***
Горячий лоб касается холодного стекла, от чего оно начинает запотевать, и вода неприятно скатывается по коже лица. Быстро стираю побежавшую капельку и направляю свой взгляд на двор за окном. Это тяжело было назвать двором, скорее походило на какую-то всеми забытую полянку. Забор давно зарос всевозможными травами и сорняками, пожелтевшими из-за неблагоприятной погоды, деревья до ужаса старые, и на них не было не единого листочка, только острые и корявые ветки. Единственное, что давало знать, что тут кто-то обитает — это покошенная трава и тропинка, кое-как заасфальтированная. Хотя чего я должна ожидать? В подобных приютах и траву никто не косит, наверное. Наконец отрываюсь от окна и направляюсь к своей кровати. К слову, единственное, что мне не приходится ни с кем делить, так это кровать. Место, где я могу делать различные заначки и тому подобное, так как гарантировать сохранность твоих вещей никто не может. Правило номер один: хочешь выжить в таких местах как приют, прячь всё тебе дорогое, иначе оно станет дорого другому. Вытягиваю рюкзак из-под глубин кровати и запихиваю все необходимые мне вещи: несколько тетрадей и книг, расческа, к слову, на которую мне пришлось наворовать денег у девчонок из школы, побитый жизнью телефон (не такая уж нужная вещь), тетрадь с рисунками, без неё я не ногой, так как все свои эмоции стараюсь выплескивать именно туда, бутылку, обычно в школе набираю воду, чтобы потом без воды не остаться. Рывком сбрасываю подушку и забираю монетки, засовывая их в глубины рюкзака. Также проверяю внутренний кармашек. Это мой, так называемый банк, почти все мои деньги, которые я накопила за последние несколько лет находятся именно тут. Правило номер два: если вещь может обеспечить кому-то хорошую жизнь — не расставайтесь с ней никогда. Вот так и живем, господа. Застегиваю молнию и натягиваю рюкзак на плечи, набрасывая капюшон на голову. На улице гуляет ветер, а моя голова не настолько пуста, чтобы застудить её. Попутно вытягиваю шарф со своей полки и наматываю его поверх капюшона толстовки. Слышу шаги за дверью, так что приходится уходить, не то, чтобы я не хотела покидать стены приюта, но и в школу идти особого желания не было. Учусь я относительно хорошо, если сравнивать с остальными постоялицами, то вообще отлично, ведь это единственный способ вырваться хоть куда-нибудь, который я решила не упускать. Спускаюсь по лестнице особенно тихо, чтобы не привлечь чужого ненужного мне внимания. И безумно радуюсь, когда мне это удаётся. Шагаю по тропинке к воротам, обходя грязь, так как кеды просто не переживут ещё одного ручного ремонта. Кстати, если есть желание научиться рукоделию или подобным вещам, то угодить в такие дома для детей будет хорошей практикой, обещаю. Скрываюсь за высоким, но хлипким забором, вскинув голову вверх — небо затянуто серой пеленой, нет ни единого намека на солнце. Не то, чтобы я очень любила жару, но это куда лучше, чем закутываться с ног до головы. Оборачиваюсь, когда слышу голоса и «скрип» колес. Машинально отскакиваю в сторону, так как через несколько секунд вся грязь, которую я так старательно обходила, летит в мою сторону. — Эй, Гофман, — раздражительный смех ударил по ушам, а глаза нервно забегали от одного велосипеда к другому. Хвала небесам, дорога была относительно ровная, и они умчались так же быстро, как и появились. — Увидимся в школе, — девушка отвернулась и уткнулась носом в спину парня, плотнее прижимаясь к нему. Что бы эти слова могли означать? Хотя, зачем я спрашиваю, мне и так всё понятно. Наверняка, видеть моё потерянное лицо доставляет неимоверное удовольствие, несравнимое ни с чем. Порой я удивляюсь, как сплетни так быстро могут