***
Возможно, поэтому на рассвете, когда малочисленная группа их людей собирает необходимый скарб на драккаре, он невпопад отвечает на вопросы Уббе, делая вид, что спросонья. А сам думает о том, почему не сказал ни слова, молча наблюдая, как братья строят друг между другом непреодолимую стену. И почему он оказался именно по ту сторону стены от Ивара. Возможно, поэтому Хвитсерк снова молчит, когда братец приходит на берег с доброй частью своего войска позлорадствовать. Вряд ли проводить. Он просто смотрит. Зачем-то запоминает, стараясь не упустить деталей. И слушает, как тот снова заносчиво хвастает, выводя Уббе из себя и, вероятно, получая от этого странное удовольствие. Хвитсерк думает, что Ивар поступает неправильно, бесчестно, за рамками понимания многих людей. Но разве не поэтому он выигрывал свои лучшие битвы и не поэтому ли так уверен, что сможет побеждать вновь и вновь? Это сложно. Требуется на мгновение прикрыть глаза, чтобы снова почувствовать, как Ивар Бескостный наблюдает. Изучает. Опять смотрит на братьев осязаемым взглядом, от которого почему-то невозможно отвернуться. Вот только обращается он к Уббе, но глаза его устремлены на Хвитсерка. Да, возможно, поэтому Хвитсерк не думает долго, прежде чем поднять свой меч, обернуться, хмуро и виновато взглянув на Уббе, и сойти с корабля, не обернувшись и зашагав по берегу, глядя себе под ноги. Он не слышит, как Ивар тянет довольное «Хви-и-итсерк», но видит улыбку, такую открытую, почти что отеческую, так что приходится глубже вдохнуть и отвести глаза, просто встав рядом. Он, кажется, шокирован собственным поступком. Равно как и Уббе. В глазах старшего брата горькое недоумение, и это все, что видит Хвитсерк, упрямо глядя перед собой, пока драккар отплывает от берега. Таково было решение богов, не его. Судьба людей давно предопределена, и каждый лишь должен исполнить ее. Хвитсерк едва заметно вздрагивает, когда Ивар кладет руку ему на плечо.***
Большой зал Йорка снова наполнен людьми, это так иронично похоже на Каттегат, что Хвитсерк почти не сомневается в правильности своего выбора. Вот только то, что видят глаза, расходится в внутренним ощущением, мерзко давящим на сердце. Он стоит посреди зала, окруженный знакомыми воинами, но все они смотрят на него с выжиданием и любопытством. Сын Рагнара Лодброка, собиравшийся оставить младшего брата, но в итоге предавший старшего, - тут есть, на что посмотреть. Все это выглядит, словно суд над его душой. Он невзначай оглядывается по сторонам, отмечая, что изменилось с момента, когда он и Уббе были здесь в последний раз, вчерашним днём. Возможно, Ивар праздновал победу в одиночку, ибо это торжество над братьями имело явственный привкус горечи. Проходя вперед, Хвитсерк спотыкается и недовольно откидывает носком обуви опутавшие ногу веревки. У длинной лавки на полу их целая куча, вероятно, кто-то сплетал их для драккара и натирал воском, ибо тут же стоит миска с маслом и валяется пара больших свечей. Почему-то все эти мелочи надолго притягивают взгляд, прежде чем он глядит на брата. Ивар сидит напротив, на троне, оперевшись на правую руку, словно он уже конунг, и смотрит с полуулыбкой, почти благодушно. Любой бы обманулся, но Хвитсерк и так знает, что ему недаром уделяют столько внимания. - Итак, мой дорогой брат, - Бескостный выдерживает паузу, вглядываясь в парня, словно желая увидеть в нем кого-то еще. Как будто ему не верится или любопытно, - почему же ты вдруг решил остаться? Хвитсерк переносит вес с одной ноги на другую и скрещивает спереди ладони. У него должен быть готовый ответ, но правда в том, что и он и сам пока точно не знает, почему сейчас стоит здесь, а не плывет на драккаре к открытому