After the Fall

But when you touch me like this And you hold me like that I just have to admit That it’s all coming back to me When I touch you like this And I hold you like that It’s so hard to believe but It’s all coming back to me It’s all coming back, it’s all coming back to me now

      — Живо отдай мне мою расчёску!       — Да не брал я твою расческу! У меня своя есть, своя, понимаешь?!       — Ты всегда мне завидовал!       — Чему там завидовать? Твоей лысине?!       — Чего ты сказал?!       — Боже, да вот вам расчёска! Только прекратите орать в пять утра!       — Зачем вам сейчас вообще понадобилась расчёска? Сон плохой приснится, если волосы не будут уложены?       — Идиоты, — прокомментировал Леви, на миг отрываясь от шеи Ханджи. Лежавшая под ним Ханджи захихикала и, положив ладони на лопатки капитана*, притянула его ближе к себе, кончиком носом касаясь его. — Может, стоит выйти и научить их манерам?       — Леви, им по двадцать лет. Они уже покупают алкоголь.       — Говоря об алкоголе… Как его пить, так Йегер и Кирштайн неразлучны, а как дать людям выспаться… — Леви не закончил фразу: с лопаток Ханджи переместила ладони на затылок Аккермана, сжимая чёрные и жестковатые волосы.       — Ауч… Это проявление твоей нежности?       — Я не привела себя в порядок, не хочу, чтобы ты целовал меня та…       Остаток фразы Зоэ потонул в поцелуе. Она что-то промычала, а затем, оставив попытки отстраниться, улыбнулась и ответила на поцелуй с не меньшей страстью. Её совершенно не смущали ругающиеся члены отряда за тонкой дверью: Ханджи знала, что сейчас появится Микаса и разведёт обиженных мальчиков по комнатам, раз сил Армина и Саши недостаточно, чтобы их угомонить.       Ханджи резко и рвано выдохнула, выгибаясь и комкая пальцами простыню. Когда Леви прикасался к ней вот так, утыкался носом в яремную ямку; когда чуть прикусывал ей хрящик уха и с улыбкой ловил судорожные вздохи, Ханджи казалось, что она умирала и возрождалась, как Феникс.       Если бы Аккерману сказали, что их отношения из дружбы-ненависти оформятся вот в это, то он бы покрутил пальцем у виска и послал такого чересчур самонадеянного человека куда подальше.       «Кто это? Ханджи, — представил ему Зоэ Эрвин, когда Леви с друзьями только присоединился к разведотряду. — Тебе она понравится. Шумная, да, но сообразительная для женщины».       Ханджи не была шумной. Ханджи была тощей, плоской и ненормальной. Лишь со временем, когда они знали друг друга несколько лет, Леви понял, что она не тощая, а худая; что грудь у неё есть, она небольшого размера, помещается в ладонь, большего и не надо. А ещё она очень ответственная — она нормальная, нормальная! — пусть и эксцентричная.       Леви усмехнулся, поймав себя на мысли, что думает о том, что сказал бы Смит, увидев их сейчас. Аккерман чувствовал, что там, на небесах, Эрвин смотрит на них и всем своим видом говорит: «Смотрите, вышло так, как я и предполагал! Я же говорил тебе, Леви, говорил!».       Он готов был сдаться и признать своё поражение; признать, что боль потерь оказалась сильнее, но стоило ей прикоснуться к нему и чуть сжать пальцы, как всё это забывалось, отходило на второй план. Ханджи целовала мягко, щёлкала по носу, как маленького ребёнка, и лукаво улыбалась. По всему телу разливалось приятное тепло, а Леви казалось, что он попал в то время, когда мама была жива.       Они столько раз хотели разорвать отношения, чтобы дать Ханджи возможность жить нормальной жизнью, встречаться с нормальным мужчиной и завести нормальную семью; чтобы дать Леви возможность освободиться от обещания и, наконец, зажить собственной жизнью, а не убийствами титанов и людей. Они столько раз хотели оттолкнуть друг друга, хотели оставить в покое, но…       Всё возвращалось, когда они видели друг друга.       И они были бессильны.