охватывать всю школу. Честно говоря, я хотела проучиться в новой хоть пару месяцев спокойно, но сучки из приюта постарались. Пытаюсь стряхнуть грязь, но только сильнее втираю её в ткань. Мысленно благодарю себя за то, что сегодня одела черные, а не светлые джинсы и пытаюсь выплюнуть волосы, которые ветер насильно запихнул мне в рот. Не думала, что короткие волосы могут так мешать. Нет, на самом деле мне нравиться эта длина, но волосы кошмарно вьются, и выглядит это так, будто я потратила около трёх часов на кудри. Конечно, при длине они тоже завивались, но не так сильно.***
Веки кажутся слишком тяжелыми, чтобы открыть их, но будильник, от которого я отвык, никак не хотел умолкнуть. Открываю глаза и щурюсь, так как свет тут же бьет в глаза. Привстаю и наконец выключаю надоедливый будильник, откидываясь на стенку позади. Как же это странно — просыпаться в родном доме, в своей комнате, но не чувствовать абсолютно ничего тёплого, близкого. Похоже на то, что кто-то отстроил совершенно идентичный дом, но все дорогие мне чувства и хорошие воспоминания остались там. Может это чувство вины так давит на меня? Я должен был предпринять хоть что-то. Чем я вообще был занят в тот день? Чем был настолько озабочен, что не смог не заметить ничего странного? Надавливаю пальцами на веки, чтобы хоть как-то справиться с сонливостью, не хочется в первый же день в школе выглядеть как зомби. Встаю, бросая кровать не заправленной, и сразу же направляюсь в ванную. Снова тру глаза, но давно стоило понять, что это никак не поможет взбодриться. Устало смотрю в отражение в зеркале и пытаюсь понять стало ли мне лучше. Если судить по увиденному, то состояние только ухудшается. Но мать почему-то так не думает. Мол заново родился и подобная чушь. Но сейчас мне плевать на это, я хочу просто побыстрее собраться и выйти из этого дома — проветрить мозг и встретиться с друзьями. Спускаюсь вниз, на кухню, и мечтаю о завтраке, так как изнутри доносятся вопли моего желудка, но ничего не нахожу, поэтому обреченно вздыхаю. Повар из меня никакой, если честно, я скорее спалю к чертям печь, нежели что-то смогу приготовить. Открываю холодильник и обнаруживаю, что даже тосты не смогу сделать — света нет. — Мам, — кричу вскинув голову вверх, — света снова нет. Но в ответ тишина. Немного пугающая. Хотя кому я вру? Она загоняет меня в угол и пугает до усрачки, но справиться с этим, увы, не могу. Сажусь за стол. Пустой стол. Совершенно один. Вокруг тишина. Неужели всё могло уйти вместе с ним? Всю жизнь будто высосали, как и радость, хорошие воспоминания. Нет, фото по прежнему висят вдоль стен, напоминая о всех праздниках и просто ярких моментах, но всё, что удаётся почувствовать, смотря на них — это горечь и обиду.***
Наконец добираюсь к своему шкафчику и ввожу код. Колесико заедает, так что нервно дергаю замок. Когда он всё-таки поддается, запихиваю в него шарф и ветровку, другой рукой нащупывая свитер. Он слишком мне нравился, чтобы я оставляла его в приюте. Возможно это и паранойя, но лишней осторожности не помешает. Стягиваю толстовку, тут же надевая свитер, рукой приглаживаю волосы. Чувствую толчок в спину, от чего рюкзак выпадает из моих рук, и это было огромной ошибкой с моей стороны. — Привет, Гофман? Что новенького? — Парень по имени Алан поднимает сумку, бесцеремонно выбрасывая вещи. — Говорят, ты чокнутая. Это правда? — Столь тупой речи как у неё мне слышать никогда не приходилось, но для того, кто живет в приюте это не редкий фактор. Его девушка подходит ко мне довольно близко, слишком близко, — сможешь сделать со мной то же, что и с ней? Джинн довольно засмеялась переглянулась с парнем, который всё ещё опустошал мой рюкзак. Мне было плевать на её слова, к ним я уже давно привыкла, а вот оторвать взгляд от своих вещей не могла. Когда всё уже валялось на полу, Алан успокоился и откинул сумку в сторону, позвав Джинн: — Пойдем, хватит с неё пока.***