морю. - Я решил, что смогу проявить себя в бою. Я хочу сражаться, а не пахать землю. Мне казалось, мы делали все правильно, но я чувствовал, что лишь выполняю поручения. Хвитсерк останавливает свой взгляд на лице брата и отчетливо произносит: - Уббе относился ко мне, как к псу. Я не пес, Ивар. Лампада на низком подсвечнике, это странное изобретение христиан, брызжет маслом, и огонь на тонком фитиле тихо шипит, заставляя Хвитсерка нервно моргнуть. Он видит, как мгновенно мрачнеет лицо брата, как тот сжимает зубы, на миг опустив голову, чтобы справится с раздражением и гневом, а затем тихо, но четко произносит: - Все вон. Голоса под сводами зала умолкают, переговаривающиеся между собой люди все как один теперь смотрят в центр, недоуменно замерев. Ближайший к Ивару викинг делает шаг вперед, открыв рот, чтобы переспросить, но Ивар перебивает его, отделяя каждое слово: - Я сказал, чтобы все вышли вон прямо сейчас. Хвитсерк следит глазами лишь за братом, пока зал стремительно пустеет, и только сильнее сжимает ладони, когда гулко хлопает тяжелая дверь вслед за последним человеком. Он лихорадочно размышляет, когда видел в последний раз, чтобы Ивар сдерживал свой гнев, и не может нашарить в памяти ни одного такого воспоминания. Но сейчас... Бескостный поднимается с трона, опираясь на свой костыль и медленно подходит к брату почти вплотную. Они долго смотрят друг другу в глаза, ибо каждый из них слишком горд, чтобы проиграть и опустить взгляд, пока Ивар не произносит вкрадчиво, чуть склонив голову набок: - Так, значит, ты не пёс? Удивленно вскинув брови, Хвитсерк не успевает ответить, - в висках рассыпается звон от внезапно прилетевшего сбоку смазанного удара по лицу. Ивар бьет в подбородок наотмашь, тыльной стороной ладони, в которой зажат нож, и рукоять рассекает нижнюю губу. Отпрянув, отступив на два шага, Хвитсерк по привычке выхватывает меч и замирает. У него на лице медленно проступающее искреннее недоумение и хмурая злость. Инстинкты молчат, ведь это не бой, перед ним его брат... брат-калека. Он касается языком рассеченной губы, чувствуя, как в уголке рта собралась кровь, и сжимает покрепче рукоять меча. - Что ты делаешь, Ивар? Оскалившись, Бескостный рывком достает меч из ножен, висящих на поясе, и направляет его на брата. - Хочу спросить у тебя. Как ты мог помыслить о том, чтобы предать меня?! - он срывается в рычащий крик, нанося удар по диагонали, который Хвитсерк едва успевает отразить, качнувшись в сторону. Ивар искусно владеет оружием одной лишь рукой, практически стоя на одном месте, и даже если его брат захочет отойти подальше, то все равно рискует быть задетым. На такой случай у него есть топор и с десяток кунаев. Злость дурманит и разжигает огонь под кожей. Он думает, что легко смог бы убить Хвитсерка, он думает, что хочет этого, но это лишь наваждение. Ивар лишь желает причинить боль, заставить страдать, чтобы утолить голод внутреннего зверя, который раздражен до предела и царапает грудную клетку изнутри. Этим утром, на берегу, он просто не мог поверить в то, что его братец, порой следящий за ним очарованными глазами за ужином, всерьез взошел на драккар с Уббе, собираясь уплыть за тридевять земель. Ивар старательно ломал комедию, потому что это доставляло ему удовольствие, вот только триумф сильно портило ощущение, что его самонадеянность трещит по швам. Он предполагал, что Хвитсерк изменит решение, и когда тот все же сделал это в самый последний момент, сердце обожгло облегчением и тут же сжало в тисках злости. Ивара бесил сам факт того, что этого могло бы и не случиться. Он нападает яростно, умудряясь двигаться в одном темпе с братом, который лишь отражает атаку и которому