***
— Миккель? — Шепчу, всматриваясь в пустоту перед собой, — Миккель? Проглатываю ком в горле и делаю аккуратные, но до ужаса шумные шаги, что вызывают волну мурашек по всему телу. Снова слышу шорох, но это уже точно была не я, испуганно отскакиваю в сторону, пытаясь найти источник звука. — Эми? — Детский голос раздался позади меня, и мне снова пришлось развернуться. Прижимаю ладонь к губам, чтобы крик не вырвался наружу. Кожа Миккеля была разодрана, то ли когтями, то ли рассечена ветками, кровь сочилась из царапин, и выглядели они до боли жутко, что начал подступать рвотный рефлекс. Но лицо мальчика озаряла улыбка, как и прежде, до случившегося. Он стоял, держа руки за спиной, и покачивался с пятки на носок. — Эмилия! — Миккель протянул руки и сделал несколько шагов, но я испуганно отступила назад, всё ещё держа руку у губ. — Эмилия! — Голос прозвучал в разы громче и настрой мальчика тут же сменился — теперь его глаза переполняла злость. — Эмилия! — Распахиваю глаза и немного выпрямляюсь, слышу хруст позвоночника и обреченно вздыхаю — засыпать на стуле не самая лучшая идея. Это был всего лишь сон, глупый и не правдивый сон. С Миккелем всё хорошо.Всё хорошо. Полная женщина стояла в дверном проеме и пожирала меня взглядом, кстати, я очень хочу есть, так что даже об этом мне тяжело думать. — Опять бездельничаешь? Сегодня остаёшься без завтрака! Иди, собирайся в школу и сделай наконец что-то со своим лицом! — Директриса зашагала прочь со столовой, деловито покачивая жирными бедрами, — Попробуй ещё раз попасться мне на глаза, мерзавка! Устало поднимаюсь со стула, сжимая ладони в кулаки. Заворачиваю в уборную, попутно срывая фартук, и задвигаю затворку. Что я всем им сделала? Неужели я доставляю такие неудобства? Сажусь, упираясь спиной о стену, и даю слезам наконец побежать по щекам. Да, я понимаю, что нарушила правило и ушла из приюта, но кому от этого хуже? Однозначно мне — лишили завтрака, послали работать на кухню в пять утра. В ПЯТЬ УТРА, при том, что я вернулась не раньше полуночи. Чувствую, как лицо начинает печь, поэтому встаю и направляюсь к раковине, чтобы умыться и дать своей коже хоть какой-то отдых. Взгляд пал на отражение — лицо покрывали красные пятна и синяки, плюс приятный бонус — разбитая губа. Выгляжу просто на все сто баллов из 10. Наклоняюсь и умываю лицо, потирая глаза, чтобы убрать сонливость. Мне никак нельзя раскисать. Мне осталось тут прожить всего два года, я закончу школу и уеду отсюда. Навсегда. Забуду об этой школе, приюте, об этих мерзких людях, населяющих этот дурацкий город. И всё будет хорошо. Хорошо. Приглаживаю руками волосы, так как не осмеливаюсь взять общую расческу. Да, антисанитария в подобных местах — это нормально. Вы ещё кухни не видели, когда ты ходишь по ней, лучше носить с собой ведро или хоть мисочку, чтобы от запаха витающего в воздухе было куда блевать, иначе тебе и полы придется отдраить. Выхожу из уборной и шагаю наверх, чтобы забрать свои вещи и уйти до подъема, не хочу видеть эти тупые лица, слышать дебильные издевки и упреки в сторону своей внешности, директрисы хватит. Распахиваю дверь, не жалея спящих, и громко шагаю к кровати, чтобы забрать рюкзак и кофту. Вряд ли кто-то из них сможет подняться и избить меня в таком сонном состоянии, поэтому могу себе позволить побесить кого-то. Со всей силы толкаю дверь, что с грохотом захлопывается, и уже бегу по ступенькам к выходу. Осталось несколько минут до подъема и я успеваю покинуть этот чертов приют. Вдыхаю холодный воздух, натягивая капюшон на голову, и плетусь в сторону школы. У меня есть целый час, так что могу не спешить. Переступаю через бардюр и оказываюсь на обочине дороги, тяжело выбрать путь до школы — лес, в котором ты можешь пропасть безвести или улицы, населенные людьми, а точнее детьми, которые учатся со мной в одной школе. Выбираю первое