Чувствую легкий удар по затылку и машинально поворачиваюсь, хмуря брови. Честно говоря, я уже испугался, что это мог быть какой-то придурок, но это оказался Бартош. Он-то мне и нужен. — С возвращением в сумасшедший дом, — улыбка появилась на моем лице, первая за последние десятки дней, — чертовски скучно было без тебя. Я старался не показывать это, но слышать подобное до жути приятно. Мать вела себя довольно странно: натянуто улыбалась, вела незамысловаты речи, нервность постоянно проявлялась на её поведении. Чувство, будто я огромная проблема, пропитало всю мою сущность, но сейчас оно, словно, ослабло. Десятки глаз уставились на меня, и уже другое чувство стучало мне по мозгам. Херова паранойя. — Ты сказал кому-нибудь? — Я вынужден спросить, иначе сам себя растерзаю. — Нет, сказал, что ты был во Франции, — слышим первый звонок, поэтому шагаем ко входу в школу, — не переживай из-за этого. Кстати, ты почти ничего не пропустил, если не считать случай с Эриком. Стаю у шкафчика, всматриваясь в глубь коридора и пропуская болтовню друга мимо ушей. Грубо с моей стороны, но таков я в последнее время. Хмурю брови, когда вижу, как Алан вытрушивает рюкзак, а затем отбрасывает его в сторону. Девчонка, стоявшая прижавшись к шкафчику была мне не знакома, неужели за это время мог появиться кто-то новенький? Шарахаюсь, когда Бартош с грохотом захлопывает дверцу шкафчика. — Эй, кто это? — Киваю в сторону девушки, которая пыталась собрать в кучку вещи, но проходящие мимо то и делали, что пинали их в стороны. — Серьезно? — Он непонимающе переводил взгляд то на меня, то на неё, — это Эмилия, вообще-то ты нас познакомил. Мои брови тут же поднялись вверх. И как я мог её не узнать? Не то, что бы мы плотно общались, просто у меня к ней нормальное отношение, в отличии от других. Никогда не понимал, почему все так к ней относятся, это же был единичный случай. И вообще в плане общения, она вроде бы интересная, правда при первой нашей встрече она раскраснелась как рак, и её испуганный взгляд бегал туда-сюда, но это неудивительно, ведь вся школа измывается над ней. Как-то мы общались всей компанией и её «напряжение» сходило на нет, так что смело могу заявить — она самая обыкновенная девчонка. Двигаюсь сквозь толпу и присаживаюсь на корточки напротив Эмили, подбирая тетрадь, немного помявшуюся после падения. — Привет, — протягиваю тетрадь и стараюсь разгладить смятые места пальцами. Она испуганно подняла голову и чуть не завалилась назад, но вовремя оперлась руками о пол. Испуг тут же сменился смятением и смущением, что так ей присущи. — Йонас? Когда ты вернулся? — Эмили заправила волосы за ухо, и легкая улыбка появилась на её лице, — то есть, я… рада тебя видеть. Она забрала тетрадь из моих рук и запихнула её в рюкзак, поднимаясь на ноги. Неужели она всегда так нервничает, когда говорит с людьми? Может я просто этого не замечал? — Я вернулся несколько дней назад, — не мог не улыбнуться, когда увидел её краснеющие щеки. Серьезно, это её состояние немного веселит меня. Наверняка выгляжу как козел, издеваясь подобным образом, — ты подстриглась? Странный вопрос, но сейчас он крутился в моей голове, так как именно из-за этого я её и не узнал. — Да, но волосы завиваются настолько сильно, что это просто какой-то кошмар, — протараторила Эмили, дергая себя за кудри, — и выгляжу, будто приехала прямиком из какой-нибудь Африки. — Мне кажется это милым, — точно — я козел. Смотреть на это не поддельное смущение, действительно приятно. Но я не солгал. Выглядит она и вправду мило, несмотря на то, что все только и говорят о её «проблемной» коже. Почему-то это не вызывает во мне ровным счетом ничего. Наверное, это со мной что-то не так. Звонок больно бьет по барабанным перепонкам, выдергивая меня из водоворота мыслей. — Ну, увидимся? — Делаю несколько шагов назад, надеясь, что не врежусь ни в кого. — Да, хорошо, — Эмили нервно улыбнулась и направилась в сторону зала, где сегодняшним утром должны были всех собрать.***