приходится отступать. Хвитсерк не понимает, почему они дерутся, он подныривает под широкий замах чужого меча и тут же отклоняется назад, ибо острие свистит в миллиметре от шеи. - Остановись! Их мечи скрещиваются, и звон металла смешивается со смехом Ивара. Он отбрасывает свой костыль в сторону и сгребает Хвитсерка за рубаху на груди, оттолкнув от своего лица лезвие его оружия. Пользуясь внезапностью и тем, что брат сбит с толку, Бескостный прижимает к его затылку холодное лезвие и шипит в лицо: - Ты лжешь мне, братец. Ты вел себя как щенок, таскаясь за Уббе и выполняя каждое его поручение. Скажи, - рука тянет за рубаху, и ткань глухо трещит от натяжения, - может, ты и спал у его постели словно пёс? Хвитсерк яростно рычит, со всей силой оттолкнув брата, и замахивается мечом, плашмя ударив по кисти Ивара. Тот вскрикивает удивленно, выронив оружие, и безумно хохочет, когда рассерженный до бешенства старший братец бьет по ногам, заставляя упасть на каменный пол. Кто бы знал, что Хвитсерк способен недооценить своего брата, ибо тот грубо цепляется за его одежду, дергая вниз, и светловолосый валится следом, больно ударившись коленями. Они, словно мальчишки, продолжают борьбу на земле, вот только на этот раз это владения Ивара, и у Хвитсерка здесь нет никаких преимуществ. Бескостный спихивает его с себя и хватает за запястье, оттолкнув лежащий рядом меч подальше, когда брат тянется к нему. Оба загнанно дышат и рычат друг на друга как дикие звери. Ивар странно улыбается, когда видит на лице Хвитсерка тень испуга от понимания того, что он оказался загнанным в угол. Он хороший воин и прекрасно обучен тактике боя, но не тогда, когда спина прижата к холодному каменному полу руками брата, что вдвое сильнее него. Сильнее определенно, ибо всю свою жизнь передвигался по земле лишь одним доступным способом. Ивар придавливает его собственным телом, левой рукой все еще сжимая запястье, и нависает сверху словно тень смерти, насмешливо вопрошая: - Ну что, Хвитсерк, страшно? Хвитсерк дергается, стараясь скинуть братца, но тщетно, и раздраженно выдавливает: - Это дурацкие игры, Ивар. Я не боюсь. Вмиг посерьезнев, Бескостный скалится, потемневшим взглядом изучая чужое лицо. Хвитсерк замечает, как выступают скулы, когда брат сжимает челюсть и цедит сквозь стиснутые зубы: - А зря. Помнишь, как я убил Сигурда? Всадил топор ему прямо сюда, - Ивар кладет ладонь на грудь, ровно вздымающуюся под его рукой, и Хвитсерк нервно дергается. В этом есть нечто жуткое, ибо перед глазами живо встает удивленное лицо Сигурда и расплывающееся пятно алой крови, вмиг пропитавшей его светлую рубаху. - Я ведь и тебя могу убить, - вкрадчиво шепчет брат, скользя рукой чуть выше. Теплая ладонь ложится на горло, придавливая затылком к полу, Хвитсерк истинктивно сглатывает, ощущая, как вниз к пояснице по спине бежит ледяной холод. - Ради чего тебе делать это, если я буду сражаться на твоей стороне? Рука на горле вздрагивает, надавливая сильнее, и Ивар склоняется ниже, цепким взглядом изучая чужое лицо. Не к месту вспоминается, как Хвитсерк в детстве зимой катал его по Каттегату на санях. А затем вместе с Уббе и Сигурдом бежал на холмы играть в снежки и валяться в снегу, в то время, как он, Ивар, оставался под навесом Большого зала, с грустной завистью глядя им в след. Его старшие братья всегда были от него дальше, чем он думал. И это бесило. Бесит и сейчас. Бескостный сжимает пальцы на бледной шее, с каким-то дрожащим внутри восторгом наблюдая, как на лице брата проступает страх. - Ты такой лицемер, Хвитсерк. Ты предатель до мозга костей. Что помешает тебе вновь прибежать к Уббе, когда ты снова увидишь его? - Ивар… Хвитсерк хватается за