и шагаю в сторону тропинки, ведущую в лес. Нужно будет разыскать Магнуса и расспросить его о Миккеле. Или нет, вряд ли сейчас он захочет вообще с кем-нибудь поговорить. Слышу вой желудка и обнимаю живот руками, есть хочется просто невообразимо. Даже не помню когда в последний раз притрагивалась к еде. Вчера не обедала, так как сразу после школы смылась в лес, не ужинала, так как вернулась слишком поздно, а от завтрака меня отстранили. Уже вижу школу, поэтому иду ещё медленнее. Интересно, ребята чувствуют себя точно так же? Что вообще произошло с Йонасом? Он явно что-то видел, то, что смогло его напугать и вывести из равновесия. Выхожу на тропу, ведущую в школу, и опускаю голову вниз, держа руки в карманах. Двор был пуст, так как никто не пожелал войти сюда раньше положенного. Иду по пустому коридору и направляюсь к шкафчику, что бы одеть футболку и наконец скинуть это надоедливое шмотьё. Обычно я всегда одеваю на себя триста одежек, но сейчас хочется почувствовать как холодок касается голых рук, бьет по оголенной шее, мурашками раздаваясь по спине. Беру с собой черный свитер и закидываю его за спину, поверх рюкзака. Почему когда я нахожусь наедине с собой могу почувствовать свободу? Могу дать волю эмоциям и открыто улыбаться, или не сдерживать злость? Сажусь на пол, опираясь на шкафчик, и достаю свою тетрадь, к слову которая вот-вот должна закончиться. В ней находятся все мои мысли, переживания, эмоции, если кто-то будет достаточно внимательно всматриваться в эти рисунки, то наверняка сможет узнать обо мне очень многое. Касаюсь кончиком карандаша тетради и вырисовываю еле заметные линии, что бы потом не тратить ластик. Обычно я рисую то, что волнует меня больше всего, то чем я озабочена, а потом оно само отпадает — перестает быть таким важным, и сами мысли становятся не такими навязчивыми. Сейчас меня волновала та пустота. Тьма, которая вчера пыталась меня поглотить, бездонная и холодная. Деревья оставляю белыми, а всё остальное закрашиваю карандашом. Возможно мои рисунки глупые, но когда я занимаюсь этим, всё словно становится таким бессмысленным и неважным, и, наверное, в такие моменты я чувствую себя счастливой. Достаю телефон из кармана и смотрю на время — 7:40, скоро это место начнет наполняться людьми, так что мне следует убраться отсюда. Первым делом засовываю тетрадь в глубь рюкзака, я никогда её никому не показываю, так как эти рисунки — это я, всё то, что переполняет меня. Я скорее позволю убить себя, чем полистать её страницы. Встаю, натягивая на себя чёрный свободный свитер, и прячу под ним розовую футболку. Мне нравится этот цвет, но не хочу нажить новые причины для насмешек, так что одеваюсь только в тёмные тона. Возможно, кто-то судит меня за это, но это мой способ выживания, да, именно выживания, тут — просто подстраиваться под других и терпеть, это намного легче нежели давать отпор, а потом получать в два раза больше. Однажды я позволила сделать себе такую ошибку, и вот что теперь вы видите. Уже слышу шум, который раздается в коридорах школы, поэтому нервно шагаю в сторону кабинета. В последний момент вспоминаю о пустой бутылке, которая болтается у меня в рюкзаке, поэтому глазами ищу кран и шагаю к нему, попутно спуская сумку с плеч. Склоняюсь над краником и подставляю бутылку. — Привет, — слышу еле звучный голос, но и он может заставить меня отдернуться, так что бутылка выпадает из моих рук, — извини, я не хотел тебя напугать. Парень присаживается на корточки и поднимает бутылку, в то время как я бегаю по нему испуганным взглядом. Почему он вызывает во мне такое волнение? Оно отличается от того, что я чувствую, например, стоя у доски или общаясь со старостами, не похоже на меня. Совсем. — Привет, ничего, это просто у меня руки-крюки, — лицо Йонаса давало знать, что эта ночь и для него не была легкой, но что заставляет его вести себя