Какого чёрта это было? Опять вела себя как идиотка, по другому меня и не назвать. Чувство самозащиты настолько наточилось, что буквально шарахаюсь от каждого звука. Выглядит это всегда нелепо и смешно, но в такие моменты меня будто молния метит. Просто тяжело реагировать на людей по другому, когда они только и делают, что приносят боль, как моральную, так и физическую. Плотно прижимаю рюкзак к груди и шагаю между стульев, пытаясь найти удобное для меня место — без людей. Я не социофоб, просто не люблю я людей, что с этим поделаешь? В помещении наступает тишина, когда директор появляется на сцене, и мне приходится плюхнуться на место между двумя девчонками. Ерзаю на месте, так как чувствую себя слишком некомфортно, небезопасно. Иногда мне, действительно, страшно думать о таком. Я просто начинаю превращаться в настоящего зверя, который пытается спрятаться ото всех. Мне не нравится одиночество, но у меня нет выбора. Наверняка, я его не заслужила — сирота, воровка, страшила, неудачница. За что мне давать хоть какие-нибудь шансы? Всё, что мне остается, так это сцепить зубы и терпеть, ведь это вполне справедливо. Слова директора не долетают до моих ушей, поэтому трясу головой, чтобы сконцентрироваться на её речи, но взгляд остановился на Йонасе. Его лицо было расслабленным, без каких-либо эмоций, но глаза горели обидой и непониманием. И меня это совсем не удивило. Никогда не могла понять таких людей — он влюблен в девчонку, которая просто вытирает о него ноги, может и незаметно, но всё же. Я ничего не имею против Йонаса, он достаточно добр со мной, и я всё ещё ищу в этом подвох, но неужели он готов терпеть подобное? Хотя, не мне об этом рассуждать. Я тоже была влюблена и мне прилично досталось, но зато я поняла, что никому нельзя доверять свои чувства, ведь потом всё станет ещё хуже. Отвожу взгляд, мысленно ругая себя за подобные мысли, и смотрю на директора, которая всё ещё распинается перед учениками. Разве ей непонятно, что как минимум половине наплевать?***
— Пещеры? — Ага. Эрик мог оставить свое добро там, — Бартош идет немного впереди, поэтому приходиться ускорить шаг. — Так, ты собираешься продать это? — Я, правда, пытался понять его логику, но до меня всё никак не доходило. — Нет, половину мы и сами скурим, но если будет спрос, то нам очень повезет, — план туповат, да, и сказать честно, наркота меня никак не привлекала, как и подобная хрень. Бартош продолжает что-то говорить, но я уже ничего не слышу, так как взгляд устремлен на неё. Такая лёгкая походка, беззаботная улыбка и глаза, которые всегда пропитаны добротой и теплом. Не знаю, как описать пустоту, которая переполняет меня, но я не должен допустить, чтобы кто-то увидел это. — Записались в бойскауты? — Магнус смотрит куда-то в сторону и толкает меня в плечо, чтобы я наконец ответил. — Бартош думает, что наркота Эрика там, — провожаю взглядом Марту, но сам продолжаю стоять на месте. Вскинув брови вверх, наблюдаю за Магнусом. Он подходит к девушке, которая склонилась над краном, и откидывается на стенку позади. — Если моя мать будет искать того, кто ворует школьную воду, то я не задумываясь сдам тебя, — подхожу с другой стороны