Raison d'etre

Есть понятие пустоты. Есть - эмоций и плоти. Плоть с тобою на «ты», но чувства на автопилоте.

Нет, он не знает, кто он и как это перенести в словесное, полноценное, облечь и задать ритм. Человеку, конечно, даётся имя, но не название. Зря. Нарицательным быть проще. Камнем. Плитой. Шрифтом. Или же материалом для урны. Может быть, маленькой горсткой чужих рассыпавшихся косточек на дне, собранием минералов и пород, скоплением простейших атомов. Но не всем же вместе взятым! Потому что это невыносимо. Это душит, давит узлом галстука на глотку, мешает через воротник рубашки и многочисленные пластмассовые пуговицы. И всю совокупность рожденного организма, призванного отмотать срок, следует называть именем. «Тэхён». «Тэ-эхё-ён». «Тэ-Тэ-Тэ». Будто прикус неправильный или речевой дефект. Проверка. Он морщится, и отражение в мутном зеркале повторяет оскал и смешную гримасу. Улыбка не перекрывает болезненно тоскливого взгляда. Ты можешь смеяться сколько угодно, но глаза рано или поздно выдают и талантливейшего из актеров. Гримаса срывается, и следом за ней проступает пугающая бледность и синева под глазами. Он всё чаще недосыпает и думает, что это один из самых мучительных, но очаровательных способов сойти с ума. Не спать. Но чем глубже укрепляется идея, тем сильнее организм Тэхёна подводит его, словно зная наперед. И после работы Тэхён отчаянно веселится, максимально долго пытается «пожить» для себя, приготовить что-нибудь на ужин, посмотреть новости в соцсетях или залипнуть в сериале. Выходит до полуночи, а дальше он отключается и уже мало что помнит. Возможно поэтому реальность напоминает ему затянувшийся кошмар. В обеденный перерыв Тэхён пьёт невозможно горький остывший кофе без ничего и слушает, как в гробовой тишине (какая дурацкая ирония) хлопает крыльями залетевший на постой мотылек. Тэхён царапает ногтем по резиновой кнопке рабочего телефона, умолкшего несколько минут назад. День сольется в мутный вечер, как талая вода по ржавым трубам. Она неспешно утекает в никуда до тех пор, пока не начинает просачиваться в дыры. Латать их без толку. Полное следование или не следование правилам приводит к седине, морщинам, складкам, немощности. И лишь случай дарует логически правильное завершение. Тэхён знает, что нет ничего романтичнее, чем уйти немного раньше окончания вечеринки. Он часто видит, как в подвал их бюро ритуальных услуг, где так уютно расположен зал крематория, свозят разных, окоченевших, отяжелевших из-за трупной жидкости, но одинаково годных для утиля бывших личностей. Их истории, внешность, достижения и смыслы становятся продуктом термической переработки. Так забавно. Жизнь полна красок, а финал раскрашен преимущественно в чёрное. Утрата вообще бесцветная. Тэхён припоминает отличительные черты, объединяющие тех, кому довелось потерять близких, и на первый план выходят одинаково серые лица и что-то ненормальное, непостижимо больное во взглядах, словно смотришь в окно, за которым бетономешалка с хрустом перемалывает людские кости. Тэхён мало связан с медицинской стороной посмертного существования, его деятельность на поверхности суха и безынтересна, похожа на маклерскую, только и здесь он неважный посредник. Тэхён принимает заказы на ритуальные услуги и ежедневно слышит о том, что кто-то вчера-сегодня мёртв, безвозвратно утерян. Не выражая никаких эмоций и по-идиотски добавляя галочки к бонусным пакетам, он царапает фирменной ручкой красивенькие буковки отживших фамилий-имён, готовит пакеты документов, висит на трубке, показывает деланное сочувствие и снова возвращается вовнутрь, в мир, где ему не хочется быть никем. В мир, где он никем и является. С летаргической размеренностью он оформляет сделки между агентством и заказчиком, а затем провожает в последний путь, и рука его ни разу не дрогнет, как и мускул. Его сердце, переполненное скепсисом, отлито из первосортного гранита. Не утомляет, если знаешь о неминуемом конце и проживаешь его ежедневно. Привносит необходимое чувство покоя. Остаётся ждать, пока часы отмотают до