так, мне всё ещё не понятно, — ты как… после вчерашнего? Забираю бутылку и продолжаю наполнять её водой. — Хотел у тебя тоже самое спросить, — сердце пропускает пару ударов, так и не поймав прежний ритм. Удивленно поднимаю брови вверх и смотрю на парня, который также смотрит в ответ. Почему его интересует мое самочувствие? — Я напугана до усрачки, — закручиваю крышку и засовываю бутылку в рюкзак, повернувшись к Йонасу. — Я тоже, — было видно, что его явно что-то беспокоит, но непонятно зачем он пытается это подавить. Но опять же, не мне его судить, потому что я мало чем отличаюсь. — Что ты видел? — Приподнимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, хоть я и чувствую дикое смущение и дискомфорт. Он молчал. Думал, что ответить? — Если ты не хочешь… Меня перебивает звонок, поэтому жмурю глаза, так как в уши бьет боль. — Увидимся на следующей перемене, — парень сделал несколько шагов назад и бросил последние слова перед тем как уйти, — я буду ждать тебя в столовой.***
Сомнение охватило меня с головой, поэтому пропускаю болтовню учителя мимо ушей, что для меня вообще не позволительно. Мне нужно хорошо окончить школу, другого выхода просто нет, но сейчас моя голова забита совсем другим. Впервые кто-то захотел поговорить со мной просто так, поделиться своими переживаниями и, возможно, услышать моё мнение. Йонас всегда хорошо ко мне относился, но я никогда не понимала почему. Иногда мне кажется, что ему просто жаль меня, вот и всё. Что могло его заинтересовать во мне? Невзрачная, некрасивая, неинтересная, странная… Что ему от меня нужно? Скорее всего хочет поиздеваться надо мной, как и остальные. Но нотки надежды всё также играли в голове, ставя всё под сомнение.***
Выхожу из класса и направляюсь в сторону столовой, нервно поправляя рюкзак. Мне просто нужно с кем-то об этом поговорить и наконец понять, что со мной происходит. Я не хочу говорить с Бартошем, он и так натерпелся от меня, не хочу, чтобы он посчитал меня ещё более чокнутым. Эмилия была там, возможно, она что-то видела, и её самочувствие явно не лучше моего, вот только вряд ли ей кто-то поможет. Захожу в помещение с высоким потолком, где всё пропиталось запахом еды, так что голод бьет по желудку. Решаю пойти к буфету и купить что-то иначе просто помру, и так за последний месяц скинул не меньше шести килограммов. Протягиваю деньги женщине и беру завтрак, который предлагают всем, к слову, это единственное, что можно тут купить, помимо сладостей. Беру поднос и шагаю в самый отдаленный уголок столовой, думаю Эмилия захочет сидеть именно там. Подхожу к столу, и ставлю поднос, перебрасывая ноги через лавку. Чувствую волнение, которое пульсирует в висках. С чего бы это? Возможно, она мне и не поверит, но если она захочет разболтать это по школе, то не поверят уже ей. Слышу тихие шаги за спиной, поэтому оборачиваюсь, врезаясь взглядом в девушку. Всегда удивлялся её аккуратности в движениях, при том, что она далеко не худышка. Конечно, и полноватой её назвать нельзя, но делает она всё невообразимо тихо и аккуратно. Боже, о чем я думаю? Эмили садится на лавку напротив, отложив рюкзак слева от себя, но всё равно держа в руках лямку. Иногда замечаю, что она с ним почти никогда не расстается, неужели там настолько важные вещи? Но у каждого свои тараканы, так что переключаю своё внимание на девушку. — Так, ты в порядке? — Начинает разговор первой, от чего я немного в шоке. Сначала всегда приходится немного разговорить её, чтобы она не чувствовала скованности. — Нет, — сглатываю и задумываюсь в последний раз, стоит ли вообще говорить об этом, — что ты там выдела? Ты была так напугана. Я помню её взгляд, наполненный ужасом и паникой, конечно, такие черты ей всегда присущи, но не до такой степени. — Я не видела ничего такого, — вижу в её глазах такое же сомнение, — просто меня напугала эта темнота. Я