дауншифтинг

чонгук думает, что так отчаянно он еще не проебывался. за приоткрытым балконным окном мокрыми и тяжелыми кляксами припускает дождь. пахнет озоном и шелестящей семью этажами ниже зеленью. на город лениво наползает плотная как одеяло, вечерняя густота. он смотрит сквозь блестящие люминисцентные блики фар вверх — небо как небо, такое же, как и два месяца назад, когда тэхена в его жизнь еще не занесло. за гландами дерет хронической усталостью. он хватается за фильтр дотлевающей сигареты покрепче, стараясь не смотреть в чужие зрачки напротив. стараясь не вспоминать как они смотрелись, когда закатывались от болезненного удовольствия. гадство. тэхен курит тоже, отнимая из чонгуковых пальцев зажигалку. он немного помят после дневных занятий в университете, дергает кистью, когда клубни перегоревшего табака сваливаются с кончика самокрутки, поджимает пальцы ног в своих смешных носках. чонгук смотрит как длинные ресницы отбрасывают темную паутину на его высокие скулы, как тэхен прикрывает глаза, когда затягивается сильнее и как вытягивается овал лица, стараясь не продолжать грязную параллель. ебучее гадство. теплый дождь шумно барабанит по крыше, заливая подоконник. отдаленно слышен гул машин и переговаривающихся о чем-то, спешащих домой людей. тэхен уставляется на него в ответ, размышляя о чем-то своем. — в чем дело, чонгук? — спрашивает он. хотел бы чонгук знать. прошло около двух недель с тех пор, как они сделали то, что сделали. около двух недель, как чонгук подвел черту этих отношений, совершенно нарочно выбрав самое отвратительное из всех возможных мест. около двух недель, как разодрал зубами плечо, а членом задницу, потому, что как всегда был зол и крайне нетерпелив. около двух недель, как посадил, выпотрошенного от всего этого, тэхена в такси, сухо усмехнувшись на прощание. как и всегда. как и каждый, чертов, раз. — вы так не похожи с джином, — говорит чонгук. говорит, и тут же очень хочет дать себе по лицу. тэхен понимающе тянет край рта. откидывает мешающуюся серую челку, глядя чонгуку в глаза. спокойно и ровно, так, будто нихрена это его и не задело. так, будто это не самое дерьмовое, что он услышал после всего, что было. чонгук сжимает челюсть, в надежде не испортить все еще больше. хотя куда уж, правда? мастер спорта по проебству, чон чонгук как всегда влетел в победную тройку. — жаль, правда? — говорит тэхен, задирая голову вверх и переводя задумчивый взгляд куда-то вне. чонгук очень хочет сказать ему, что нет. сокджин всегда был не для него, и все, включая его самого это знали. потому, что чонгуку хотелось выместить злость, подростковый максимализм и все, что его драло в то время. а сокджин, черт возьми, просто повелся. как и все. как и всегда. но чонгук продолжает молча курить, ощущая, как подпекает кончики пальцев от дотлевающего табака. — так было бы намного проще, — сухо говорит тэхен, вновь смотря ему прямо в глаза. проще, хочет сказать ему чонгук. потому, что тогда у него было бы этих ебучих сомнений. тэхен был бы обычным. как и все. как и всегда. и чонгуку, от этого осознания, почему-то зажевывает где-то под диафрагмой. тэхен продолжает смотреть на него. у него открытый и честный взгляд. светлые, отливающие апрельской серостью, россыпи завитков, высокие впалые скулы, острая линия челюсти. тэхен, очень, мать его, красивый. и от этого простого осознания у чонгука спирает дыхание.