долгожданного часа. И Тэхён ждёт, но не предвкушает. Более того, помышляет о том, чтобы пресное как-то разбавить и раздразнить судьбу, заставив её наброситься и вцепиться в глотку подобно бешеному псу. Звёзды над его головой утратили блеск, а действия целесообразность. Имели когда-нибудь в принципе? По привычке прожитый будний день завершился тем же — восхитительным ничем, растаял запахом эфирных масел благовоний. Или же что-то изменилось, почти незаметно, просто в один момент встало костью поперёк глотки, затем упало, прорезав путь до кишок. Говорят, что риск оправдывает средства. Тэхёну любопытно проверить (не путать — с «интересно»). Чтобы в следующие несколько недель не давиться безысходностью и пожевать стекла другого сорта, Тэхён принимает решение, будоражащее сознание и дух. Намеренно претворить желание в реальность, совершить роковую ошибку. О которой он, может быть, пожалеет. Или воспоёт, как лучшее, что когда-либо доводилось делать. «Не делать» и без того переломало вдребезги. Действие способно стать лучшим из лекарств, героиновой дозой без разрыва вен. Вполне безопасный вариант. Что он, в конце концов, потеряет? Кроме стен одинокой квартиры и стен, покрытых кожей, а за ней тех, сквозь которые никому не пробраться. Нынешней ночью далеко не так, как происходит всегда. Выбитый из ритма, он на нервах выпивает глоток паршивого дешевого пива. Вместо бдения последних бестолковых новостей в сетевых лентах, вместо чтения разворота книги под светом ночника, он неуверенно идёт по подворотням и улочкам, спрятав руки в карманы дублёнки из овчины, что куплена на распродаже и надета впервые. Затянувшаяся зима не собирается заканчиваться, снег переходит в морось и наоборот. Состояние природы, как пресловутое «ПМС» его пришибленной начальницы, употребляющей в кулуарах выражение «mieux vaut tard que jamais». «Лучше поздно, чем никогда», поскольку это её хренов бизнес. И зарплата Тэхёна. Переходы разительные. Нет нужды менять зимние ботинки, нет нужды менять внешнюю отделку по сезонам, когда внутренняя прогнила и осыпалась. Кто бы говорил о сезонах и тупой трате на бренды? Тэхён покупает много вещей и еще больше складирует, считая, что сегодня — не подходящий случай и не то настроение. Он садится в такси, и сердце пускается в пляс, ладони потеют. Шарф давит на шею, как будто вязаная и противная на ощупь змея. Её клыки вонзаются в артерию. На самом деле, у Тэхёна болит голова, и в виски бьет отбойным молотом. Бдение шаткое, какое-то — на грани. Немыслимой дерзости по отношению к себе. Он вообще-то ожидал похолодания покровов и хотя бы доли азарта, а тот куда-то исчезает. Так и бывает. Кто-то делает парочку глотков, а кто-то ест и лёд в бокале виски, а потом догрызает дно. И те, и другие одинаково правы, разнятся только приоритеты и вкусы. Да и альтернатив великое множество: ты можешь поставить бокал на место, а можешь… К чёрту всё это, наиграться бы! Урвать кусок пожирнее, будь он подан хоть с мышьяком. В салоне резкий запах ароматизатора и полироля, внутренняя отделка словно натерта воском, молчание таксиста оборачивается фантазиями о том, как ему могло бы вздуматься стать маньяком и избавить Тэхёна от надобности мучиться. Тэхёна мутит. Пейзаж тянется, размывается за окном. Дороги в ночи полупустые. О чём он только думает, куда мчится? Или мчался всю сознательную жизнь? Жизни и не было, одумайся. До этой самой секунды, пока кровь не вскипела, пока задавленные режимом будни не стерли терпение до дыр, а наручники не взрезали запястья, душисто пахнущие духами с нотками мяты и специй, купленными с месяц назад, но так и не использованные по назначению. Поскольку Тэхён, как и многое другое, приобрел их для особого случая.. О чём говорить в час чуть за полночь, если время это либо создано для разговоров, либо благословлено тишиной? О том, как больше не видно звёзд и стремления к ним, о том, как умирают ответом задолго до того, как задать вопрос. Тэхёну кажется, что люди пришли сюда корявыми знаками препинания, но не осмысленными фразами. Все попросту друг