***
И тут Минхо споткнулся и упал на землю. Стало окончательно ясно, что он не успевает. Время вышло, и ничего сделать уже невозможно. — Не делай этого, Томми! Не вздумай, черт тебя дери!.. — услышал Томас крик Ньюта за своей спиной. Шипы на торце правой стены походили на гигантские руки, которые тянулись к глубоким пазам напротив, словно пытаясь скорее в них погрузиться и обрести покой на всю ночь. Воздух наполнял оглушительный скрежет камней. Пять футов. Четыре. Три. Два. Томас знал, что выбора у него нет. Он рванулся вперед, совершая безумие. Вбежал в Лабиринт, отчаянно дыша. Позади него со страшным грохотом сомкнулись стены, и их гул, отразившись от увитого плющом камня, эхом прокатился по коридорам, словно сатанинский хохот. В то же мгновение запястье Ньюта обожгло адской болью.***
Это может быть любое отчаяние любого человека. Это не обязательно Шнурок. Меня же девушки интересуют, хотя, я видел лишь Терезу, а она не очень-то. Хотя, а как же Алби, год назад, ведь… Мысли буквально-таки съедали Ньюта, никак не давая заснуть. Сколько времени остается до рассвета, когда ворота вновь откроются? Час, два… Нет — вечность. Парень, ворочаясь с боку на бок, хотел кричать от безысходности, прекрасно понимая, что никому не удавалось выжить в Лабиринте ночью, и даже если Томас и являлся истинной парой Ньюта, то скорее всего имя на руке окраситься в черный. Да, собственно, а отчего пара Ньюта — именно новичок? С такой же вероятностью можно сказать, что это Минхо, перед носом которого закрылись врата, или же ужаленный Алби, который еще не столь давно имел на Ньюта весьма и весьма большие виды. — Эй, Ньют! — окликнул парня Чак, вырывая того из мыслей.- Ворота открываются! Прихрамывая, Ньют побежал навстречу неизвестности. Сердце учащенно заколотилось, и парень даже не обратил внимания на то, что бежал к вратам не он один. Лекарство для человека — болезнь, ибо оно несет в себе надежду на исцеление. Любовь — та еще болезнь. Надежда убивает лучше любого вируса или пистолета. — Что произошло? — спросил Ньют почти рассерженно. — И как, черт возьми… — Я все объясню позже, — перебил его Томас. — Сейчас надо спасти Алби. Ньют побелел. — О чем ты? Он что, жив? — Жив не жив — сейчас проверим. Идите в Глейд. Ньют, немедленно отведи Томаса к медакам! — командным тоном, не терпящим возражений приказал Минхо, подмигнув Томасу. Разумеется, куратор бегунов не мог не заметить надпись на руке друга. По пути к медакам Ньют остановил Тома невдалеке от плантаций. Немного собравшись с духом, он начал говорить: — Знаешь, твой поступок был столь же глуп, как и храбр. Даже не знаю, шанк, стоит ли дать тебе медаль за тупость или за героизм! — Не откажусь от двух, — пошутил Томас, глядя в глаза блондину. Взгляды встретились. — Этой ночью у меня сильно болела рука. Пришлось даже израсходовать некое количество спирта из-за кровотечения, представляешь? Томас улыбнулся. — Я хочу быть твоей родственной душой. — выпалил Ньют, отходя на шаг в сторону. — Что ж, давай проверим. Томас развязал узел бинта, начав разматывать. Аккуратные легкие движения парня отдавались табуном мурашек по спине. «Томми» — было написано размашистым почерком на руке Ньюта. — А у тебя… У тебя уже есть надпись? — опустив глаза, спросил Ньют. — Можешь проверить. Осторожно закатав рукав кофты Томаса, Ньют оторопел: — Этого не может быть… «Ньют». Выходит, когда я хотел покончить с собой, то это… Выходит, твой соулмейт? Ньют все никак не решался произнести фразу до конца, глядя, как солнце поднимается на Глейдом. — Глупый. Это и есть ты. Всегда был.