руку брата, все сильнее давящую на горло, пытаясь оторвать ее от себя, и короткими вдохами хватает воздух. Младший брат сильнее него и слишком тяжел, чтобы запросто его скинуть. Подступающая паника медленно вводит в оцепенение, парень дергается и, прижатый к полу, и почти ничего не может сделать, кроме как, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону, стараться причинить Ивару хоть какое-нибудь неудобство, дабы тот разжал ладонь. Но длинные пальцы усиливают хватку, оставляя на коже краснеющие полосы, меняющие свой оттенок до лилового цвета. Бескостному это нравится. Он вдруг ощущает легкость, окутывающую разум, он чувствует власть, жидким огнем растекающуюся по венам. Пьянящее ощущение превосходства и осознание того, что в любую секунду он способен отнять бьющуюся в синей жилке под его ладонью жизнь, заставляют его улыбнуться и, внезапно склонившись, почти хищно коснуться губ брата, кусая. Странный болезненный поцелуй длится долго, на языке горчит кровь из разбитой губы, Хвитсерк замирает, напрягшись, и пальцы бессильно соскальзывают с чужого запястья. Ивар крадет у него последний воздух, и кажется, что на груди раскаленное клеймо, ибо легкие горят пламенем, пойманные в тесную клетку ребер. Когда брат наконец отстраняется, немой вопрос на лице соскальзывает с губ хрипом. Хвитсерк хрипит, вновь почти бессильно цепляясь за запястье Ивара, и тогда тот, с точностью садиста отсчитав секунду до момента, когда старший брат медленно закатит глаза, разжимает пальцы, изогнув губы в улыбке от судорожного вдоха. Хвитсерк втягивает воздух, тут же закашлявшись, и в панике хватается за рукав едва не убившего его брата, стараясь подняться и ощупывая пальцами шею. Перед глазами совсем темно и плывут разноцветные пятна, он тяжело дышит, хватает частые вдохи и откидывается обратно на спину, ибо справиться с крутящимся перед глазами миром невозможно. Но в действительности его опускает на пол Ивар, надавив на плечи и ухмыльнувшись себе под нос. "По заслугам. Это тебе по заслугам, братец", - крутится в голове злая мысль, приправленная странным дрожащим волнением и сладостью превосходства. Никаких раздумий. Разбросанные у лавок веревки ложатся в ладонь, Бескостный берет медленно обретаюшего волю брата за запястья, задирая их к верху, и крепко затягивает, двумя узлами привязав к опоре тяжелого дубового стола. Он любуется. Откровенно любуется беспомощными в своей неподвижности руками и краснеющими следами от пальцев на шее, которые к завтрашнему дню превратятся в фиолетовые синяки. Кровь на губах и щеке выглядит еще лучше, Ивар стирает ее пальцем, и задумчиво пробует на вкус, размышляя, чего стоит эта растерянная ненависть во взгляде брата. Хвитсерк всегда смотрит, словно щенок: доверчиво, наивно и просяще. Моменты его боли и ярости выглядят неправильно, но ими невозможно пресытиться. - Не смотри на меня так, - цедит Ивар, глядя исподлобья. Ему мало. Он хочет реакции. Его раздражает молчаливая смиренная злость брата. Он привык к мольбам о помощи и пощаде, но правда в том, что брат у него слишком гордый. Настоящий сын своего отца. Ничего, у Ивара есть и другие рычаги. Хвитсерк приходит в себя, дергая связанными руками, и сжимает губы, ощущая, как снова свинцовым грузом на грудь ложится паника. Каким образом он попал в это положение, уже и не важно, главное теперь, как выбраться и не позволить Ивару сделать... что бы он там сделать ни собирался. - Ивар, отпусти меня, - голос звучит хрипло и отдает в поврежденном горле болью, - ты станешь жалеть, что убил еще одного брата, и боги проклянут тебя. Когда человек падает с большой высоты, оступившись и полетев вниз, сердце замирает и словно обрушивается в