Послушание

Катя проснулась ночью, возилась и разбудила меня. Сейчас я уже могу вспомнить, что мы правда трахались, медленно, больше целуясь, чем двигаясь. Она была сверху, лёгкая и теплая, а я, будто во сне, зацеловывал ее изо всех сил. А теперь вот сопит тихонько, устроившись у меня на груди, под глазами залегли глубокие тени. Не исключено, что она вообще не спала, пока я не проснулся, каждого шороха пугается. Поглаживая ее спину и волосы, я прикрыл глаза. Надо что-то делать с ублюдком. Настолько крутых друзей, чтобы прикрыть жопу и отмазать от убийства, у меня нет. Если только через босса такое провернуть. Зато есть такие, что без вопросов повесят на любого мудака любую статью. Если сделать ему рецидив по его сто пятьдесят восьмой, ближайшие годы можно будет не беспокоиться о его местоположении. Я поморщился, потому что в кои-то веки нет возможности творить все, что пожелаю. Завибрировал телефон Кати, она испуганно дернулась, но податливо притихла, когда я обнял ее крепче. Как ночью, долгие, медленные, глубокие поцелуи — однозначно лучше раннего подъёма. — Давай сегодня никуда не пойдем? — тихо предложил я. Сегодня у меня только две доставки, отдам их мелкому. — Поваляемся, а? — Но у меня пары, — да вижу же, что сомнение в голосе просто от прилежности, а так она и сама хотела бы остаться дома. — Студенты должны прогуливать, а во время прогулов напиваться и трахаться, — тоном бывалого ученика сообщил я, — иначе зачем вообще быть студентом? — Будем напиваться и трахаться? — с мягкой улыбкой уточнила девочка, удобнее устраиваясь на мне. — Обязательно, — запустив пальцы ей в волосы, я чуть потянул, заставляя игриво-заинтересованно прикусить губу. Приподнявшись, я поцеловал ее, пожестче, чем до этого, скользнул свободной ладонью по голому бедру. — Ого, — выдохнула Катерина, опуская голову. Нет, надежды не оправдались, она положила обе руки мне на живот. Раз уж я поднял верхнюю часть торса с кровати, под заметно истончившимся слоем жирка напрягся пресс. Причем в таком действительно впечатляющем положении на виду у Кати он первый раз. Ну или не совсем на виду, учитывая, что она на нем ещё и сидит. — Я думал, восхищение адресовано пониже, — ухмыльнулся я, щёлкнув ее по носу, — в молодости это была ещё та стиральная доска. — Все равно круто, — нижняя тыкала своим тонким пальцем в стальную мышцу, пытаясь ее продавить. Когда я в юности качался, прессу, груди и бицепсам было уделено максимальное внимание. Плоды тяжких трудов пожинаю, оказывается, до сих пор. Вдоволь ощупав объект своей симпатии, Катя улеглась мне на грудь и прикрыла глаза. Наверное, мне так даже спокойнее, что она дома остаётся. А то не совсем хорошо, что я не знаю, где мразь и как ее искать. — Я вот тут думаю в последнее время, — негромко начала девочка, подушечкой пальца поглаживая родинку у меня под ключицей, — зачем я тебе? Ты вот проблемы мои решаешь, защищаешь меня, зачем? — я открыл было рот, когда она рывком подняла голову, а глаза грустные-грустные. — Не только из-за игр ведь, да? Первое правило саба — бояться, что дом наиграется и бросит. Особенно учитывая тот факт, что ее первый верхний так и сделал. — Ты не вещь, которая должна быть зачем-то нужна, — усмехнулся я, заправив прядку ей за ухо, — ценю тебя, поэтому и забочусь. — Но, тем не менее, я твоя собственность, — совсем по-другому, спокойно и с улыбкой, это хорошо. — Охуенно правильно мыслишь, детка, — смеясь, я поднял голову и чмокнул ее в лоб, — единственная и неповторимая собственность. Аж засветилась вся, упорхала куда-то в сторону кухни. Я с довольной усмешкой потянулся, нащупал свой телефон, чтобы написать Семену о подмене. Пацан трудолюбивый и никогда не откажется от лишней пары хрустящих бумажек в кармане, так что можно не беспокоиться на этот счёт. Заодно написал