краника и наблюдаю за Эмилией. — Иди к чёрту, Магнус, — она усмехается, но взгляд не поднимает. О прошлой смущенности и следа не осталось. У всех девчонок перепады настроения? — Мы сегодня идем в пещеры, хочешь с нами? — Роется в карманах, а затем протягивает руку Эмили. — Я не нравлюсь твоей сестре, — она забирает косяк и прячет его в глубину рюкзака. Они могли бы заняться этим в пределах школы. — Так мне ты тоже не нравишься, — Магнус усмехнулся и снова протянул ладонь девушке. — Сын директора барыжничает? — Выкидываю смешок и скрещиваю руки на груди. Что вообще происходило, пока меня не было? — А кто барыжничает? Я просто по дружески помогаю, — девушка высыпает мелочь в его ладонь и накидывает рюкзак на плечи. — Так ты пойдешь с нами? — Интересуюсь у девушки, которая вскинула на меня свои карие глаза. На секунду мне показалось, что я почувствовал некое смущение, так как Эмили редко когда ведет себя так открыто. — Да, хорошо, — она ободрительно улыбнулась и зашагала по коридору, — увидимся.***
Может я ошибалась? С некоторыми людьми я всё-таки могу чувствовать себя кое-как комфортно. Хоть это дается мне и нелегко, но я понимаю, что они не хотят мне зла, а наоборот. Нужно ловить подобные шансы контактировать хоть с кем-то. Магнус правда кажется мне очень добрым, хоть он это и скрывает за маской какого-то бунтаря. И я говорю это не потому, что он продает мне косяки дешевле, чем покупает их сам. Он относиться ко мне как к самому обычному человеку, и это не может не радовать. Его сестра, Марта, наверняка чувствует ко мне пренебрежение, поверила слухам. Но я не сужу её за это, ведь во всех есть доля правды. Если говорить о Йонасе, то это совсем другое. Иногда я замечаю в его словах нечто странное, будто он старательно подбирает слова, чтобы не сказать лишнего. Что же в этом плохого? Я сама не знаю, просто не хочу, чтобы меня жалели, хоть и выгляжу достаточно жалко.***
С наслаждением вдыхаю свежий и холодный воздух, покидая территорию школы. Небо всё такое же серое, как и утром, но ветер уже стих, и волосы всю дорогу не будут лезть мне в рот. Чувствую, как вода затекла в носок кед и с огорчением принимаю тот факт, что придется обмотать его скотчем. Спина уже устала носить груз позади, поэтому чувствую легкую боль в районе плеч. Заворачиваю на улицу, в конце которой находится приют, и ускоряю шаг когда слышу дикий смех. Именно дикий. И он мог принадлежать только одному человеку — Джинн. Иногда у меня складывается такое ощущение, что её ненависть ко мне растет с каждым днем. Приходится завернуть на другую улицу, чтобы оторваться от неё и её шайки. Все они живут в приюте, и мне от них никуда не сбежать, но лучше это произойдёт через день, нежели сейчас. Шаги становятся громче, поэтому поворачиваюсь и испуганно перевожу глаза от одного силуэта на другой, они мчались ко мне со всех ног. Я не заставила себя ждать и тут же рванула в глубь улицы, надеясь повстречать хоть одного человека, который смог бы мне помочь. Быстро перебираю ногами, минуя ямы и грязь, но видно сегодня удача не на моей стороне. Нога скользит по грязи, и я плашмя валюсь на землю, приложившись лицом. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что вообще произошло и что мне нужно делать дальше. Пытаюсь подняться, опираясь руками на асфальт, но в тот же момент чувствую толчок в спину. — Думала убежать? — «девочки» одобрительно посмеялись и внимательно наблюдали за Джинн, будто видели это впервые. — Отстань уже от меня, — переворачиваюсь на спину и присаживаюсь, скуля от боли в коленях, вряд ли на них есть живое место. — Ты отстала от Кристин тогда? — Она надвинулась ближе и сжала ладони в кулаки. — Всё было не так, — хнычу, отползая назад. Какое же я ничтожество, представляю, как на меня мерзко смотреть. — Да, ну? Кто бы мог подумать? Мелкая воровка, «тихоня», может так докучать, — её кулак встретился с моей губой, и я жмурю глаза, в надежде сдержать всхлип. — Ты такая жалкая, — берет меня за ворот куртки и притягивает ближе к себе, — убирайся. Отпускает меня, от чего бьюсь локтями о землю, сбивая их. Когда слышу, что она отошла на несколько шагов, подрываюсь с места, и спотыкаясь, бегу в приют. Не вытираю слезы, которые всё-таки хлынули из глаз. Я делала плохие вещи, но разве это может сравниться с тем, что они делали со мной? Понимаю, что жалеть мне себя не стоит, ведь я не лучше их. Слишком многое думаю о себе, стоит снизить планку. Забегаю в комнату, с грохотом захлопывая дверь, подпираю стулом, чтобы никто не лицезрел эту жалкую сцену. Сбрасываю с себя вещи, оставаясь в нижнем белье, и прохожу в ванную, в надежде найти хоть вату или что-то в этом роде. Взгляд падает на зеркало, вижу картину не из самых веселых. Моя внешность мне никогда не нравилась: скудные карие глаза, волосы, постоянно вьющиеся и не дающие мне покоя, кожа, вечно усыпанная какой-то херней, синяки, постоянные гости на моем лице. Но к этому я привыкла. Что я могу поменять? Такой я родилась и все претензии не ко мне, а к матери. Воспоминание о ней вызывает отвращение, поэтому морщусь и трясу головой, избавляясь от мыслей. Касаюсь ватой губы и чувствую жгучую боль которая расплывается по всему лицу. Утираю побежавшую слезу и повторяю процедуру. Это всё из-за неё. Оставила меня гнить в этом дерьме. Конечно, моя мать и при жизни ничего для меня не делала, но у меня хоть был дом и место, где я могу побыть одна. А теперь я здесь, в этом чёртовом аду. Совсем одна. Кровь больше не сочилась, поэтому быстро натягиваю чистую одежду, запихивая под матрац грязную. Она хоть и грязная, но всё ещё нужная. Вытряхиваю рюкзак, и складываю обратно всё кроме школьной белиберды. Косяк, проданный Магнусом, прикусываю зубами и направляюсь к окну. Сегодня среда, нельзя покидать приют после школы, если не исполнилось 17. Не знаю, кто придумал эти тупые правила, но если кто-то заметит, что я ушла, могу остаться без еды как минимум на день. Протягиваю сначала одну ногу, затем другую, присаживаясь на подоконник, всегда было страшно спрыгивать, хоть и со второго этажа. Делаю рывок и приземляюсь, хвала Богу, но целые ноги. Миную дырку в заборе и вот — я на свободе. Быстро шагаю в глубь леса, пытаясь вспомнить, где находятся пещеры. Я бродила там пару раз, но особо не осматривалась. — Фу, — кашляю дымом и удивляюсь какое же дерьмо мне продал Магнус.***
Темнота обступила лес, но мне совершенно не страшно. Может я настолько свихнулась, что не понимаю, что может быть опасным, а что нет? Вижу ребят, поэтому прибавляю шагу, и сравниваюсь с ними. — Эй, ты опоздала, — возмущается Магнус. — А ты продал мне дерьмовый косяк, — вскидываю брови вверх и скрещиваю руки на груди, — никто не идеален. Замечаю стоящего рядом мальчишку, что всегда радует меня своими фокусами и детскими рассказами — Миккеля. — Эй, привет, — протягиваю ему руку, чтобы дать пять, но он делает несколько шагов и обхватывает меня руками, лицом прижимаясь к моему животу. Снова удивляюсь его беззаботности и доброте. — Мы идем, или вы так и будете любезничать, — возмущается Бартош, а достаточно строгий взгляд Марты припал к моим глазам. Все двинулись в глубь леса, по которому я не так давно бродила, сжигая время. — Меня ты так не обнимала, — Магнус разыграл обиду и ушел вперед, к сестре и её парню. Я выдала лишь смешок и взлохматила волосы Миккеля. — Ты в порядке? — Йонас хмурит брови и кивком указывает на