Заучка из другого мира

Прошло несколько минут, а я все так же стояла у зеркала, устремив взгляд в одну точку сквозь отражение. В моей голове проносились десятки тысяч вопросов, и в то же время в ней было абсолютно пусто. Дело не в том, что я очнулась, видимо, после своей смерти, и даже не в том, что нахожусь не в своем веке и тем более не в своей стране; дело было в том, что я, Мерлинова борода, даже не в своем теле! Я продолжала стоять напротив зеркала в розоватой раме. Несколько раз зажмурив глаза, повертев головой из стороны в сторону, я, наконец, поняла, что это не сон, но все же поверить в то, что все это — реальность, я тоже не могла. Я еще раз оглянулась на зеркало — в нем отражалась девочка с достаточно яркой внешностью. У нее были розовые волосы. Этим она напоминала мне Тонкс — метаморф очень любила менять цвет волос, ведь труда это не составляло. Помню, она достаточно долго ходила с такими же, как у этой девочки, нежно-розовыми волосами. Также у отражения были ярко-зеленые глаза. На секунду я замерла, наткнувшись на взгляд отражения, — такой завораживающей была зелена. Девочка выглядела еще совсем ребенком, лет девяти, не больше. Наконец отойдя от зеркала, я беспомощно упала обратно на кровать. Подушка была все еще влажной от моих слез. — Что же мне делать? В какой заднице гиппогрифа я оказалась?! — я закрыла лицо руками, а затем провела пальцами по волосам, устало выдохнув, села по-турецки и попыталась привести свои мысли хоть в какой-то порядок. Нельзя поддаваться панике! Всему и всегда есть объяснения, разве что, кроме магии… Но сейчас не об этом. Итак, я умерла; да, это печально, ужасно печально, но это так! Я помню, как душа покидала мое тело, погружаясь во тьму. Это было так реально, что я до сих пор ощущаю тот холодок, пробегающий по коже, заставляющий сердце учащенно биться. Так что сомневаться в том, что это все было в действительности, не приходилось. Затем, я… ожила, очнулась, но вовсе не в своем теле. Конечно, можно было бы предположить, что это моя вторая жизнь, так сказать, воплощение идей буддизма, но ведь я не родилась вновь, а появилась уже в сознательном возрасте и помню свою прошлую жизнь, значит, этот вариант можно отмести. Так как же все-таки можно объяснить ситуацию, в которой я оказалась? Мои безнадежные размышления прервал громкий женский голос:  — Сакура, спускайся, завтрак готов! Что? Сакура? К кому эта женщина обращается? Я настолько сосредоточилась на звуках вокруг себя, чтобы не пропустить следующую реплику женщины, что почти перестала дышать. Вскоре голос послышался снова:  — Сакура, ты же сказала, что с этого дня будешь вставать по утрам сама! — голос приближался. Черт, похоже, эту девочку зовут Сакура, наверное, странноватые у нее родители, раз назвали дочь в честь дерева. Да и сама девочка наверняка с причудами, ведь красить волосы в розовый только лишь из-за имени — странновато. Хотя, я ничего ни о ком из них не знаю, поэтому и судить права не имею. А тем временем дверь слегка скрипнула и впустила внутрь женщину с пшеничными волосами, уложенными в довольно странную прическу, и зелеными глазами, хотя эта зелена была не столь глубокой, как у девочки, в чьем теле я оказалась. По-видимому, это мать юной Сакуры. Что же мне делать? Сказать правду или же разыгрывать спектакль? Получится ли у меня провести эту женщину, ведь она явно знает девочку лучше меня? Или же, если я решу сказать ей правду, поверят ли мне? Голова кипит от всех этих вопросов. — А, вот ты где! Почему ты мне не отвечаешь? Я думала, ты все еще спишь, — женщина лучезарно улыбнулась, и если бы мне сейчас не было так страшно и плохо, я бы обязательно не сдержалась и улыбнулась в ответ. Но все же мои дела были слишком плохи для того, чтобы хохотать и веселиться с кем бы то ни было. Тянуть с