Visions of the future

Хотару смотрела в потолок, снова прикованная к постели, и ненавидела себя за эту пусть временную, но неизменно раздражающую слабость. Она раз за разом напоминала ей об экспериментах земного отца, хотя ее настоящий папа, король Фобетор, бывший добрейшим правителем Сатурна, который учил ее сражаться и сострадать, никогда такого не сделал бы и не допустил. Миканора сегодня с ней не было — он купировал ее очередной приступ и ушел работать. После коронации на них свалилась уйма дел, связанных с налаживанием восстановительных работ и прочим, да еще договоры с лунным двором и контракты с другими планетами Солнечной системы… Будь Хотару здорова, она могла бы помочь ему, и все было бы нормально, но пока Сатурн восстанавливал свою массу и тянул из нее силы, это было практически невозможно, и парень иногда просто падал на постель рядом. Хорошо (по крайней мере для Хотару) было только одно — свои покои по соседству Миканор так и не занял и каждую ночь он приходил сюда, к ней. Обдавал ее запахом трав, с которыми в системе Сатурна принимают ванны, мягко обнимал, прижимая к себе, и засыпал спокойным и чутким сном. И Хотару частенько хотелось плакать от воцарившейся вокруг нее безмятежности и нежданно окружившей ее теплоты. Она думала, этот союз будет мукой для них обоих, но Миканор… словно оказался каким-то другим. Не таким, каким она его представляла. Но — еще лучше. И потому она влюбилась еще сильнее. Она была уже не тринадцатилетней девочкой, которой высокий взрослый парень несколько раз помогал ловить улетающую шляпу, но это чувство жило в ней с тех самых пор. Ей нравилось творчество «Трех огней», хотя ее заставлял грустить этот вечный лейтмотив поиска кого-то. Как будто в нем было… что-то неправильное. И она была рада, что теперь все разрешилось. Замкнутая, долгие годы лелеющая свои нежные чувства к одному только человеку, Хотару могла понять их, но все же… Наверное, что-то в ней с самого начала чувствовало, что их зов послан не в том направлении. Что ж, время расставило все по своим местам. Дверь в покои скрипнула, открываясь, и Хотару поспешно нашарила на покрывале книжку, четко следя за тем, чтобы она не была перевернута вверх ногами. Еще не хватало попасть в глупое положение. От двери, отворившейся и тут же притворенной обратно, раздались тихие шаги, заглушаемые ворсом ковра, и вскоре книгу у девушки (где она не прочла и пары строк) отобрали, откладывая на тумбочку. — И много ты из нее прочитала? — Миканор склонил голову, рядом с ней снова ужасно похожий на вздорного мальчишку из двадцатого века, и устало улыбнулся. Хотару слабо повела плечами. Врать не хотелось, и потому она просто призналась честно: — Совсем нисколько, у меня уже устали от книг глаза, и я ужасно жалею, что в наших, — на этом слове парень улыбнулся шире, — покоях нет экрана. — Завтра с утра велю его принести, — он присел на постель и с долгим вздохом распустил ленту на воротнике. Хотару знала, что сейчас он разденется даже не потрудившись зайти за ширму, и отправится отмокать в ванне. Как знала и то, что, не утерпев, с усилием заставит себя подняться с постели и тоже придет в купальню. И там Миканор снова избавит ее от сорочки с длинными узорными рукавами, опустит рядом с собою в горячую воду и укроет в своих объятьях. Это было их вечерним ритуалом, и, Хотару надеялась, нравилось им обоим. Так же, как ей самой нравилось расчесывать длинные белые волосы супруга, перебирая кое-где спутавшиеся за день серебристые нити, и заплетать их в длинную не тугую косу на ночь. Они не вились и не волнились, сколько ни стягивай их, и потому с утра с ними было просто справиться. — Вели-и, — вслух протянула Хотару и коротко вздохнула. — Я так устала лежать тут, — призналась она. — С радостью помогла бы тебе в решении самых нудных вопросов только бы уже