другу мешают. Говоря о сути. Развлечение на раз. Тэхён нашёл этого парня чисто случайно, он даже не знает точно, как тот выглядит: на аватарке затемненный фильтр и видна только нижняя часть лица. Отпетого негодяя, насильника, извращенца? Не имеет значения. Тэхён не выбирал. Даже если инкогнито вдруг окажется не очень в целом, горбатым, хромым, картавым, тощим, жалеть Тэхён не будет. Он готов прогнуться или нагнуть. Нет, у них не было долгих сказочных переписок или общения, заставлявшего сердце трепетать и биться в припадке, ничего общего, вроде интересов или пристрастий. Простейшие бредовые пару строчек, сдвинувшие плиты их разносортного, но такого схожего одиночества. «Мне нужен секс». «Мне тоже». «Давай адрес». «Держи». Им обоим нужен обыкновенный секс без обязательств, бабочек и рассветов в обнимку. Постулат о личной свободе раздавлен. Хочешь — бери и пользуйся. Они придерживались мысли, что неспособны на отдачу, заморожены и слишком устали. Часто бывает, что люди не принимают подобной формы отношений, не терпят одноразовых доз, не приносящих никому вреда, но не гнушаются элементарной зависимости от многолетних нервотрепок. Тэхён считает, что это глупость и явное лицемерие, победа двойных стандартов над рациональностью. Ничто не может длиться вечно и расти в коробке с надписью «навсегда». Это животное, ласково названное — любовь, не кормится с ручонки, оно отгрызает её по самый локоть и всякий раз с обожанием ждёт очередную жертву. Адрес — несколько слепящих строк на дисплее телефона. Тэхён специально искал того, кто проживает ближе к окраине, в каком-нибудь районе потише, в месте, где никто не знает в лицо или там, где лица уже не так важны. И не будут — случись вдруг что. Предположительно, он мечтал бы въехать на работу как никогда бодро — вперед ногами. Наконец, машина паркуется у пункта назначения, у дома ростом в двенадцать этажей, монолитной громадины, тоскующей по цементной пустоте, из которой когда-то и произошла. Таксист придирчиво смотрит на Тэхёна в лобовое зеркало. Мол, плати, не мешкай. Видит чуть испуганное, но в целом модельно-слащаво-симпатичное лицо. Таксисту, наверное, мерещится, что у парня подведены глаза. Или не мерещится. Потому что Тэхёну не составляет труда добавить линии густых ресниц чуточку подводки, когда действительно нужно. Тэхён замечает ненужное внимание со стороны, извиняется полуулыбкой и, расплатившись карточкой, держит путь до нужного подъезда. Ему скинули пароль домофона, но вбить его с первой попытки не получается. Виной тому замерзшие пальцы. Минутами позже лифт едет до одиннадцатого этажа, и вся его железная громоздкая конструкция стучит в шахте, напевая сатанинскую симфонию. Сколько там в Аду кругов?.. Наверное, постройка старого типа. Тэхёна бросает в кутающую, удивительную дрожь при виде картинки, где трос рвется, и падение заключает его в ломаный короб жесткой фольги, подобно рождественскому подарку. Этот киношный трюк вызывает улыбку и непонятное возбуждение. На дверь квартиры небрежно наклеена табличка: «Долбитесь громче». Застыв, Тэхён вдумывается и вдруг находит заметку уморительной, смеется вполголоса. Призыв? Намёк? Всё-таки Тэхён не ожидает от себя, медлит, запасается храбростью, которую некстати растерял. Подумывает, что прямо сейчас развернется и уйдет, потом доварится до утра под домашним пледом и вернется к своей осточертевшей ежедневной мессе. Он стучал не так громко, как заявлено в предложении. Открыли быстрее, чем он успел подготовиться и напустить серьезность. Так и стоит — растерянный, тянущий узелки капюшона, по-детски закусивший губу, как первоклассник какой. Мужчина на пороге привлекателен и сурово серьезен, точно сейчас выставит оценку, а потом захлопнет перед носом Тэхёна дверь. Вряд ли преступник. Навскидку не сказать. Сложен атлетически, взгляд проницательный и сосредоточенный, чересчур цепкий. Они разглядывают друг друга придирчиво, потом с изумлением. Ах да, вспоминаем, к чему весь этот поздний карнавал. Если оболочка настолько хороша, какие могут быть проблемы? Как