ответом дольше было нельзя. Я решила не рисковать, потому что если эта женщина не поверит моим словам, то я могу оказаться в клинике для душевнобольных, а этого мне совсем не хотелось. Пришлось импровизировать:  — Извините, мама, я только что проснулась и не слышала, как вы меня звали, — мой голос дрожал, я слишком волновалась, для того, чтобы вести непринужденный диалог. — Милая, с тобой все хорошо? — улыбка женщины исчезла, она посмотрела на меня как-то странно, как будто сомневалась в чем-то. — Да, мама, со мной все хорошо, почему вы спрашиваете? — еще немного, и мой правый глаз точно начнет дергаться. — Сакура, ты ведь так шутишь? Ты никогда не обращалась ко мне на «вы». Да, что ни говори, но вот с чувством юмора у тебя явные проблемы, — женщина снова улыбнулась. Черт, ведь я была уверена, что в японских семьях ценится уважения к старшим! — Ха, да, ты права, наверное, — надеюсь, моя улыбка была не слишком натянутой. Мать Сакуры вновь бросила на меня взгляд, но уже менее удивленный, чем прежде, а затем, сказав мне спускаться вниз к завтраку, вышла. Как только дверь вновь закрылась, я попыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Однако, помимо всего прочего, одна мысль не давала мне покоя: все это время я понимала и разговаривала на чистом японском, даже не задумываясь об этом! Вот и еще одна неразгаданная загадка в моей копилке. Бессонная ночь мне обеспечена. И все же небольшая теория на этот счет у меня имелась: для магловской медицины давно не секрет, что если человек теряет память вплоть до того, что не помнит своего имени, он все равно не может разучится говорить на родном языке. Часть мозга, отвечающая за устную речь, не подвергается амнезии или чему-то схожему, поэтому я могла бы предположить, что нахожусь сейчас в подобной ситуации. Другими словами, не важно, каким языком я обладала в собственном теле — сейчас я в теле Сакуры и, как бы ни было странно, это значит, что если девочка умела говорить на японском, то и я умею. Как-то так я все себе объяснила, и на душе, хоть и немного, но стало легче. Понимая, что навсегда в комнате остаться не получится, я все-таки отворила дверь, которую не так давно закрыла, уходя, светловолосая женщина, и огляделась. Я стояла на деревянной лестничной площадке второго этажа дома; помимо комнаты Сакуры здесь находилось еще две двери, расположенных чуть поодаль от моего недавнего пристанища. Что находилось за деревянными преградами, меня абсолютно не интересовало, поэтому я просто прошла мимо них к небольшой лестнице — спуску на первый этаж. Внизу было довольно просторно, там располагалась бежевая кухня с вкраплениями мебели различных коричневатых оттенков. Столовая плавно перетекала в такую же светлую гостиную, там на кожаном диване цвета золотистого песка сидел мужчина. При взгляде на него я тут же взяла свои слова о том, что у матери Сакуры странная прическа, назад. Мало того, что у мужчины были пастельно-розовые волосы, так еще и уложены они были крайне необычно. Его «грива» стояла дыбом в виде нескольких крупных пучков, плавно переходящих в бакенбарды. Вся эта конструкция напоминала больше не самый красивый цветок, чем прическу взрослого мужчины. При виде меня, точнее Сакуры, он улыбнулся, и я сразу же поняла, что не только мать девочки, но и ее отец, пусть немного чудаковаты, все-таки добрейшие люди. За завтраком я старалась не говорить ничего лишнего, точнее, мой голос звучал лишь тогда, когда меня о чем-либо спрашивали. Но как бы я ни старалась, а подражать человеку, которого никогда не знала, было невозможно. Как и ожидалось, к концу завтрака оба «родителя» были абсолютно уверены, что их малютка Сакура немного нездорова, и начали проявлять чрезмерную заботу. В итоге, «родители» дошли до того, что отправились вместе со мной в больницу… Да