выйти за стены замка. Прорезавшееся в ее голосе недовольство, кажется, весьма обеспокоило Миканора. Он мягко улыбнулся и, бросив расстегивать рубашку, навис над ней, ласково смахивая черные нити волос с ее щеки и утешающе целуя ее в уголок рта. — Это ведь… скоро должно закончиться, — произнес он, с явным трудом находя слова, и Хотару едва не зажмурилась от переполнившей ее признательности. — Скажи, — между тем произнес парень, — будут ли проблемы, если завтра я или еще кто-то поможет тебе выйти на свежий воздух? Погода прекрасная, — он улыбнулся, чуть прищуриваясь, как будто примеривался, куда еще мог ее поцеловать, — и ирисы зацвели. Хотару неловко пожала плечами, ощущая себя совершенно беззащитной под этим поражающим в самое сердце взглядом, и тоже прищурилась. Иногда (в моменты особенно всепоглощающего спокойствия) ей казалось, что они с супругом действуют друг на друга похожим образом. — А как зовут «кого-то еще»? — поинтересовалась она проницательно. — У тебя-то делегация на Меркурий завтра. На самом деле присутствие кого-то из девочек сейчас было здесь нежелательно. Она могла сделать им больно, и это было одной из тех вещей, о которых Миканор кое-что знал. Сложно быть воительницей разрушения и молчать об этом. Особенно будучи супругой того, что созидает. Миканор рассмеялся и, выпрямившись, легонько потянул ее за руку на себя, заставляя оторвать спину от подушек и мягко придерживая, пока расстегивал быстрыми пальцами пуговки у ночной рубашки. — Вообще-то Мина рвалась к тебе в гости, — без какого-либо надрыва, с одним только смехом в тоне, признался он. — Мы столкнулись, когда я уходил от брата, и она проводила меня до портальных врат. Она, — он понимающе усмехнулся, — очень беспокоится о тебе. И, несмотря на твой настойчивый запрет, собирается завтра сюда прийти. Прийти. Ну что ж… Хотару и сама не поняла, почему так улыбается. Эта улыбка переполнила ее, вспенилась на губах как прибой у морского берега — и оставила после себя желание коротко рассмеяться. Она ведь знала — все знали, — что Минория была объектом влюбленности Миканора. Уже… давно. Еще там, в далеком Серебряном тысячелетии, до их с Хотару знакомства. Да и потом, когда он только вернулся, беспамятный, с далекой планеты и стал просто Коу Ятэном, участником «Трех огней». Но теперь… теперь было что-то иное в том, как он говорил о Мине. Будто не было всех этих лет влюбленности без ответа, и они в одночасье стали просто… ну, просто друзьями, почти родней. Хотару нравилось думать, что это стало возможным из-за нее. А еще ей ужасно нравилось, как Миканор гладил кончиками пальцев ее обнаженную спину, когда притягивал к себе, чтоб обнять. Минория появилась утром, когда Хотару уже и думать о ней забыла. В этот момент она помогала Миканору застегивать пуговицы на манжетах накрахмаленной белой рубашки, стараясь при этом сидеть смирно, потому что Диона заплетала ей волосы, и периодически приникала губами к чашке с горячим чаем. Солнечная сестра возникла на пороге покоев как маленький ураган — громко хлопнула дверью, нежно звякнула браслетами на руках и весело рассмеялась. — Они тут только с постели встали, а я стою внизу и жду высочайшего соизволения войти, значит? — поинтересовалась она задорно, и Миканор понимающе усмехнулся. — А я смотрю, ты не утерпела. Хотару не сдержала улыбки. Рядом с Минорией невозможно было и думать о чем-то серьезном и грустном, когда она себя так вела. От нее во все стороны разлетались словно бы брызги света. В этом она была очень похожа на их прекрасную королеву. Впрочем, все они здесь были королями и королевами, разве нет? Только Селе вот все равно оставалась королевой всех королев. Собственно, как Эндимион был королем всех королей. Серебряный и Золотой кристаллы, восхитительный симбиоз, женский и мужской талисманы — и те, кто были их