не знаю как это объяснить. Просто это всё так давило и… Она зажмурила глаза и начала трясти головой, будто любое воспоминание дарило те же ощущения. — Еще меня пугает то, что мы были в двух шагах друг от друга, но поверь я точно никого не видела, — Эмили прикусила губу и обняла живот руками. — Совсем? — На самом деле я тоже её не видел, до того как мы столкнулись, но раньше я совсем не задумывался об этом. Возможно, наше воображение сыграло злую шутку, ну, или паника так мастерски обвела нас вокруг пальца, но это действительно странно. — Вокруг было не души, — она опустила голову и замолчала на какое-то время, а затем продолжила, — а у тебя что? — Я видел отца, — выпалил я и уставился в стол перед собой. Возможно глупо с моей стороны говорить с совершенно посторонним человеком, но сейчас она единственная, кто вообще подумал обо мне. Спросил, как я. Мать достает меня такими вопросами тысячу раз на дню, но выглядит это слишком натянуто, просто для галочки в анкете идеальной мамаши. — Он ведь… — Начала Эмили, но потом затихла, пытаясь подобрать слова. — Да, он мертв. Не знаю как это всё связано с Микклелем, но это странно, — вижу, что Эмили не смотрит мне в глаза, а куда-то на стол, но не обращаю на это внимания, — я хочу пойти в пещеры. Эмили всё также сидит, как зачарованная, опускаю свой взгляд и натыкаюсь на свой поднос с завтраком. Она не отрываясь смотрела на него, а её губы немного раскрылись, от чего выглядела она до жути забавно. — Ты голодна? — Толкаю поднос на середину стола, и поднимаю глаза на девушку. Как ни странно, есть мне совершенно перехотелось, даже наоборот, крошка в рот не лезла. — Нет, — её щёки вспыхнули огнем, и она нервно покачала головой, — ты ведь это для себя купил, я не могу… — Брось, — перебиваю её и подталкиваю поднос ближе к ней. Всё же я дико люблю её смущение, оно всегда вызывает на моем лице улыбку, — я потом куплю себе что-нибудь. Она недоверчиво смотрит мне в глаза, но видно, что голод одолевает гордость, и она с жадностью уплетает содержимое тарелки. Я лишь с легкой улыбкой наблюдаю за ней. Как она может кого-то раздражать или вызывать злость? Иногда мне становится её действительно жаль, все, кому не лень, измываются над ней, а защитить-то и некому. — Зачем тебе пещеры? — Эмили застает меня за наблюдением, поэтому отвожу взгляд. — Хочу точно убедиться, что Миккеля там нет. Ты со мной? — Не хочу впутывать в это остальных, да и самому идти туда желания нет, так что надеюсь на положительный ответ. — Хорошо, — она немного отодвигает поднос и берет яблоко, параллельно расстегивая рюкзак, — ты не против, если я возьму? — Нет, бери. — Она достаточно вежлива, неужели это не подкупает остальных? Эмили заталкивает яблоко в глубь рюкзака и снова садится прямо, — неужели в приютах так отвратительно кормят? — Да, но есть это вполне возможно, если скурить несколько косяков — вкуса вообще не чувствуешь, — смеюсь, удивляясь с какой простотой она рассуждает об этом, — вчера я ушла из приюта, а вернула меня полиция, так что голодовка мне обеспечена. Её слова заставили меня смутиться, это ведь по моей вине она вообще оказалась в пещерах, и в принципе попала во весь этот хаос, крутящийся вокруг Миккеля. Не знай она меня — проблем бы не было. — Извини, не нужно было впутывать тебя в это, тебе не стоит идти со мной, иначе тебя опять накажут, — Эмилия хмурит брови, и мой взгляд врезается в её карие глаза. Только сейчас заметил их чистоту и какую-то… привлекательность? Нужно перестать думать об этом. — Я не позволю тебе пойти туда одному, там можно пропасть, если ты не забыл, — всё также хмурит брови и смотрит на меня. С чего бы ей говорить такое? — Я иду с тобой. Кивает, подтверждая свои слова, и толкает поднос мне. На нем лежала нетронутая половина порции. Поднимаю на неё взгляд и задаюсь вопросом: « Знаю ли я Эмилию Гофман вообще?».