их угораздило расколоть шаблон об успешности, столкнуться лоб в лоб у бездны тотального отчаяния, а может, желаемого влечения? Никто из них не верит, что может быть одинок. Молчание длится около минуты. Разрывающее, безосновательное. Скупость эмоций и сухость реакций поражает воображение. — Тэхён, значит. — Значит, Чонгук. Глупое зеркало. — Проходи. В прихожей Тэхён застревает не по делу. И потому, что там тесно, и вешалка упирается прямо в спину, как меч привратника, и потому, что одежда никак не хочет сниматься, будто прилипла. Вздохнув с какой-то отеческой болью, Чонгук помогает. Не настойчиво, стараясь не прикасаться, не въедаться и не бросаться на него с голода, хотя ширинку уже стеснило, и спермотоксикоз достигает пределов. Тэхён под рубашкой и обтягивающими джинсами становится тоньше раза в два, и подпортившаяся небрежно снятым шарфом прическа делает его чуточку проще и милее, делает его благовидным и оправданно хорошеньким для того, кто прибывает на временное пользование. Чонгук хотел человека, с которым, заглушив истории о душевных «приветах», можно упасть на дно, пробив постельную мягкость. Стираться о простыни лучше, чем об асфальт с разгона. Он устаёт накапливать и привык избавляться от проблем одним махом. С таким, как Тэхён, пришедшим по зову неизвестности — можно. У них договоренность. — У тебя в чате нет аватарки, — отвлеченно говорит Чонгук, знает, о чем перетереть, пока Тэхён идет за ним в комнату. Шаги у Тэхёна лёгкие, как у маленькой балерины. Чонгук словно знает, как именно он ходит всегда и везде и от этого некомфортно. — И ты сказал, что не собираешься присылать фотку, даже если бы я грозил взорвать тебя на месте… Такое дерьмо цепляет, знаешь ли. Ты не пасуешь перед опасностью. А я ведь могу и не шутить. Чонгук со спины кажется чересчур рассудительным, взрослым, а с рассуждений — старым. Тэхён даже хочет заметить, что у них много общего, затопленной молодости, несоответствий, разбитых чужих-своих ожиданий. Но он не знает наверняка. Он Чонгука вообще нихрена не знает. Горчит во рту от разочарования, наверное. Некстати тянет поговорить и, разойдясь, выпить по чашечке ночного кофе, раз уж он не последний. Нельзя со своим уставом в такой страшный монастырь. Хотя Тэхён личный считает куда страшнее, сокрытый сетями колючей проволоки, разлагающийся во дворце смирения. — Да уж, ты подписался на кота в мешке. Но это взаимно. — Честно, тоже не люблю авы, но на элементы народ ведется быстрее, — признается Чонгук, толкая дверь в комнату. — А почему бы не любить фото в целом, как эпизод искусства? Чонгук стягивает футболку и небрежно кидает в угол кровати. — Это гадость, — отвечает Тэхён, на ходу прощаясь с одеждой. Интеллектуальная прелюдия также сексуальна, как и всё, чем пропитывается воздух между ними. — Застывшее время. Оно не должно ступориться, по моему мнению, не должно храниться в чьих-то лицах. Посуди сам, фотографии — единственное, что остаётся после смерти, в каком бы виде ни были. Все говорят, что прошлое важно сохранять. Я же считаю, что в нем нет смысла. Да как и в настоящем, как и в будущем. Нахуй это всё. Чонгук разворачивается. На нём только нижнее белье. И гадливая, почти хищная ухмылка. — Избираешь «здесь и сейчас»? — он подходит. Их лица близко-близко. — Да, — кивает Тэхён. — Я уверен, что человек приходит просто затем, чтобы… —…уйти бесследно? — Чонгук спускает ладони с его бёдер на ягодицы и требовательно сжимает, срывает с губ Тэхёна горячий выдох, кайфует от пробежавшей по его телу дрожи. Неловко продолжать чужие предложения. Рождается дурацкая мысль, что всё происходящее подстроено. Тэхён мотает головой, отрицая. Он больше не может продолжать логическую цепочку, когда звенья раскрошены перед силой. Ты не можешь устоять перед тем, чего хочешь. Ты не в силах побороть желание, когда оно прямо в твоих руках или ты в его. Без разницы каким местом, какой частью. Всё становится безразлично и совершенно естественно. Все ошибки абсолютно рациональны, а глупости героически оправданы. Тишина и полумрак в комнате