хранителями, из чьих сердец рождались эти талисманы, подпитывающие целую планетную систему. Минория ловко и необидно потеснила отвесившую ей легкий поклон Диону и принялась за нее продолжать плетение. — Знаешь, мне тут пришло в голову, что еще тысячу лет назад мы жили совершенно не так спокойно, как сейчас, — вдруг заявила она беспечно. — Согласись, будь в живых королева Серена, я не смогла бы, скажем, царствовать на Венере и тем более — летать куда захочу. Так что… почему я должна ждать, если хочу увидеть тебя? Вдруг завтра в нашу систему вторгнется очередное зло, презревшее опыт своих предшественников, и наступит новый Армагеддон, который породит очередные условности? Хотару замерла, бездумно уставившись на белоснежную манжету рубашки Миканора. Она как-то совсем забыла в разлуке с сестрами, что Мина, вроде самая легкомысленная из них, умеет говорить с таким беззаботным лицом такие печальные вещи. Вещи, в которые сама Хотару своего супруга предпочла бы не посвящать, потому что обычно воительницы таким не делились. Голос Миканора — насмешливо-недоверчивый и слегка даже пренебрежительный — ворвался в ее раздумья как метко пущенная стрела. — Вот уж не думал, что в твоей белокурой головке бродят такие мысли, — заметил он, бросая над головой Хотару на Минорию острый взгляд. — Что толку раздумывать о несбывшемся? Ты королева, да и Лея — уже не ребенок, даже замуж успела выйти. Кажется, ему этот разговор не нравился. Хотару опустила вспыхнувшее лицо, если честно, безумно довольная его заступничеством перед лицом этой невеселой правды (и еще сильнее — перед Минако), и коротко усмехнулась. — Все в порядке, милорд. На самом деле… Мина в чем-то права со своим упреком, — она медленно поднялась, отпуская его руку, и обернулась к сестре. — Неужели мы не виделись так давно, что ты по приходе сразу решила напомнить о том, как могла сложиться наша судьба? Минория склонила голову набок, ни капли не стушевавшись. — Ты заперлась в покоях, переживая сложности одна и наверняка валя все на свою мнимую слабость, — поджала губы она сердито. — Никто не видел тебя с самого бракосочетания, Ятэн один… — Пожалуйста, — веско перебил ее Миканор, — прекрати называть меня так, я уже просил. И не ругай Лею, — он коротко улыбнулся и придержал Хотару под локоть. — Придумала себе черт-те что, прискакала и омрачила такое утро. Ее я никуда не пускаю, ясно? А ваше появление здесь нежелательно для вашей же безопасности — сколько раз я говорил об этом? Минория замолчала — и тут же накинулась на него. — Да меня все равно раздражает эта дурацкая предосторожность! Я не собираюсь сидеть просто так, пока… — Она не дурацкая, — Хотару вздохнула и, чувствуя слабость в ногах, вновь опустилась на пуф, наслаждаясь тем, как ладонь Миканора скользнула к ее плечу. Он снова делился с ней силой, унимая боль. — Сатурн тянет энергию из меня, а я тяну ее из живых существ, пришедших извне, — заметила она недовольно. Мина имела, конечно, право ее отчитывать, но точно уж не за то, что она хотела оградить их всех от проблем. — Знаешь, как сложно было не вытянуть жизнь из кого-нибудь на том же бракосочетании? Надо ведь просто подождать, пока Сатурн пробудится, неужели это так сложно? Хватка Миканора на ее плече стала сильнее. Хотару вздохнула, медленно успокаиваясь. Кажется, вечером снова придется поговорить. А ведь она так надеялась, что… Минория присела перед ней на колени. — Хотти, милая, — сжала ее руки в своих ладонях. — Ты ведь знаешь, что мы семья, да?.. Селе так о тебе беспокоится… Она… — А ей тем более сюда приходить нельзя, — Хотару поджала губы и отвела глаза, не в силах всматриваться к эту укоризненно-ласковую синеву. Похоже, она слишком привыкла к тому, что Миканор, поняв ее мотивы, ни капли ее не обличал. — И юной леди то же самое передай, — предупредила она — просто