ментовскому приятелю, что есть не телефонное дело. Если понадобится пьянку организовать для разговора, проблем не будет, это я всегда пожалуйста. Странно, она, вроде, пошла то ли в ванную, то ли на кухню, но тишина. Ни шума воды, ни звона посуды. Выпутав ноги из одеяла, я пошел на разведку. Катя в моей футболке и с ошейником стояла у окна на кухне, ко мне спиной. Один из лучших ракурсов и вариантов одежды. Обняв ее за талию, я пристроил подбородок у нее на макушке и попытался понять, на что она так внимательно смотрит. Правда, предполагал все, кроме истины. С моего четвертого этажа прекрасно видно двор. Площадка для детворы, заставленные машинами тротуары — все типично. Кроме незнакомого плюгавенького мужика, сидящего на ограде площадки, худого, с заметными даже отсюда залысинами. Они с Катей чрезвычайно пристально смотрели друг на друга, что развеивало остатки сомнений в его личности. — Как он узнал, где я живу? — поинтересовался я, чувствуя, как она льнет ко мне, ощущая ее пугливую дрожь. — Не знаю, я бабушке не говорила, — надтреснуто выдохнула она, — что мне теперь делать? Почуяв приближающуюся панику, я повернул ее к себе лицом и сделал шаг назад, выходя из поля обзора со двора. — Сидеть дома, — заглядывая ей в лицо, я неудобно ссутулился, но это мелочи, — я уже придумал, что с ним делать, так что скоро все будет хорошо, детка. — Ты будешь со мной? — крепко вцепившись мне в запястья, Катерина с непередаваемой мольбой смотрела прямо мне в глаза, что ей несвойственно. — Будешь? — Конечно, моя хорошая, — ее ногти больно впивались в кожу, но я не подал виду. Ей нужен якорь, чтобы не унесло на волнах истерики, и я им буду, — может, выпьешь успокоительного? — У тебя же нет таблеток, кроме антипохмельных, — вот, бытовуха всегда помогает отвлечься. — Зато у меня есть отличный коньяк, — я осторожно попробовал забрать свои руки, и мне позволили. Достав стопку и бутылку, я налил ей грамм двадцать, от силы, — целебная настойка от всех болезней, чтоб ты знала. Попытка разрядить обстановку оказалась безрезультатной. Обычно она отказывается от таких крепких напитков, но тут махнула, даже не поморщилась. Я утащил ее в гостиную, где окна выходят на другую сторону дома, сунул ей в руки ее плюшевого кота, заказал пиццу, обнял, включил канал про животных. Нервные подрагивания и напряжение вскоре прошли, девочка взяла себя в руки. Она мне как-то показывала фотографию молодой мамы, опасения оправданы — они одно лицо. Представляю, как ей страшно сейчас. Жила себе, жила, а тут самый стремный ночной кошмар опять наяву. Вроде, Катя ожила, так что звонок от менеджера я позволил себе принять в другой комнате. И услышанное мне совсем не понравилось — одна из доставок клиенту такого уровня, что отправить Семена ну никак нельзя. Делов на десять минут, дорога туда-обратно займет полчаса. Оставить Катерину на сорок минут? Когда это говно сидит во дворе в такой опасной близости? Да, мою дверь даже тараном не вынести, но дело не в его возможных попытках залезть в хату, а в самом факте его присутствия. Девочка, как обычно, ни слова не возразила. Я пытался увидеть следы недовольства, потому что, да, блять, я нарушаю обещание не оставлять ее одну, но увидел только страх. Пока сомневался и собирался, привезли пиццу — Катя от звонка в дверь подпрыгнула едва ли не на полметра. У меня ныло в груди от предчувствия какого-то говна, я даже порывался спихнуть заказ на босса, но он упиздил на турбазу хуй знает куда и благополучно находился вне зоны действия сети. И меня именно в этот момент больше всего разозлило принятое мной лично решение сделать главным его, а не принять бразды правления наркотрафиком. — Закрой за мной на средний замок, и даже дивизия ОМОНа открыть не сможет, — накинув на плечи кожанку, я чуть наклонился, чтобы заглянуть