приятная обволакивающая темнота резко рассеялась под стук каблуков. Очередной гость оказался еще более неожиданным, чем предыдущий. Точнее их было несколько. Мисс главная проститутка сего заведения пришла в компании пары крепких ребят в медицинских халатах. Они стояли по бокам от нее, как свита для королевы. Или телохранители. Юнги напрягся. С прикованными руками он мало что сможет сделать. А Енхва вряд ли пришла просто поболтать.  — Ну, вот и встретились снова, сучонок, — едкая усмешка на ярко накрашенных губах не вызывала ничего кроме отвращения и малой толики волнения. Бегущей строкой мелькала мысль, что что-то случилось. Или случится. А потому включились защитные рефлексы.  — Сначала Намджун, теперь его подстилка. Да я важная персона, раз меня посещают столь высокопоставленные сволочи. Не проняло. Енхва рассмеялась, складывая руки на груди, смотрела свысока и морщилась. Противно смотреть на чужое унизительное положение? Юнги лег поудобнее и медленно поднял бесхитростную комбинацию пальцев с совершенно похуистичным выражением лица. И на второй руке тоже. Вот теперь проняло.  — Скотина, — прошипела женщина, уже более раздраженно цепляя взглядом расслабленного омегу. — Ты у меня за все ответишь. Легкий кивок помощникам в халатах, и вот они уже подошли к кровати и, придержав за цепи, вкололи что-то прямо в шею, несмотря на попытки увернуться и откусить от них кусок.  — Сука. Намджун узнает, и пизда тебе, — рявкнул Юнги, уже чувствуя как все плывет перед глазами, тело расслабляется. Мышцы ватные, а голова легкая и по ощущениям хрустальная.  — Ошибаешься, он передал тебя в мой отдел, — злорадно ответила Енхва, уже не скрывая превосходства в голосе. — Сдал, как надоевшую игрушку. Слова кольнули подозрением. А что если правда? Что если они его сейчас заберут? Вспомнился их последний разговор с Намджуном. Неужели вопросы были заданы неспроста и ответы настолько сильно не понравились? Все опасения подтвердились, когда один из парней достал из кармана ключ и принялся отстегивать наручники, а второй привез из коридора каталку. Юнги раненой птицей забился в сильных руках санитаров, уже почти теряя управление своим телом, слышал краем уха противный злорадный смех. Паника затопила отчаянной волной и отступила под натиском пустой и холодной тьмы. Сознание выключилось слишком резко, обрывая все мечущиеся мысли на одной единственной. За что? С этой мыслью сознание и вернулось через какое-то время, а потом снова покинуло. Странные всплески чередовались с регулярной периодичностью, не позволяя ни отрубиться окончательно, ни соображать. Перед глазами мелькали коридоры, белые халаты, в воздухе витали слишком тяжелые неподдающиеся объяснению запахи, а еще какие-то слова. Бессвязные, но отчетливо идентифицируемые. Операционная. Объект. Без наркоза. Железы. Говорили что-то еще, но Юнги не знал значения этих слов и не запомнил, а потом и вовсе перестал соображать, потому что все пропиталось болью насквозь. Эпицентр определился где-то в районе шеи, обдавая огнем каждую клеточку. Конечности по-прежнему не слушались, но казалось, позвоночник пробит до хруста наизнанку, а еще горло дерет от крика. Беззвучного, раз никто не может остановить безумие. За что? Эпицентр разделился на две крайние точки. Очередная волна пожара разлилась по пояснице, явный запах крови забил легкие, ресницы слиплись от слез, а перед глазами ярыми всполохами одним Богам известные картины. Больно. За что? Время словно остановилось, с садистким удовольствием продляя мучения. Боль утихала постепенно, одновременно с возвращением способности управлять собственным телом. Медленно, но верно включались все анализаторы, подсказывая, что Юнги лежит на какой-то