на всякий случай, вдруг сестра нарочито забудет про то, что всех воительниц этот запрет касается. Минория горько вздохнула. — Упрямство у тебя просто ослиное, — заявила она сердито-смешливо — и подскочила на ноги. — Но, надеюсь, хоть сегодня ты меня не прогонишь? Погода волшебная, давай погуляем! Миканор ласково дернул Хотару за одну из немногих свободных от прически замысловатых прядей. — Подыши воздухом, ничего страшного не случится, — и наклонился, на мгновенье прижимаясь губами к ее губам. Девушка зажмурилась, закраснелась — и уловила короткий довольный смешок, прежде чем осмелиться снова открыть глаза. И может, это было что-то такое, чисто собственническое, но… Ей очень даже пришлась по вкусу эта демонстрация отношений. Пусть думают, что хотят. Она теперь существует, и она — не изгой. Рядом с вестницей разрушения — тот, кто обладает способностью созидать. И если он после каждого приступа словно заново создает ее — значит, сама она все же чего-то стоит. Значит, она стоит того, чтобы всякий раз заново ее создавать. — Мне пора, — Миканор улыбнулся ей напоследок и коротко кивнул Мине. И — просто взял и вышел за дверь, хотя раньше, до той первой их брачной ночи, не преминул бы поцеловать Венере руку, а саму Хотару, может, даже и не заметил бы. А теперь вместо Венеры он поцеловал ее. — Я рада, что больше он на меня не смотрит, — внезапно с улыбкой поделилась с ней Мина, мягко склоняя голову набок. Она протянула Хотару руку, помогая ей подняться, и медленно повела к дверям. — Зато он очень много и пристально изучает тебя, — заметила она проницательно. — Полагаю, как целителя, его заворожила богиня смерти, маленькая, прекрасная и миролюбивая. Хотару завела глаза. Она знала, конечно, что Минория не имела в виду ничего плохого, и что взгляды Миканора ей ни к чему, но все же иногда эти ее остроты… — Ты ведь знаешь, что только тебе я позволяю все эти шутки? — поинтересовалась она, скосив на нее глаза и осторожно ступая по коридору. Впереди была лестница, и единственное, что девушку радовало — преодолеть нужно только один пролет. Но отпускать руку сестры было сейчас все равно невыгодно — вот так прикинешься оскорбленной, а потом кубарем скатишься по ступенькам, не справившись с внезапно накатившей слабостью. Минория хохотнула и весело похлопала ее по руке. — Главное, — со знанием дела отозвалась она, ни капли не растерявшись, — не опусти когда-нибудь на мою глупую голову свой палаш. Ты ведь знаешь, Лея, я очень тебя люблю. И я… — она вздохнула, помогая ей спуститься с последних ступеней, — я и правда рада, что все так вышло. Иначе это было бы мукой для нас для всех. Ах да, вот почему Хотару спускала ей все эти шуточки. Мина умела смеяться, колоться и трогать так, как у самой девушки никогда бы не получилось. И сейчас… сейчас она ее тоже тронула. …а еще — дала понять, что и с самим Миканором имела некоторый разговор. Уж не вчера ли, пока до портальных врат его провожала? — Ты с ним разговаривала об этом, — наугад забросила она удочку. Минория только пожала плечом в ответ. Желто-золотая атласная ткань ее наряда красиво забликовала на полуденном солнце, и можно было засмотреться на ее восхитительный перелив. Интересно, Мина сама-то в полной мере осознавала, какое оказывала влияние на всех без исключения окружающих? — Как-то само случилось, — неторопливо произнесла она. — Он выходил из кабинета Куна, когда мы столкнулись, и я прошлась с ним до ворот портала, — и Миканор сказал то же самое. Только вот о разговоре почему-то все-таки умолчал. Решил, что он не… не для нее? — Он сказал… — Мина понимающе улыбнулась, — что я больше его не мучаю. И Кун сказал, они говорили об этом. Миканор приходил к нему… попросить прощения. Хотару замерла на месте. Только ступила на гравиевую дорожку — и тут же остановилась. — …он извинялся? …неужели он