губу. — Это пустяк, — конечно, это не пустяк, но кого это волнует? — Это те девчонки из приюта? — Облизывает нижнюю губу и переводит на меня взгляд. — Да, — мне было непонятно, для чего он заводит эту тему. Неужели снова эта жалость? Это начинает меня злить. — Знаешь, я думаю все эти слухи, в школе, ложь, — наверное, он единственный в своем роде. Все купились на это, даже тот же Магнус, но ему вообще на это плевать, — я думаю, ты хороший человек. — Спасибо, — я не знала, что можно на это ответить. Такое я слышу в первые. Я. Хороший. Человек. Я сама мало в это верю, но даже, если это ложь, то очень приятная. Йонас смущенно улыбнулся и отвел взгляд вперед, всматриваясь в глубину пещеры. На самом деле это место достаточно стремное, так что я старалась не отходить далеко от парня. Это странно. Чувствовать себя в безопасности, просто стоя рядом с человеком. Но безумно приятно. Не успела заметить, как на поляне появилась Франциска, девчонка из школы. — Что она здесь делает? — Возмутилась Марта. Мне было на неё глубоко плевать, так что я просто наблюдала за происходящим. — Это моё, — также возмущенно сказал Бартош. Они одного поля ягоды, не удивительно, что они пара. — С чего ты это взял, — вскинула голову та, — за сколько возьмешь? — Успокойся, — он пихнул её и забрал пакет с веществами. Грубовато как по мне, очень даже. Может она и неприятна, но в первую очередь девчонка. Бартош радостно крутил найденное и зашагал к нам, но громкий гул, доносящийся из пещеры, остановил его. Смятение и страх заиграл на лице каждого, а взгляды цеплялись один за другой. — Что это? — Магнус единственный, кто решился задать этот вопрос, но ответа не последовало, так как безумно шумный шелест листьев раздался где-то совсем не далеко, — вот дерьмо. Гул раздался во второй раз, и он не заставил долго ждать — все ринулись обратно, но вот я стояла, будто приклеенная к полу, и испуганно смотрела в глубину пещеры. — Эмили, пойдем! — Йонас схватил меня за предплечье и поволок за собой, и я в ту же секунду начала бежать рядом с ним. Что тут вообще происходит? Испуг взял верх надо мной, так что начинаю перебирать ногами быстрее, пока не замечаю, что совсем одна. Резко верчу головой, надеясь увидеть хоть кого-то, но вокруг пустота. Тьма, она окружила меня со всех сторон, отступаю назад, вытирая слезы, которые нагло катятся по щеке. — Миккель? — Шепчу еле слышно. — Йонас? Чувствую, что становиться тяжело дышать, снова всматриваюсь в темноту, но ничего не видно. Я единственная, кто не взял фонарик. Делаю ещё два шага назад, пока не чувствую толчок в спину. Вопль вырывается из моей груди, раздаваясь эхом между деревьев, закрываю ладонью рот и смотрю, покрасневшими от слез глазами, вперед. Это был Йонас, такой же до смерти перепуганный как и я. Свет его фонарика бил меня по лицу, он дрожащими руками держал его перед собой. Он схватил меня за руку, и мы оба помчались прочь отсюда. Так я ещё не бегала никогда.***
Полицейские машины окружили нас, но вой их сирен я не слышала, будто меня оглушили. Мне хватает сил лишь на то а, чтобы испуганно переводить взгляд от одной машины к другой, и сжимать в ладони руку Йонаса. Тяжело признать, но отпускать я не хотела, так как оказаться сейчас самой, является самым страшным. С каких пор присутствие людей может меня успокаивать? Вижу как обеспокоенные родители выбегают из машин, направляясь к своим детям. Когда вижу женщину, которая направляется в нашу сторону, через силу отпускаю его руку и отступаю назад. Его мать накидывается на парня с объятьями, а я лишь стою в стороне, с завистью наблюдая. Ко мне подходит полицейская и кивает в сторону машины, и в таком же оцепенении двигаюсь в её сторону.