пропасть вместе с ним. Такое чувство испытывает Хвитсерк, когда Ивар смеется безумно, улыбается как сытый кот, вытащив из-за пояса нож, и сгребает его за шиворот, потянув на себя. Хвитсерк шипит, морщась от боли в заломленных запястьях, и врезается взглядом в глаза брата, в которых безумный восторг, помноженный стократно на странное, вожделенное любопытство. - Боги уже прокляли меня, братец, разве ты не видишь? Грубым выверенным движением Бескостный цепляет ткань и распарывает чужую рубаху от груди и до самого низа, касаясь холодным лезвием обнажившейся кожи. - Что ты делаешь?! Теряя напускное спокойствие, Хвитсерк дергается, пытаясь оттолкнуться ногами от пола и отползти хоть немного назад, но макушкой упирается в собственные связанные вместе запястья. Деться некуда, и взгляд мечется с лица брата на нож в его руках. Ивар выдыхает с улыбкой, довольно прикрыв глаза, словно желает запечатлеть картину в памяти, а затем, оскалившись, хватает светлые волосы на затылке, наматывая косу на кулак, и тянет вбок. Жалко захрипев и скривившись от боли, у Хвитсерка нет иного выхода, кроме как неловко перекатиться, путаясь в лохмотьях собственной рубахи, и приподняться на коленях, балансируя только благодаря чужой руке, держащей за волосы, иначе он рискует свернуть себе шею. Руки привязаны так низко к полу, что нет возможности выпрямиться, но и ими же не опереться об пол. И если брат его отпустит, то он, вероятно встретит лицом жесткую каменную кладку йоркского зала. Не видеть Ивара, но чувствовать его за спиной страшно. Хвитсерк с трудом сглатывает слюну с металлическим привкусом, морщась от боли в горле, и с ужасом думает о своей смерти. Он всегда представлял, что умрет в битве, сражаясь с врагом. Защищая дом или завоевывая новые земли - это было не так уж важно, главное, что смерть его была бы достойной викинга, и боги ждали бы его в Вальхалле, дабы усадить подле себя и рядом с другими прославленными воинами. Но умереть связанным и униженным на холодном полу британского городка от руки младшего брата представлялось столь обидным и несправедливым, что горячая ярость хватала за сердце, и взор мутнел от этого душившего чувства. - Ивар... - сорванный голос дрожит от безысходной злости, Хвитсерк определяет на слух и чувствует, как Бескостный приподнимается, на манер старшего брата встав на колени позади, и крепче сжимает ладонь на затылке. - Отпусти. Короткий смешок. Холодная сталь мимолетно касается шеи, скользнув по плечу, и оторванный рукав светлой рубахи, от которой остались одни клочки, падает на пол. К отчего-то покрывшейся мурашками коже прикасаются теплые губы, Ивар сзади кладет подбородок на плечо и насмешливо говорит, растягивая гласные: - Нет, Хвитси. Раз ты остался, мы с тобой прекрасно проведем время, - чужие пальцы путаются в волосах, почти бережно гладя затылок, - вот увидишь. Ивар не в ярости. Это первое, что приходит на ум, когда Хвитсерк прикрывает глаза, медленно выдыхая. Он не убьет его. Но недооценивать его нет смысла, ибо за насмешливым вкрадчивым тоном у брата всегда кроется с десяток изощренных пыток. В животе скручивается мерзкое волнение ожидания, и Хвитсерк испуганно дергается, когда теплый язык вдруг пересчитывает шейные позвонки под волосами, бесцеремонно задранными вверх жесткой рукой. Приходится вниз наклонить подбородок и уставиться на свои связанные руки, ощущая жар на щеках и влажные прохладные следы на коже. Он вздрагивает, когда под жалкие лоскуты, что остались от его рубахи, пробираются горячие пальцы, очертив поясницу, и ложатся на живот, скользя от ребер вниз и обратно. Хвитсерк выдыхает сквозь приоткрытые губы. - Зачем тебе это, Ивар? Бескостный смеется низко и тихо, но