ставил точку? Минория сдула золотую челку со своего лба и жизнерадостно прищурилась на ясное небо, осторожно утягивая Хотару за собой в парк. Та, все еще чувствуя себя чудовищно неуверенно, вцепилась в ее ладонь и не отступала ни на шаг. Вот так и отвыкла даже прогуливаться… — Ты ведь знаешь, между ними было все очень сложно из-за меня, — между тем поделилась Венера. — Они и без того не ладили с самого детства, а тут еще это… — ее улыбка стала вдруг очень нежной. — Когда я зашла в кабинет, Кун смотрел в потолок и улыбался. Хотару бросила короткий взгляд на одухотворенное лицо своей прекрасной сестры — и тоже ощутила, что улыбается. Если Миканор говорил с Кунцитом, он… кажется, отпускал прошлое. Отпускал свою влюбленность в самую недоступную для него девушку. Ведь Минорию — вечно прекрасную богиню любви (богиню самого лучшего в человеке, которое в то же время может превратить любого ангела в истинное чудовище) — любили многие, тогда как сама она выбрала себе спутника один раз и на века. Так же, как все другие воительницы-богини. Их мужья не были богами в привычном смысле этого слова, но и они тоже многим повелевали. Звездные предсказатели, ледяные люди, адепты света… Они были избраны с самого своего рождения. И, вероятно, каждый из них независимо от собственного желания был давно и прочно вписан в фундаментальный план мироздания. И если все было действительно так… значило ли это, что Миканор действительно был предназначен ей? Хотару зажмурилась, сдерживая внезапно подступившие к глазам слезы, и расплылась в улыбке: — Я… Мина, я… я правда ужасно рада. Минако в ответ заливисто расхохоталась и закружилась подле Хотару как маленький ураган. Оранжево-золотой ураган прекрасного. — Ты замечательно на него влияешь, — юбка ее воздушного искристого платья взметнулась вверх и опала, на секунду став перед этим похожа на полуденное солнце. — Поэтому, — девушка игриво прижала палец к губам и нырнула ладонью в неприметный кармашек, — я принесла тебе кое-что… в подарок, — секунда — и в ладонь Хотару лег прохладный маленький пузырек. — Думаю, объяснять не надо, — Мина пронзила ее предупреждающим взглядом и успокаивающе улыбнулась, как будто говорила, что они, в конце концов, взрослые люди. — Просто прими его, когда поймешь, что вы оба и правда хотите этого. Хотару ощутила, как щеки заливает стыдливая краснота. Они с Миканором были супругами, и да — они не просто спали в одной постели. И да — может, она даже хотела этого, в конце концов, им все равно будет нужен наследник и даже не один. У каждой супружеской четы должно быть как минимум двое детей, потому что каждый родитель — носитель особой силы. Не говоря уже просто о желании иметь детей — та же Литавра их всегда обожала и еще в ранней юности мечтала о пятерых мальчиках, которых будет учить рукопашному бою. Однако… не рановато ли Мина этим обеспокоилась?.. — Не надо так краснеть, — сестра закатила глаза и потащила Хотару к журчащему в десятке метров от них фонтанчику. — Лучше расскажи мне, как вы сейчас друг с другом? — она солнечно улыбнулась и осторожно погладила девушку по руке. И конечно, Хотару поддалась ее проникновенному взгляду. Они проболтали до самого вечера, но она совершенно этого не заметила — только и моргнула в немом удивлении, когда увидела, как потемнел прежде восхитительно безоблачный горизонт. Они с Минорией распрощались у лестницы, где Хотару уже ждал Миканор, то ли вернувшийся с Меркурия раньше в официальном порядке, то ли сбежавший и оставивший делегацию возвращаться своим путем просто от навалившейся на него усталости. Что ж, Хотару могла понять. Она спрятала презентованный ей Миной пузырек в длинных рукавах своего платья и осторожно шагнула к супругу, придерживаясь за перила. Идти без поддержки все еще было страшно, но за сегодня — небывало удачный день! — у