подъедают нервы. Красивые лица, восхитительные тела. Без изъянов и искажений. Ни единого комплимента или замечания, никакого восхищения или пренебрежительности. Шоу восковых фигур. Одномоментные прикосновения, пройденные этапы, опущенная за ненадобностью возня. Просто нить натяжения, бегущий по ней ток, резкий скачок до пламени и следом смешивание слюны и жидкостей. В конечном итоге это тупая алхимия, не больше. Не рождающая привязанности. Не являющаяся причиной причин или почвой для семени. Но бременем, ненадолго ставшим отдушиной. …Чонгук перестает подыгрывать, отталкивает его на кровать и хватает за волосы, нетерпеливо втираясь между бёдер, давая ощутить колом стоящий член, подсасывает нижнюю губу и прикусывает, жадно ловит вздохи и полустоны. Тэхён бесполезно ковыряет ногтями его плечи и не может обхватить, он вообще теряет возможность соображать. Его встряхивает обратная сторона существующей и приевшейся реальности. Так можно было всегда? Чонгук без слов разворачивает обмякшее тело на живот и, впиваясь зубами в надплечье, вставляет им же облизанный палец. Хорошенький прогиб, приоткрытый ротик. Тэхёну больно до слёз, но это минутное или если получасовое — то не потерпеть ли? В угоду кричащему «трахаться до полуобморока». Сказочная фантазия претит уже вскоре, отпадает нужда продолжать, но Чонгуку невозможно сказать «стоп». То есть, какая еще остановка на старте? У него от смазки все липко. Внушительная эрекция — не предмет для минета. Чонгуку хочется справить всё физически и контактно, срочно и жёстко. Он входит в едва поддающуюся дырку, сплёвывает погуще, растирает и цокает языком, словно что-то идет не так. Вжимается по основание, прикрывает от удовольствия глаза. Тэхён под ним изнывает, но не борется, избыток слюны пускает по прикушенным костяшкам. Растрата энергии оправдана. Чонгук наращивает темп, на самых ярых толчках оттягивая Тэхёна за волосы, как грязную потаскушку. Потаскушек Чонгук не терпит и именно поэтому не ходит по борделям и не вызывает проституток на дом. Он ищет их среди приличных и скучающих, попадая в яблочко с врожденной меткостью. Он на редкость хорошо разбирается в людях и еще больше в потенциальных блядях. Покрываясь испариной, Тэхён выгибается и сдавленно кричит, уткнувшись лицом в подушку и стискивая шёлковые переливы простыни. Чонгук неустанно трахает его в doggy-style, пришлёпывая по сочному заду, массируя поясницу и изредка выдавая наполненные вынужденным восхищением стоны. Чонгук понимает и умеет отделять зёрна от плевел. Для него это всего лишь приключение и авантюра, тающая с утра, исчезающая дымом. Для Тэхёна проба роли, кастинг, выезд для того, чтобы слегка окунуть пальцы в мазню бездарного художника, но вместо этого… …вместо этого его запястья перевязаны, меж рук крест-накрест грубая верёвка и бесстыдное подчинение в полупьяных глазах. Баловство и утеха, без фанатизма. Чонгуку надо чуть разбавить пресность, но не увлекаться особенно, не вкладываться с лихвой в бессмысленное предприятие. Тэхён уйдет и вернётся снова, но только за сексом. Господи, кто в здравом смысле сегодня всё ещё верит, что люди встречаются по иному поводу? Ритмичные движения тугих Чонгуковых бёдер Тэхёну запоминаются эпизодично, большую часть времени он болтается в небытии, плохо ориентируясь между припадками боли и экстазом от попаданий по простате. Он пробует обниматься, но Чонгук пресекает — бьет по рукам, пробует запускать пальцы во влажные волосы, но Чонгуку не сдалось. Чонгук занят самоудовлетворением с выражением лица греческого бога, объедающегося амброзией, ему нравится наблюдать, как пенис классно входит в растраханный зад и слышать, как очередной трах-мэн-по-контракту выдыхает его имя. Не волнует. Волнует то, что скоро он кончит, и их корабль взойдет на рифы. Прикосновения Чонгука дозированы и не особенно нежны, он не стремится отдать, он берёт. И Тэхёну приходится подстраиваться, чтобы отхватить немного и для себя. Безусловно, этот мужчина чертовски хорош, как интимный партнёр, Тэхёну такое и не снилось. Им обоим поебать