уж, Гермиона, молодец, не хотела, чтобы кто-нибудь догадался о том, что Сакура — это не Сакура вовсе? Что ж, тогда поход в больницу — самое лучшее для этого решение! А вдруг они отправят меня к психологу?! Он же меня сразу раскусит… Так, стоп! Без паники! Меня никто не сможет «раскусить». Ведь пока я сама не признаюсь в своей, так скажем, страшной тайне, никому и в голову не придет, что внутри Сакуры совсем чужая душа. Кстати, главной причиной, почему я оказалась перед огромным кирпичным зданием с надписью «Больница», было подозрение на потерю памяти… Ну, так думали «родители», я же в этот момент изо всех сил изображала возмущенную до глубины души личность, но вот внутри у меня, как раз таки, паника била через край. В общем, по пути к этой самой злополучной лечебнице мужчина и женщина расспрашивали о каких-то вещах, касающиеся их и Сакуры жизней. Я даже не пыталась отвечать — а что толку, если этой чертовой больницы уже не избежать?! Наконец, наша «счастливая семья» подошла к больнице, «отец» открыл стеклянную дверь, жестом приглашая Сакуру и жену внутрь. Я добровольно, но не с особым желанием, осторожно прошла в открытый проем и уже через несколько минут сидела в очереди, наблюдая за другими страдальцами, оказавшимися в больнице не от большой охоты. Пока у меня выдалась свободная минутка без расспросов, я решила обдумать и проанализировать всю информацию, полученную из вопросов моих временных спутников. За то малое время, что мне удалось отвести на анализ информации, я смогла разобраться в нескольких вещах, точнее, пыталась их осмыслить. Как однажды сказала профессор МакГонагалл, сама полученная информация ничего не значит, пока ты не пропустишь ее через себя. Итак, мне удалось понять, наконец, где я нахожусь, и это меня совсем не обрадовало, потому как, если верить словам родителей Сакуры, а врать им не имело смысла, можно предположить, что я не в своем мире. Видимо, я нахожусь в какой-то альтернативной вселенной, о которой почти не имею понятия. Ведь до этого дня я и в параллельные миры-то не верила. В общем-то, все то, что мне удалось понять об этом мире, было, несомненно, лишь малой каплей. Например, я нахожусь в Конохагакуре — это Деревня, Скрытая в Листве… деревня ниндзя. Всего существует пять великих деревень, которые отмечены на картах, а также множество мелких. Люди, живущие во всех этих деревнях, всерьез занимаются ремеслом ниндзя. В Конохагакуре даже существует Академия ниндзя, в которую отправляют детей для того, чтобы они получили образование настоящего шиноби — кажется, так отец назвал этих самых ниндзя. Кстати, Сакура не стала исключением из правил, и ее также отправили в эту самую академию несколько лет назад. У шиноби есть особая энергия, чакра, с помощью которой они выполняют различные техники, но в этом вопросе я не смогла разобраться — информации слишком мало, да и в голове не успело уложиться все вышеперечисленное. Как и ожидалось, мои размышления вновь были прерваны, надеюсь, это не войдет в привычку местных жителей. На этот раз раздумья были оборваны голосом «отца». — Итачи?! — мужчина был приятно удивлен, окликая темноволосого мальчишку. Парень обернулся на голос моего «родителя» и изобразил на лице подобие некой неожиданности. — Здравствуйте, Кизаши-сан, Мебуки-сан, не ожидал вас здесь увидеть. Парень был очень симпатичным: черные, как смоль, волосы, такие же темные завораживающие глаза, припухлые губы на бледном, словно из бумаги, лице. Ему можно было дать не больше четырнадцати лет, однако взгляд этих черных глаз заставлял нервно сглотнуть — он был совсем не детским. — Да, взаимно. Учихи не часто появляются в больницах — вас, как правило, трудно ранить, — усмехнулся Кизаши, значит, так зовут отца Сакуры. — Уверяю вас, вы преувеличиваете. Я здесь из-за младшего