в лицо опустившей голову девушке, — полчаса, детка, ладно? Она кивнула, прикусив губу и глядя на меня огромными влажными глазами. Блядство… Стоя за дверью, я проследил за щелчками. Три замка, каждый на два оборота. Верхний и нижний со скважинами снаружи, средний только с ручкой изнутри. Помолиться, что ли, чтобы все было нормально, пока меня нет? Хотя я столько говна натворить успел, что даже всепрощения не хватит. Во дворе мудака не оказалось, хотя я хотел бы его встретить. Сломать нахуй челюсть, как минимум, и отвлечь от моей девочки. Но в обозримом пространстве его не наблюдалось, и это вызывало мерзкое чувство. Как когда идёшь за тапком, чтобы ебнуть паука, возвращаешься и не находишь его. Никогда не знаешь, где выползет. Все было нормально. Вроде бы. Я торопился, как только мог, нацеплял штрафов и матерных воплей, но через пятнадцать минут после выезда из дома уже собирался обратно. Надел шлем, тронулся — и звонок. Пара секунд, не больше, пришлось перезванивать. Катя тяжело дышала, с хрипом, с перерывами. — Я уже еду, детка, — пробормотал я, ей должно быть слышно, несмотря на шум движка, — слышишь? — Он пришел, — всхлипнула она, надрывно и страшно, — просит впустить. Как в дерьмовом ужастике, мать его. Вот выбрал же время! — Ну ты же не будешь этого делать, — пролетев уже опустевший перекресток в первые секунды включения красного сигнала, я глянул в зеркало и перестроился в левый ряд, потому что впереди тупящий автобус, — а я уже скоро. Минут пять ещё, только пять, проклятье, это много или мало, а?! Раздался звонкий удар металла о металл, который я услышал даже через два телефона, Катя взвизгнула и разрыдалась. — Эй… Еще один удар и ещё один панический вскрик. Бедная девочка плакала от ужаса и бессвязно просила оставить ее в покое, а я от бешенства ничего вокруг себя не видел. Убью, убью нахуй суку! — Нет, нет, пожалуйста… Он продолжал лупить по двери, а она продолжала вскрикивать и бормотать. Противные мурашки побежали по спине, когда я просто представил, как сильно ей страшно. Даже сравнить в своей жизни не с чем. А она ещё и явно сидит в прихожей, глупая, нет бы спрятаться. — Уйди оттуда, — сквозь зубы попросил я, мотоцикл опасно юзанул задним колесом, когда я зашёл в поворот на передачу выше, чем следовало, — иди в спальню, закрой уши. — А дверь? Вдруг… — ее измученный, полный ужаса вскрик в очередной раз оборвал мне душу. Ясно, понял, надо видеть дверь, чтобы быть уверенной, что она закрыта. Ещё минута, я уже почти дома, через поворот заехать во двор осталось. Соскочив с Санька, я порысил в подъезд, на ходу стаскивая шлем едва ли не вместе с ушами. Через ступеньку поднялся к двери, поцарапанной, у порога валялся лом. От злости пробежал ещё на два этажа наверх в попытке найти и выбить все дерьмо, но не выдержал, спустился и ещё раз позвонил ей. Мне пара минут, а ей как вечность. И так вот оставил одну, ей досталось просто кошмарно. — Я тут, детка, открой мне, — не к месту вспомнилось «козлятушки-ребятушки, отопритеся», но скользкий недоволк свалил, — ты слышишь? Мне вот было слышно только ее сбитое прерывистое дыхание. И, наконец, щелчок, ещё один, и ещё. Но она не открыла, только отомкнула. И, судя по взгляду, до последнего боялась, что войду не я. Кинувшись ко мне, Катя почти без помощи забралась на меня, обнимая всеми конечностями и прижимаясь так, что, кажется, забыла дышать. Замкнув изнутри дверь, я прижал девочку к себе покрепче и обессиленно сполз по стене. — Прости меня, детка, — гладя ее по распущенным волосам, я уткнулся носом в дрожащее плечо, — прости. — Он ушел? — еле слышно выдавила она, ерзая в попытке притиснуться ещё ближе. — Да, ушел, — я мягко поцеловал ее в шею. Стыдно. Обещал не оставлять одну, быть с ней, а в итоге уехал в самый неподходящий момент. Стыдно и противно.