Ты - всё, о чём мечтаю

— Стас, что ты делаешь? Не дать больше сказать ни слова, впиться губами в его сладкий ротик. Вжать в дверь ванной, выбивая воздух из его легких, и наслаждаться вырвавшимся стоном. — Ста-а-ас, — стонет он, когда я стаскиваю с него всю одежду. Когда целую его, он улыбается мне в губы — он всегда так делает, потому что сейчас он на самом деле счастлив. А еще — он все время повторяет мое имя: когда отдается моим рукам, когда я ласкаю губами его тело, когда он, смущаясь, пытается прикрыться, когда просит меня быть жестче, когда его тело сотрясается от оргазма подо мной. Я зацеловываю его губы, перехожу на шею, кусаю бархатистую кожу под ухом; ключицы, наверное, мой фетиш — я готов их вылизывать сутками. Он обнимает меня за шею и трется о мое бедро пахом: он голый, а я все еще полностью одет. Это уже его фетиш — он любит чувствовать себя беззащитным передо мной, а я слишком привык исполнять все его прихоти. — Повернись, — шепчу я, и он с хриплым стоном повинуется, упираясь локтями в дверь ванной. Целую его плечи, кусаю верхний позвонок, там, где спина переходит в шею. Он вздрагивает и шепчет что-то о том, чтобы я перестал издеваться. Медленно веду языком вниз по позвоночнику и чувствую, как он начинает вырываться. Крепко держу его бедра, опускаясь на колени. — Перестань, — умоляет он. Его возбужденный голос искажается, и я, хоть он и стоит спиной ко мне, знаю, что сейчас он прячет лицо в ладонях, а его щеки горят от смущения. Раздвигаю ладонями ягодицы и наблюдаю, как розовое колечко мышц сжимается от предвкушения. Я знаю, что ему это нравится, и что он каждый раз смущается, как девственница перед первой брачной ночью, и это заводит меня больше, чем те моменты, когда он бывает развратным. Я легонько провожу языком между его ягодиц и тут же слышу протяжный стон, а его тело словно пронзает заряд электричества. В который раз задумываюсь: неужели это и правда так приятно? Как по мне, было бы довольно мерзко, если бы кто-то лизал мое очко. Но Андрей — совсем другое дело. Мне кажется, слово «мерзко» вообще не может стоять в одном предложении с его именем. Когда мы занимаемся сексом, он всегда гладко выбрит, вымыт, и от него всегда вкусно пахнет. Я люблю доводить его до оргазма ртом и руками, потому что тогда могу, не отвлекаясь на собственные ощущения, наблюдать за тем, как ему хорошо со мной. Иногда мне это даже приятнее, чем самому получать удовольствие. Накрываю его сладкую дырочку губами и скольжу языком, пока еще снаружи. Его бедра подаются мне навстречу. Стоны превращаются во всхлипы. Слышу, как его ногти царапают деревянную дверь. — Стасик, пожалуйста! — доносится до меня его полувсхлип-полустон. Раньше терпеть не мог, когда меня так называли. Но теперь, когда он произносит это «Стасик» своими сладкими губами, где-то в моей голове щелкает — и я уже готов сделать все, что он попросит. Вот и сейчас даю ему то, что он хочет: мой язык проникает внутрь, лаская стенки его маленькой дырочки, и я слышу, как он срывается. Стонет, задыхаясь, просит еще, раздвигает ноги, раскрываясь передо мной все больше. Вылизываю его, снаружи и внутри, пока он не начинает умолять. — Пожалуйста, Стас, возьми меня! Я всегда жду, пока он сам не попросит. Хочу, чтобы он сказал именно так, как он говорит каждый раз: «возьми меня». Не «трахни», не «выеби» — именно «возьми». Потому что этого хочет моя животная суть. Брать. Владеть. Обладать им. Сделать своим. И я беру, доказывая каждый раз себе и ему, что он мой, от макушки до пальцев ног, и что только я имею на него право. Поднимаюсь на ноги и поворачиваю его лицом к себе. Так я люблю больше всего. Видеть его лицо, когда я делаю первый толчок, слышать, как с его губ слетает первый тихий стон. Подхватываю его под бедра, приподнимаю и сажаю на стиральную машину — по опыту знаю, что это самое подходящее моему росту место в квартире. Тут же обхватывает мои бедра ногами и чуть отклоняется назад, позволяя сразу войти. После моих ласк нам не нужна смазка, и я толкаюсь внутрь, осторожно, давая время привыкнуть. С каждым толчком вхожу глубже, пока мои яйца не начинают шлепать по его ягодицам. Тогда подхватываю его ноги под коленями, а он, и так возбужденный прелюдией, тянет меня на себя за футболку. Его взгляд расфокусируется, он стонет мне в губы, и я ловлю каждый звук — его стоны я мог бы слушать вечно. — Я… сейчас… — он не успевает договорить — вздрагивает и до боли прикусывает мою нижнюю губу, а потом протяжно стонет мне в рот и изливается себе на живот. Когда он кончает, я не могу больше терпеть. Возможно, сказывается моя молодость, а может, он просто слишком сильно меня заводит, но я тут же кончаю следом. Я прижимаю его к себе, как самую большую ценность в мире, и он недовольно фырчит, что я опять кончил в него. На самом деле, ему это