так искренне, словно его действительно очень забавляет происходящее. Он кладет ладонь на плечо брата, и тот невольно прижимается лопатками к чужой груди, стараясь удержать равновесие, когда Ивар носом прижимается к его виску и насмешливо цокает языком. - Бедный Хвитсерк. Все думали, маленькая страшная тайна была только у меня и Маргрет, - тело отзывается едва заметной дрожью прежде, чем приходит осознание, - но я узнал больше. Внутренности покрываются льдом от этих слов, и Хвитсерк, зажмурившись, чувствует, как жар стыда приливает к лицу. Он молчит, ничего не говоря, и потому Ивар продолжает. - Помнишь, как вы с ней развлекались у реки? Прямо в лесу, не заботясь о том, что кто-то может вас увидеть. Конечно, ты помнишь, ведь тебе, должно быть, это очень нравилось! Бескостный срывается в раздраженный возглас, грубо толкая брата сзади, и тот, не удержавшись, бьется щекой о край дубового стола, застонав от внезапной боли. Связанными руками невозможно упереться об пол, чтобы подняться, и Ивар это понимает, так что склоняется ближе, прижимаясь сзади, и вынуждает нагнуться ниже. По жесткому дереву Хвитсерк царапает скулу в кровь. - И знаешь, какую деталь я заметил, Хвитси? Это меня очень впечатлило. Бескостный вновь меняет тон на вкрадчивый и спокойный, прищурившись и наблюдая за братом. Он знает, что Хвитсерк знает. Даже видя его лицо лишь в пол оборота, Ивар читает его смущение по прикрытым глазам, сжатым губам и учащенному дыханию. И по краснеющим щекам, конечно же. Одна из них краснеет от стыда, другая - выпачкана в крови. Очаровательно. Он отстраняется и, дотянувшись до лавки, берет забытую кем-то миску с маслом, предназначенным для лампад. - Ты назвал мое имя, Хвитсерк. Пальцы цепляют завязки на бедрах, без труда распуская их, и под ладонями чувствуется едва сдерживаемая дрожь чужого тела. - Ты позвал меня по имени, как будто знал, что я наблюдаю за вами издалека. Но ты не знал. Твои глаза были закрыты, и ты не слышал ничего, кроме стонов шлюхи Маргрет. Ивар на самом деле был удивлен. Ему понадобилось время, чтобы обдумать то, что случилось, а затем он почувствовал ни с чем не сравнимое удовлетворение. Это было потрясающее знание, дающее определенную власть, и иметь эту власть над старшим братом было сладко. Он никому не рассказал, не дал никому ни единого намека. Он просто наслаждался своим воспоминанием, когда в окружении множества людей общался с Хвитсерком на ничего не значащие темы, вглядываясь в его спокойное серьезное лицо. Все это время Бескостному страстно хотелось залезть в эту светловолосую голову. И вот сегодня он это сделал. - Ты думал обо мне, Хвитси, верно? - Ивар почти мурлычет на ухо брату, запуская руку за пояс его штанов, и срывает с запекшихся губ шумный вздох, - скажи, что ты представлял, когда трахал нашу общую служанку? Хвитсерку плохо. Ему не к месту вспоминаются рассказы Ательстана о христианском Аду, где всегда бушует пламя, сжигая грешников, и на мгновение кажется, что этот огонь охватил и его. Он бы ответил, а может быть даже закричал, если бы слова не застряли в горле. И он бы оттолкнул младшего брата, смог бы вырваться, нашел бы способ избежать этого унижения. Он бы сделал все это, если бы это был не Ивар. Но Хвитсерку плохо, и в глубине души он хочет, чтобы это продолжалось. - Маргрет сильно возмутилась? В чужом голосе сквозит насмешка, и он дергается, когда обнаженной плоти касается прохладный воздух. - Плевать. Ты ведь взял с нее клятву молчать. Бедняжка, как много тайн на нее свалилось. И почему с сыновьями Рагнара вечно что-нибудь не так? Ивар грубо надавливает ладонью на поясницу, принуждая наклониться и выгнуться, и Хвитсерк низко склоняет