нее не было ни одного приступа. Миканор мягко привлек ее к себе, почти приподнимая над полом, и замер так на какой-то момент. — Жрец сказал, на Сатурне остался всего один какой-то безумно важный клочок земли, — произнес он, — который еще не получил необходимой для восстановления энергии, — в его тоне была слышна облегченная улыбка. — Это… Хотару склонила голову на его плечо и прикрыла глаза. — Храм Фобетора, — тихо выдохнула она — и добавила почти шепотом: — Отцова гробница, — говорить об этом сейчас не хотелось. Однако… воспоминание было печальным — отец ведь умер, ушел в землю Сатурна и растворился, став ее частью, а вот новость жреца — напротив: значит, приступы скоро кончатся. Миканор коротко усмехнулся и зарылся пальцами в ее волосы, ничего не ответив. И Хотару была за это безумно ему благодарна — тема родителей для нее всегда являлась больной мозолью. Ее отец сгинул, защищая королеву Серену, как и родители всех ее сестер, и она до сих убеждала себя в том, что это было не зря. Может, ее тоска не была бы настолько сильной, не окажись ее земной отец сумасшедшим ученым, но… как сложилось, так и сложилось. Теперь это уже неважно. — Пойдем в постель? — Миканор легко подхватил ее на руки и направился вверх по лестнице. — Амели передала тебе какой-то потрясающе вкусный и полезный, по ее словам, чай. Думаю, — он улыбнулся, — стоит его попробовать. Ами — самая умная твоя сестра, как мне кажется. Она плохого не посоветует. Хотару обвила шею супруга руками и спрятала лицо на его плече. И — вдруг неожиданно для самой себя вздохнула: — Почему ты мне не сказал, что вчера говорил с Кунцитом? — и замерла. Это был опасный вопрос, однако… Миканор только тихо хохотнул. — Минако — трепло, — заметил он беззаботно — и пожал плечами: — Разве это не очевидно? Я ведь говорил, что был у него. — Ты знаешь, о чем я, — Хотару опасливо отстранилась, заглядывая ему в лицо, и чисто на инстинкте крепко сжала в ладони плотно закупоренный пузырек. Еще слишком жива была память о том, как этот человек умеет вести себя с окружающими. Миканор никогда не делал ей ничего плохого, но Хотару прекрасно видела, что далеко не каждый человек может похвастаться его благосклонностью. Парень кротко вздохнул и, остановившись у дверей в их покои, мягко спустил ее со своих рук. Хотару закусила изнутри губу и отвела глаза. Она и сама не знала, что заставило ее об этом поинтересоваться. Ведь Минако сказала… сказала, что больше Миканор на нее не смотрит. А Минако всегда как никто разбиралась в таких вещах. — Лея, прекрати делать такое испуганное лицо, — он развернул ее к себе, тронув за подбородок. — Я… я бы тоже заинтересовался твоим прошлым, твоими чувствами по этому поводу, если бы не был точно уверен в том, что я… — он как будто в легком волнении облизнулся, — был первым, кто даже поцеловал тебя. Хотару вспыхнула, совершенно не представляя, что вообще может на это ответить (потому что она самом деле он был прав, но менее смущающим от этого данный факт абсолютно точно не становился), и упустила момент, когда парень толкнул дверь в их комнаты и осторожно завел ее внутрь, тут же щелкая замком и отрезая их от всего остального мира. — С тобой все… иное, — он заключил ее лицо в плен своих ладоней и ласково прищурился. — Я знаю, что мои чувства к тебе обещают стать гораздо глубже, чем что-либо испытанное мною ранее, и я… очень хочу взрастить их. Хотару вновь ему не ответила. Она была занята — следовало избавиться от оцепенения, которое в нее вселили его слова. Потому что… Миканор улыбнулся, явно заметив ее метания, и скользнул невесомо подушечкой пальца по ее щеке. А потом… потом были его губы, его теплое дыхание, его язык, и она зажмурилась, подаваясь вперед всем телом и, кажется, выпуская из пальцев презентованной Минорией пузырек. Плевать. Они как-нибудь сами справятся.