кушетке животом, простыни провоняли чем-то отвратительным, а ресницы слиплись, и открыть глаза удалось не с первой попытки. Резкий свет больно ударил по расфокусированным зрачкам, но что эта боль, по сравнению с предыдущей агонией. Слегка повернув голову, Юнги осмотрелся. Это была палата на четыре человека. Койки располагались почти друг на дружке, их разделяли лишь крохотные тумбочки, поэтому взгляд тут же споткнулся о ворох тусклых волос на подушке напротив и неприкрытое простыней костлявое тело. Повязка на пояснице пропиталась кровью, а к руке была присоединена капельница с какой-то дрянью. Юнги попытался поднять руку и дотянуться, но вскрикнул от боли вновь прострелившей вдоль позвоночника.  — Не двигайся, — тихий голос за спиной был непозволительно полон жалости и сочувствия. В любое другое время Юнги обрубил все желание жалеть себя кому-то постороннему, но сейчас хотелось свернуться в комок и попросить ласки и заботы. Попросить убрать это паршивое чувство, отключить дурацкие слезы, готовые снова присыпать солью и без того униженное нутро. Но разве можно требовать такое у людей, которые здесь работают? У альфы, который продал на опыты? У полуживых омег, в которых едва ли теплится еще что-то светлое? Вряд ли.  — Что, — голос осип и не слушался, а смочить горло не получится. Графин с водой стоит на тумбочке, но пошевелиться сейчас подобно взрыву местного вулкана. Тревожить его что-то не хочется. От предыдущего неосторожного движения еще не перестало болеть. — Что она со мной сделала?  — Они перед нами не отчитываются, — хмыкнул уже второй незнакомый голос. — Радуйся, что жив.  — Сомнительная радость, — ответил тот, кто лежал напротив, даже не думая поворачиваться к новенькому. Его реплика вызвала какой-то всеобщий приступ смеха. Злого и немного истеричного. Юнги подумал, что попал в психушку, и не решился больше разговаривать, то погружаясь в спасительный сон, то выплывая, когда приходил кто-то менять повязки на пояснице и шее, кормил и отводил в туалет, помогая подняться и придерживая всю дорогу. А потом как-то вдруг понял, что все здесь немного сдвинулись по фазе. И он не исключение. Омега рядом оказался знакомым. Ли Минхек. Тот самый, которого он не успел спасти, и которого увезли у него на глазах, когда оба были еще сопливыми подростками. И если Юнги вырос рядом с Чимином в относительном тепле и полном взаимопонимании, то Минхек вырос здесь. Пожил в одном отделе и плавно перекочевал во второй, когда не смог почти полгода забеременеть во второй раз. Он лежал как раз напротив и почти не передвигался. А по ночам с его стороны были такие крики, что кровь стыла в жилах. Двое других омежек появились примерно в одно время, с пару месяцев назад и держались друг друга. Чангюн и Чжухон. На них провели всего пару операций и пока наблюдали, записывая какие-то результаты после анализов в журнальчик целой комиссией из ебаных исследователей. Юнги точно также оценивали, и слава пока целым яйцам, Енхва больше не появлялась. Передала его в руки своих педиков в халатах. Они едва успели познакомиться, а Юнги смириться со своим беспомощным и каким-то ебаным положением, как все полетело по еще большей наклонной. По ночам стали приходить какие-то парни в халатах. Кто-то был знаком — входил в состав «умов» исследовательских комиссий, которые составляли ежедневно отчеты. Были и те, кто привез Юнги на каталке сюда. В общем-то оказалось, что деление на отделы Лаборатории в корне не верное. Здесь, во втором, тоже ебали, иногда по двое, трое, но уже не с целью обрюхатить, а просто снять накопившееся напряжение. Шлюх держали и там и здесь. И согласия, конечно, никто не спрашивал. В первую такую ночь пришло двое. К