голову, ощущая, как кровь стучит в висках. Унизительно. В поврежденном горле застряет комок, отчего-то заставляющий сморгнуть с ресниц горячую влагу. Он понимает, что никуда не денется. - Заткнись, - почти шепот, но наполненный чистыми дрожащими эмоциями, сорвавшийся на полутоне от горячего стыда. Ивар окунает пальцы в масло, качая головой. Кажется, Хвитсерк ломается пополам, потерявшись в себе, потому одно мгновение выпадает из его жизни, застеленное тьмой. Он вдруг чувствует боль и делает много хуже, инстинктивно напрягшись и резко дернувшись, чтобы подняться. Шипит, содрав веревкой кожу на запястьях, и упирается лбом в край тяжелого стола, лишь когда твердая рука хватает за загривок, отстановив. На висках выступает испарина, скривив губы в ухмылке, Ивар касается губами чужого затылка и говорит: - Что ж, я умолкаю. Послушаем теперь твой голос. Бесцеремонно он проталкивает внутрь второй палец, вырывая у брата надломленный стон, и порывисто целует между лопаток, крепко вцепившись пальцами в ребра. - Расслабься, братец. Ну же. Ивар напряженно морщится, выжидая, и бездумно поглаживает ладонью чужой бок. Хвитсерк жмурится, рвано вздохнув, и ощущает, как его ведет от горячего вязкого желания поддаться. Он не может быть унижен больше, чем унижен сейчас. Эта мысль заставляет тихо застонать и, стерпев боль, едва заметно податься назад. Боги смеются над ним. Они всегда раскрывают тайны перед глазами тех, от кого они скрыты. Хвитсерку и так удалось скрывать это очень долго. Он часто смотрел на Ивара, как на старшего брата, хотя все обстояло с точностью до наоборот. Но Бескостный был умен, импульсивен, он восхищал своим упорством, своими навыками, которые постоянно ревностно оттачивал, он являл собой прекрасный пример настоящего воина. Его недолюбливали из-за его недостатка, в то время как он желал, чтобы его боялись. Братья жалели его, а Хвитсерк любил. И это была искренняя и теплая братская любовь. Но иногда Ивар делал такие вещи... Это были простые жесты. Взгляд, приподнятые или нахмуренные брови, улыбка и тон, с которым он говорил, - это все отчего-то заставляло Хвитсерка отводить глаза, а затем вспоминать по ночам, лежа без сна посреди постели. Или, еще хуже, видеть во снах. Большинство времени он постоянно проводил с Уббе, но Ивар словно въелся изнутри. Ивар руководил мыслями и решениями. Рядом с Маргрет его имя вырвалось потому, что Хвитсерк позволил себе лишь на секунду вообразить... Он кусает губы и хрипит, когда братец медленно и методично, почти беспристрастно растягивает его плавными движениями, грозящими сорваться в грубость. Он чувствует кожей, что Бескостный получает от этого особое, садистское удовольствие, и от понимания этого факта Хвитсерка выкручивает возбуждением до темноты в глазах. - Видишь, я был прав, - Ивар понижает голос до порочного шепота, быстрее двигая пальцами внутри, а затем вдруг останавливается и совершенно внезапно тянется за ножом, что валяется неподалеку. Тяжело сглотнув, Хвитсерк поворачивает голову, расфокусировано следя за движениями брата, и тревожно сводит брови, натягивая неосознанно веревку на запястьях, когда Бескостный задумчиво трогает лезвие пальцем. - Ивар? Страх безумным сочетанием смешивается с возбуждением, притупляя его и покалывая кончики пальцев. Хвитсерк отшатывается и ударяется плечом, ощущая тянущую боль в напряженном теле, когда брат почти играючи хватает за волосы и прижимает тонкое лезвие к горлу. - Ивар... Он измучен жестокими сюрпризами, ему хочется закричать яростно и ответить тем же, а потом достойно умереть. Но он почти не может пошевелиться, голос сорван и лишь хрипит, а Ивар теперь не даст ему умереть ни за что. Вместо этого Бескостный