нравится. Это значит, что он мой, а ему нравится быть моим, я знаю это точно. Я снимаю его со стиральной машины и аккуратно ставлю на пол. После секса он становится ласковым, но сейчас, когда я провинился, он строго смотрит на меня. — Я же запретил тебе прогуливать пары, — он хмурит брови, и мне на миг кажется, что он сейчас действительно станет меня ругать, что у него никогда нормально не выходит. — Но, малыш, мы же отлично провели время, — я смеюсь, зная, что он все равно сейчас оттает и забудет об этом, как только я займу его чем-нибудь другим. — Мы теперь так редко видимся. Моя ладонь скользит по его ягодице, я провожу пальцем между половинок и ныряю внутрь его тела, отчего он резко выдыхает и прижимается ко мне. — Не меняй тему, — он хрипло дышит мне в губы, а я добавляю второй палец, пытаясь нащупать то место внутри него, которое заставит его забыть обо всех темах, вместе взятых. — Ты наказан. Он выворачивается из моих рук, и мои пальцы с пошлым чмоканьем выходят из него. — Подумай пока над своим поведением, а мне нужно принять душ, — непонятно как я внезапно оказываюсь в коридоре, а дверь в ванную, из-за которой я напоследок вижу улыбающееся лицо Андрея, захлопывается перед моим носом. Я хочу постучать и попроситься обратно, а мое воображение уже начинает рисовать картины того, как я буду на коленях просить у него прощения за мои прогулы, когда слышу шум в гостиной. Мое сердце замирает в испуге. На негнущихся ногах я прохожу по коридору и захожу в гостиную, останавливаясь на пороге. На диване сидит Женя и играет на приставке. Замечает меня, ставит на паузу и отбрасывает джойстик. — Я уж думал, вы никогда не выйдете. Я в шоке. Я боюсь произнести хоть слово. Он улыбается, но кто знает, что кроется за этой улыбкой. В прошлый раз он разбил мне лицо, но тогда он, по крайней мере, не присутствовал при наших с Андреем встречах. — Жень, ты… давно здесь? — спрашиваю первое, что пришло в голову. Может, он только пришел и не ходил дальше гостиной. Ну, да, хихикает где-то внутри мое второе я, учитывая то, что ванная комната ближе всего к входной двери, и это первое место, куда заходит, придя с улицы, мой чистоплотный друг. — Минут двадцать, — отвечает он серьезно. Проходит пара секунд, в которые я не знаю, что сказать, и он вдруг начинает дико ржать. — Ты бы свое ебало щас видел! Я не понимаю, то ли ему действительно так смешно, то ли это у него истерика из-за нашего внезапного каминг-аута, но ничего не могу с собой поделать и тоже улыбаюсь — не могу спокойно смотреть, как он ржет. — Да ладно тебе! — он потихоньку успокаивается и, к моему изумлению, не выглядит таким уж разъяренным. — Женя? — слышу голос сзади и оборачиваюсь. Андрей стоит за мной в коридоре, белый как мел. — Жень, я тебе все объясню… — О Боже! — Женя театрально закатывает глаза. — Мне в моем драмкружке хватает сцен. Я вас уже давно спалил! Ах, да. Женя теперь учится в театральном, на первом курсе, и ласково называет свой вуз драмкружком. Он решил поступить в самом конце выпускного класса, но, к нашему с Андреем удивлению, сдал все экзамены и теперь с удовольствием там учится. А я поступил в медицинский, как и хотел уже давно. — Спалил? — кажется, Андрей готов потерять сознание, и я неосознанным движением притягиваю его к себе за плечи. Защитить его — я же мужчина. Так он меня назвал в тот день, когда дал мне надежду, и с тех пор я стараюсь соответствовать этому титулу. — Па, ты только в обморок не грохайся, ладно? — Женя встал, обеспокоенно глядя на отца. — Один постоянно с влюбленным взглядом втыкал в телефон, переписываясь с каким-то А, очевидно, мужского пола. А тебе, папочка, я открою секрет: у айфона есть отличная блокировка, которой ты не умеешь пользоваться. Так что знаю я еще с конца выпускного класса. Тогда мы только начали встречаться — где-то в мае прошлого года. До этого я ухаживал за своим любимым и пытался добиться его расположения, что у меня в итоге и получилось. — И ты не против? — спрашиваю я. Меня все еще волнует вопрос сохранности моим лицом первозданного вида. — А почему я должен быть? — пожимает плечами Женя. — Правда, сначала я хотел набить тебе лицо. — Ну вот, не могло все быть так просто. — Но потом подумал: вы же счастливы, значит, я не могу быть против. Я улыбаюсь и благодарю природу за то, что она дала Жене мозгов — в отличие от меня, он умеет думать и приходить к правильным выводам. — Ладно, идемте есть, а то если ждать, когда вы натрахаетесь, можно умереть с голоду. — Женя! — возмущенно восклицает Андрей, а я смеюсь и придерживаю его за талию, пока Женя прошмыгивает мимо нас в кухню. — Кстати, — доносится из кухни голос этого засранца, — Стас, ты можешь больше не прогуливать пары, чтобы потрахаться. Простите, случайно подслушал! — Женя! — кажется, на этот раз мы возмущаемся вместе.