брата, он поранился во время тренировки. Вот что бывает, когда переусердствуешь, — Итачи посмотрел на меня так, будто поучал жизни. Как будто бы это я поранилась и нуждаюсь в срочных лекциях о том, как себя следует вести, чтобы этого избежать в следующий раз. Глава семейства проследил за взглядом этого самого Учиха и тут же спохватился:  — Итачи, знакомься, это наша дочь — Сакура. Еще один член семейства Харуно. Хм, так значит, вот какая у этой девочки фамилия. Итачи в ответ вежливо кивнул и улыбнулся. Хотя, скорее это была ухмылка, нежели что-то другое; впрочем, даже такой расклад меня вполне устраивал, ведь я не собиралась волноваться о том, как мне улыбался этот симпатичный мальчишка. — Сакура, — продолжил Кизаши, — это — Учиха Итачи, гений не только своего клана, но и всей нашей деревни. Я знаком с его отцом еще с тех пор, как сам учился в академии — он очень хороший и ответственный человек, — так странно, вроде бы хотел представить Итачи, а получилось, что просто «похвастался» знакомством с его отцом. Я кивнула новому знакомому и попыталась улыбнуться, а когда ничего не вышло, просто опустила взгляд и вновь уселась на скамейку ожиданий, с которой встала на время представления. Ну не могу я улыбаться через силу. — Ну что ж, я пойду, нужно забрать Саске из кабинета ирьёнина. Приятно было повидаться со всеми вами, — подытожил Итачи и тут же ушел. Мне только кажется, или ему совсем не хотелось соблюдать все эти формальности? А, впрочем, какая мне разница. Дождавшись своей очереди, «моя дружная семейка» прошла в светлый кабинет какого-то непонятного по специализации врача. Стол, кресло, стулья, шкаф с разными книгами — ничего лишнего здесь не было. Ото всех предметов в комнате буквально сочился белый цвет. От такой сумасшедшей белизны у меня зарябило в глазах. В красках рассказав душещипательную историю моей «болезни» и несколько раз заплакав, мать Сакуры с ужасом ждала диагноза. Врач, выслушав все до конца, тут ему стоило бы поаплодировать, подошел ко мне и с задумчивым видом предупредил, чтобы я ничего не боялась, и что он собирается провести небольшой осмотр. Приготовившись к самому худшему, я с некой тревогой ожидала указаний доктора, но он, так ничего и не сказав, просто сделал что-то со своей рукой. Моя челюсть чуть не поцеловалась с полом, когда руку врача покрыла зеленоватая энергия. Этой самой кистью специалист начал водить около моей головы, еле касаясь волос. Вскоре его рука вновь стала прежней, и он вернулся к своему креслу. — Что ж, к счастью, ничего серьезного я не обнаружил, — объявил врач. Оба «родителя» облегчено вздохнули. — Но, доктор, почему же тогда наша дочь не помнит самых элементарных вещей? — Кизаши растерянно посмотрел на мужчину в белом халате. — Все достаточно просто, — начал объяснять он, — скоро начало учебного года, многие дети начинают переживать из-за этого уже сейчас. Вот и ваша дочь испытала, по-видимому, слишком сильные переживания, что впоследствии привело к краткосрочной потере памяти. — Но если эта потеря памяти кратковременная, то значит… — догадку заплаканной женщины перебил сам доктор: — Именно, вы верно подметили, со временем к вашей дочери вернутся все ее утраченные воспоминания. Но все же я бы посоветовал держать вашу дочь подальше от излишних переживаний. Пока врач отвечал на еще какие-то вопросы семейной пары Харуно, никто из взрослых не заметил, как я облегченно вздохнула. Обошлось! Теперь мою пустую голову было, чем оправдывать. Это странно, но я была рада тому, что смогу еще какое-то время побыть с этими искренне добрыми людьми. Хотя, это, наверняка, потому что мне просто нужно время для обмозгования всех произошедших со мной событий. Естественно, мне это нужно! Данная причина моей радости была единственно верной, другой и быть не могло… наверное.