вновь смеется, близко и с интересом вглядываясь в чужое лицо, а затем отпускает, подобрав с пола лоскуты, оставшиеся от одежды Хвитсерка. Ему так нравится этот беспомощный испуг, проступающий на лице брата от каждого его внезапного движения. Ивар деловито обматывает тканью лезвие, на пробу зажимая рукой, и проводит ладонью по гладкой рукояти, хмыкнув себе под нос. Ему не нравится этот нож, он совсем не подходит для боя, он некрасив и не слишком-то остр, им было бы в пору разве что нарезать овощи. Нелепая округлая и отполированная рукоять скользит в руке, Бескостный проводит языком по нижней губе и сжимает в ладони лезвие, плотно обмотанное тканью. - Почему ты не молишь о пощаде, брат? Оскалившись, Ивар дергает Хвитсерка за плечо, заставив встать в исходное положение, и соскальзывает ладонью вниз, плотно оборачивая пальцы вокруг чужого возбужденного члена. - Почему не просишь меня остановиться? Сдавленный всхлип, совершенно не вяжущийся с обычным спокойно-приподнятым настроением Хвитсерка, и так дает ему ответы на все вопросы. Удовлетворенный реакцией, Ивар желает продлить ее, плавно сдвигая ладонь вверх, пока не слышит надорванный стон. И он чувствует, как помимо воли хозяина дергаются чужие бедра навстречу его руке. Хвитсерк кусает губы, вскрыв едва запекшуюся ранку, и бессознательно слизывает кровь, ощущая на языке привкус металла. На секунду ему хочется захохотать от слов братца, ибо кажется, что Ивар интересуется на полном серьезе. Почему он не просит остановиться? Он буквально унижен, обездвижен и почти расхристан, прижатый лицом к жескому краю стола. Но он хочет просить продолжать. Новая неожиданная боль доходит почти до сердца, Хвитсерк распахивает глаза, задохнувшись, и мысленно цепляется за горячие сухие губы, утешающе прижавшиеся к затылку. Побывавшая в масле рукоять входит почти без труда и глубоко. Ивар вынимает и на пробу ведет обратно. Он ловит чужую реакцию жадно и с дрожащим восторгом, желая услышать и увидеть больше, ибо беспомощность и обезоруживающая искренность пьянят крепче эля. Хвитсерк захлебывается воздухом, чувствуя, как болезненное наслаждение закручивается в животе узлом, и глухо стонет. Он загнанно дышит, ощущая, как взмок, и волосы липнут ко лбу и шее. - Возможно, я остановлюсь, если ты попросишь меня прекратить. Ивар несдержанно слизывает выступившую влагу с солоноватой кожи и вцепляется зубами в загривок, оставляя смачный синяк. Хвитсерк всхлипывает совсем уж жалобно, делая шаг к недопустимой грани, и молча подается навстречу, вызывая у брата довольный смешок. Его прошивает молнией, размыв на время мир перед глазами, когда Ивар двигает рукой резче, другой ладонью одновременно с этим прижав у основания член. Он срывается в стон или несколько, уже не в силах себя подавлять, растеряв остатки какой-то жалкой гордости и, кажется, собственный разум. Не нужно много времени, чтобы замереть, обрывая голос до хрипа, и изогнуться, кончая в ладонь брата. Это сродни мгновенной потере всех чувств, сосредоточившихся вдруг в одной точке. Оно ломает изнутри по щелчку пальцев, а затем проходит горячей волной по всему телу, заставив назвать имя. То имя, которым он так неосторожно назвал однажды Маргрет. Хвитсерк заметно подрагивает, низко опускает голову и глубоко дышит, медленно приходя в себя. Каким-то темным краем затуманенного сейчас сознания он чувствует, как увернные руки вспарывают веревки на запястьях и сажают его на пол. Он мутно глядит на Ивара и видит, как тот в полуулыбке кривит губы. Бескостный наклоняется, смахивает растрепавшиеся светлые волосы с лица Хвитсерка, запечатлевает мимолетный, едва ощутимый поцелуй на лбу и произносит лишь одно: - Я рад, что ты остался.