Чангюну, который из всех четверых мог уже более или менее передвигаться без последствий. Заламывали руки и затыкали рот. Юнги смог себя поднять чуть ли не за шкирку и попытаться помочь, но получил такую пощечину, что не смог удержаться на месте и ударился спиной о край тумбочки. Его крик слышала наверно вся округа. Но помогать никто не спешил. Подобные действия санкционировались сверху, поэтому не вызывали удивления. Люди прогнили здесь насквозь. Юнги чувствовал, как по спине текла кровь из разворошенного шва, а щеки жгли злые слезы от тихих всхлипов и пошлых звуков на всю палату. Невыносимо. Такое стало происходить чаще. Меняли жертв, пока не дошли и до самого Юнги. Зафиксировали, чтобы не потревожить снова раны и пользовали как последнюю проститутку. Вырваться, искусать, ударить. Все попытки провалились, а потом обожгло новой порцией боли. Драли на сухую. До крови. А потом, когда прикрыли за собой дверь, палату заполнило сдавленное рыдание в подушку под аккомпанемент сочувствующей тишины. С этим смириться не получилось. Совсем. А потом Чангюна забрали на операцию и не вернули. Пошел новый виток ада. Потому что всхлипы с соседней койки стали раздаваться круглосуточно, а пустая не застеленная кровать служила мрачным напоминанием. Юнги все чаще вспоминал свой самый первый день здесь и как увидел труп на каталке. Теперь перед глазами очертания приобретались вполне конкретные, и от этого хотелось выть в голос, кричать на весь мир, чтобы не свихнуться. Но поздно. В Юнги то, что надтреснуло до этого, сломалось окончательно. Он не мог спать ночами, когда они оставались втроем, объединенные общим горем, но такие далекие после всего произошедшего. Чужие. А еще с ума сводили продолжавшиеся ночные крики от кошмаров со стороны Минхека, тихое шмыганье носом со стороны Чжухона. Кажется, они разрывали не только сердце, но и мозг. Юнги с замиранием и каким-то злорадным рвением ждал, когда затянутся шрамы, и придет эта сука, которая командует здесь всем, чтобы увезти его на новую операцию без анестезии. Но она все никак не приходила. Да и исследователи, словно приостановили на время свою работу, лишь обрабатывая затянувшийся шрам и раз в сутки принося противную овсянку на троих в одной большой чашке. Все это показалось бы подозрительным, но Юнги думал лишь об одном. Что где-то здесь в кабинете Сокджина остался пневмат с десяткой пуль, и он с радостью нашел бы ему применение. Лишь бы добраться. Это стало сродни маниакальной идее, не покидая голову ни на секунду. Перед глазами отчетливо стояли яркие картинки, багряно-красные и эстетично-удовлетворяющие. Поэтому когда в одну из ночей в палату прокрались двое, Юнги сработал на автомате, даже не думая о последствиях и причинах. Последних было завались, а первые не особо волновали. Потому что Юнги не думал о будущем, считая себя уже изначально мертвым.  — Мы спасем вас, поэтому, пожалуйста, если можете, — знакомый голос запнулся и резко сел. — Юнги? Ч-что ты здесь… В говорившем угадывался кто-то знакомый. Юнги непременно бы узнал, но взгляд остановился на кобуре на поясе. Вот оно. Что-то перещелкнуло. Одним рывком поднявшись и не чувствуя уже собственной боли, голосов говоривших, он добрался до пистолета, беспрепятственно выхватывая из кобуры и проверяя магазин. Целехонький. Но десять пуль так мало. Плеча вдруг коснулись легко и осторожно.  — Юнги, малыш, послушай, нам надо выбираться, — голос мягкий и приглушенный. Узнал. Так к нему только один человек обращался. — Пойдем, нам нужно всех вывести отсюда. Мы вас спасем. Дальше Юнги уже не слушал, сбросил руку с плеча и нацелился взглядом на вторую фигуру. Альфа в форме охраны, тоже вооруженный, помогал Минхеку подняться с койки. Вооруженный… Быстро метнувшись к охраннику омега вытащил из кобуры второй пистолет. Двадцать. Должно хватить.  — Выводи остальных, — собственный голос раздался, словно откуда-то со стороны. А интонации позавидовал бы любой маньяк. Кихен попытался преградить дорогу, вставая в двери и не позволяя выйти. Но Юнги тут же нацелил на него один из пистолетов, резко дернув рукой, тем самым сняв его с предохранителя. — Не мешай мне. Мужчина закачал головой, что-то начал говорить, пытался отговорить от необдуманного поступка. Необдуманного? Смешно. Так смешно, что от смеха глаза заслезились. Внутри уже давно что-то перегорело, поэтому нажать на курок не составило труда. В конце концов, он предупреждал. Раздался сдавленный вскрик. К заваливающемуся Кихену бросился Чжухон, а незнакомый альфа не мог сдвинуться с места и помешать, потому что нес на спине слабого Минхека. А Юнги было плевать. Главное, что проход освободился. От звука выстрела в коридоре началась движуха. Из ординаторской выбежали дежурившие врачи, санитары. В голове только пошел отсчет истраченных пуль. Руки поначалу дрожали и не слушались, прицел вилял. А потом стало проще. Это не в тире — на расстоянии. Здесь цель хоть и двигающаяся, но близкая. Легко — контрольный в голову, чтоб наверняка. На губах расцвела улыбка. Он так мечтал об этом. В одном из коридоров попался тот самый, который втрахивал в скрипящую койку. С каким же удовольствием Юнги отстрелил ему яйца! А затем положил рядом и медсестричку в полурастегнутом халатике, ее этот уебок тоже поебывал. Для разнообразия. Шлюха. Остаток магазина ушел на прострел замка. И о чудо, кабинет не оказался пустой. Енхва была на месте. Сидела за столом, ковырялась в документах, пока снаружи ревела тревожная сигнализация. Она ее просто не слышала, потому что сделала в своем убежище звуконепроницаемые стены. Еще бы. Постоянные крики из операционных, наверное, отвлекали от работы. Появление Юнги было эпичным. Три пули в замок и открытая с ноги дверь под жуткие завывания, разве не так появляются какие-нибудь распиздатые герои в распиздатых раскрученных фильмах?  — Ну здравствуй, сука, — отбросив один из пистолетов в угол комнаты, он нацелил второй, метя на этот раз не в голову. Легкая смерть? Нет уж. Не для нее. — Теперь поиграем по моим правилам? С наштукатуренного лица слезли все краски. Бледная, с распахнутыми глазенками, она медленно подняла руки.  — Н-не надо, — все, что и успела выдохнуть, когда первая пуля прошила насквозь правую ладонь. А от боли такие суки, оказывается, тоже кричат. Еще и плакать умеют. Ну, надо же. Юнги снова рассмеялся, наблюдая, как Енхва воет и качает раненую конечность, а еще отчаянно жмет на кнопку под столом. Помощи ждет. Но вот незадача, всех ее исследователей в халатиках больше нет. Кончились.  — Что здесь происходит? — в кабинет влетел запыхавшийся и дезориентированный альфа. Дуло пистолета тут же переведено на новое действующее лицо. Юнги не планировал его убивать, если честно. Но видно придется. Намджун, наконец, перевел взгляд с Енхвы на человека, стоявшего до этого к нему спиной, и вздрогнул, узнавая. — Юнги?  — Нет. Крыска лабораторная, забыл что ли? — ехидно ответил омега. Он едва успевал следить взглядом сразу за двумя. Но рука, державшая пистолет даже не дрогнула, когда альфа попытался подойти ближе. — Не подходи. А Намджун смотрел и не мог понять, что случилось. Что-то неуловимо изменилось за то время, что они не виделись. Потом, наконец, обратил внимание на тонкую больничную пижаму, изменившийся до неузнаваемости полубезумный взгляд, в тон ему улыбку и на запах. Юнги пропах кровью, какими-то лекарствами и безумием. Сигаретами с ментолом больше не пахло.  — Ты забрала моего омегу к себе? — усталость, накопившуюся за несколько последний недель, как рукой сняло. Ее смыла ярость. Беспричинная казалось бы. Но жгучая и бесконтрольная. Намджун даже забыл, что на него направлен пистолет. — Я же просил ребят охраны проверять все документы! Юнги на секунду пришел в себя, с удивлением отмечая неподдельную ярость на лице альфы. А потому решил дослушать спектакль. Спешить ему некуда. Умереть и забрать этих двоих с собой он еще успеет.  — Ты сам подписал тот бланк! — выкрикнула Енхва. Она заливалась слезами. Намджун казался ей спасением, но сейчас она отчетливо поняла распределение приоритетов. И ее понесло. — Да, я смухлевала. Но это ты, ТЫ, виноват. После того как этот сучонок появился здесь, ты кроме как о нем и не думал! А я же любила тебя. Юнги хрюкнул, а потом снова закатился нездоровым, истеричным смехом. Все встало на свои места. Он как был всю жизнь разменной монетой, так ей и остался. Только вот умудрился попасть в любовный треугольничек. От смеха колени подгибались, а слезы лились по щекам. Его ломало изнутри от противоречивых эмоций. От всего пережитого из-за простой ревности одной высокопоставленной суки. Руки задрожали, пистолет выпал, омегу сложило пополам, как-то резко включая все остальные чувства. Поясница горела. Кажется, заживший шов местами разошелся снова. Он даже не заметил, как рухнул на колени, как рядом упал кто-то до боли знакомый и родной. Показавшийся в пелене слез чудом. Сновидением. Юнги протянул руку, касаясь лица. Губы задрожали в улыбке. Это и правда был Чимин. Бледный, с блестящими от слез глазами, но он.  — Я так скучал, — интонация упала до хрипа, словно он снова сорвал голос бесконечным криком.  — Юнги-я, — Чимин готов был расплакаться. Дрожал как осиновый лист и боялся притронуться, потому что, казалось, коснись — треснет, как фарфоровая кукла, и ее уже не соберешь. Он не ожидал увидеть друга таким. — Что с тобой сделали? Юнги перемкнуло, прежняя хладнокровная жажда убийства угасла бесследно, оставляя совсем без сил. Он зацепился руками за единственный источник тепла, положил подбородок на плечо и прошептал:  — Забери меня домой, Чимми. Я так устал, — и на пару тонов тише: — Пожалуйста. Они так увлеклись друг другом, что совершенно забыли, где находятся. И что до дома им далеко. Юнги только успел заметить краем глаза, как в дверях замерли уже двое альф, и что отброшенный пистолет попал в чужие руки. Мигом напрягся, встречаясь взглядом с Енхвой. Его собственное, любовно взращенное безумие оказалось заразным.  — Мы не доиграли, тварь, — левая рука дрожала, дуло виляло из стороны в сторону, но палец спустил курок. Все что успел сделать Юнги, так это, резким рывком меняясь местами, заслонить собой ничего не подозревающего Чимина. Ожидал новой порции боли после прогремевшего выстрела, но почувствовал только брызнувшие капли крови на оголенной шее. Чужой крови. Заметил застывший ужас в глазах Чима и услышал шум рухнувшего тела. А потом комнату затопил крик взвывшей белугой омеги. Енхва от испуга выронила пистолет, а Намджун ногой отбросил его подальше на всякий случай и бросился к другу. Кровь хлыстала из раны на животе, но Хосок, казалось, не замечал ее. Смотрел на рыдающего Чимина, который несмело подполз к нему и прижал рану руками, пытаясь остановить кровотечение.  — Прости меня за все, — на этот раз слова дались легче. Опоздали, правда, чуть-чуть. Совсем малость. — Я перед тобой виноват.  — Молчи, дурак! — вскрикнул омега, судорожно оглянулся на Намджуна. — Врача позови, чего расселся! Быстрее! Но Юнги, переглянувшись со своим альфой, понял все без слов. И сам видел, что бесполезно. Хосок умирал у них на глазах.