на завтрашние проблемы, на отсутствующие имена в общем чате, внимание к договоренности, внимание к тем часам на неделе, где у них не будет диалогов или пожеланий, где будет одно сплошное месиво и непредсказуемый порнографический хардкор. — Хочу кончить тебе в рот, — скотски запрашивает Чонгук. Тэхён, подхватившись, радостно исполняет, глотает вкусненькое до последней капли и по-щенячьи смотрит снизу-вверх. Словно желает удостовериться в безупречной оценке проделанной работы. На Тэхёна устремляется само бездушие, стеклянное, леденящее и одновременно колкое. Разумеется, Чонгуку приятно, он восстанавливает дыхание, мажет головкой по покрасневшим губам. Тэхён похож на предмет или вещь, лишенную какого-либо содержания. Он так удобен, так непритязателен к исполнению любых капризов. С ним не возникнет сложностей. Тэхён вытирает губы рукой, а та дрожит. Как же так? Перенапряжение, наверное. Впрочем, не этого ли добивался?.. Уёбищного и ласкового пост-эффекта. Не ошмёток социального большинства, посмотрите, а добившийся выхода за рамки индивид, раздавивший таракана устоев и норм! К тому же, изрядно повеселившийся. Вместо аплодисментов шум в ушах, а цветы заменяет алое на ляжках. Совсем немного, не критично даже, не придраться. Тэхён хихикает и запрокидывает голову, заходясь еще сильнее, взрываясь пьяным смехом. Он по-настоящему вкушает счастье, ощущает его физически, не надуманно. — Ты ёбнутый, да? — Чонгук многое видел в жизни, поэтому интонация без удивления, он обтирается салфетками и хмурится. — По полной. И еще — это не точно, но я живее всех живых, — он серьезен, подкатывает и обвивает шею Чонгука руками. Особое чувство. Словно ненадолго воскрес. Бывает раз в год, наверное. — Ты классный, тебе говорили? Чонгук пожимает плечами. Конечно же. А вот после оргазма не ржали так, точно Чонгук хорошенько пошутил. После первого оргазма и эпатажной сцены ходьбы Тэхёна по краю кровати, Чонгук полон энтузиазма, они идут на кухню, чтобы напиться воды, а затем трахаются до самого рассвета, пока под веками у Тэхёна не расцветает праздничный фейерверк. Поднявшись с трудом, Тэхён испытывает одно важное чувство: шалость удалась. И оно того стоило. Ощущения в заду отвратительные, но терпимые. После душа он бесцельно бродит по чужой квартире, пытаясь на основе увиденного сделать выводы. И пока не остыл, насытиться эмоциями. Да, жилище лишено хозяйского внимания и истощено, как нежилое, мебель новая, порядок искусственный, а судя по наполнению холодильника, где лишь три банки пива и коробка клубники, видно, что человек бывает здесь нечасто. А что, если это съёмное жилье и никакого отношения к Чонгуку не имеет? Интригующее знакомство. Тэхён наконец добирается до кладовой, обустроенной под шкаф. Что ж, Чонгук живёт здесь. Как вариант — не постоянно. Много шмоток черно-белых оттенков, качественного кроя и строгого формата, начищенная обувь. Униформа с правдоподобной нашивкой — классная штука. Хмыкнув, Тэхён опускает взгляд и замечает в выдвинутом наполовину ящике кобуру. — Блять… — вырывается у него, и пистолет сам каким-то образом оказывается у него в руках. Тяжёлый. Холодный. Обойма полная. Всего лишь одно нажатие. Если бы уметь только… Что-то упирается Тэхёну в затылок. — Бам-м, — Чонгук показывает два пальца и отбирает пистолет с видом, так и говорящем о крайней степени раздражительности. — А теперь пошёл вон. — Я иногда делаю прах, — вдруг выдает Тэхён. — Что? — Чонгук не понимает, что несёт этот странный парень. — Я тебя не спрашивал, чем занимаешься. Катись. До скорой встречи. — Прах похож на порох. Ты пахнешь вторым. В этом что-то есть. Они стоят полуголые и пронзительно смотрят друг другу в глаза. Чонгуку даже кажется, что его сейчас попросят «пулю в лоб» и расчленения после, но Тэхён отступает от диалога, прикидывает, сколько ему добираться до дома. Меняясь мгновенно, он словно потухает, гаснет и выключается, бредет прочь, не обронив ни одной дежурной фразы. Чонгук кладёт табельное на место, предполагая у парня наличие какой-то шизы. Прощание излишне.