Obsession.

Глава 2. I Мы сидели в её комнате. Надо было заниматься набросками по композиции, которую я нещадно пропустила, целуя эту девочку в шею посреди коридора. Ей тоже наверняка надо было что-то доделывать, потому что нет художника с полностью законченными работами, но ей было всё равно. На втором курсе она окончательно распустилась, и это было видно по комнате: слишком много незаконченных картин, явно написанных не по советам учителя. То была фантазия, соскользнувшая с кончика кисти и выпущенная в свободный полёт по влажной бумаге. Акварель. Явно сформированная годами техника. Она училась здесь, но на самом деле сама уже могла учить. Эта странная особенность художников – непомерность гениальности. Всеобъятность. Бесцельность. Ты можешь сколько угодно гнаться за идеалом, которого попросту нет. - Карин. Я звала её. Мне нравилось её имя. С какой звонкостью, грацией и несомненной яркостью оно звучит. Я вытягивала каждую гласную, нещадно меняла ударения, выбирая, как же сделать её имя ещё приятней. Она кинула на меня выжидающий взгляд из-под всклоченных моими же руками красных волос. - Ка-а-арин. Она всё ещё смотрели на меня. - Кари-и-ин. Её терпению, казалось, не было предела. А мне было забавно. Мне нравилась эта атмосфера незаконченного секса, повисшая в воздухе. Мне нравились спущенные лямки её майки, из-под которой просвечивали вздёрнутые соски. - Ты знаешь, что женская мастурбация – одна из красивейших вещей в этом мире? Её брови взметнулись вверх от столь дерзкого замечания. Она продолжала на меня смотреть с пару секунд, а после этого встала с незаправленной кровати, собирая непослушные волосы в хвост. Она бросила на пол одну из простыней, ловким движением направила лампу на воображаемую постановку и села прямо у моих ног. Я видела прекраснейшую игру света и тени на её губах, глазах и изогнутой шее. Она удерживала взгляд на моём лице, хотя вся её сущность была обращена внутрь себя. Она проводила руками по своим плечам, шее, медленно переходя на живот и вновь возвращаясь к груди. Я видела, как краснота разливается у неё на лице от жара, разгоравшегося внутри. Я села на колени так, чтобы пятки упирались в промежность, и, приняв самый непринуждённый вид, продолжила наблюдать за разворачивающейся сценой. Сценой безупречного стриптиза, безупречного соблазнения, намного прекраснее, чем все известные мне порно-сюжеты. Намного более возбуждающе. Карин гладила всю себя, аккуратно приподнимая майку, и, казалось, делала всё, чтобы я видела как можно меньше её и так почти обнажённого тела. Она дразнилась, и это читалось во всём: от мимолётных прикосновений к соскам до пронзительно-ироничного взгляда. Я следила за каждым её движением. Смотрела на неё сверху вниз, словно была её Хозяйкой. Но чёрт знает, кто из нас был сейчас больше зависим от другой. Я чувствовала, как внутри уже давно разгорелось возбуждение, а теперь оно становилось только острее от терпкости сцены. Карин лёгким движением сняла майку и незаметно стянула трусики. Передо мной сидела идеальная скульптура светотени, идеальное женское тело, идеальная грация движения и самое прекрасное Возбуждение. Она стояла на четвереньках, закидывая голову назад, изучая одной рукой собственной тело, давно ей известное, а другой пыталась удержать смутное равновесие. Иногда она подавалась чуть вперёд, иногда садилась, потом вновь приподнималась, и так, казалось, длилось целую вечность. Её тело, разделённое на полутона, искрилось энергией и удовольствием. Прогибаясь в спине, дрожа бёдрами и обессиленными ногами, пытаясь опираться на уходящий куда-то в абстракцию пол. Она сжимала губы, а я сжимала ягодицы, сокращала мышцы, чувствуя, как возбуждение становится невыносимо-приятным. Она извивалась, чуть слышно стонала и очень громко дышала. Казалось, будто её сорванно-обжигающее дыхание касается моих обнажённых коленей. Я молча сглатывала подступивший к горлу ком. - Карин… Чуть слышно сорвалось с моих губ. Я, не выдержав, встала. В одно движение оказавшись рядом, я впилась в губы этой невероятной девушки с единственным желанием – ощущать это исходящее от неё возбуждение каждой клеткой своего тела. Чувствовать каждоё её прикосновение на себе. Ласкать это разделённое на грани светом тело. * N Мы встречались везде, где только можно было. Это стало самой настоящей навязчивой идеей, когда ты видишь человека в каждом прохожем, но проблема была в другом – каждый прохожий и так был Саске. Учихой Саске, который, казалось, и сам изнемогал от череды случайностей, свалившихся нам на голову. Я видел его на парах, я видел его в коридорах, я встречал его, заходя на минуту в общежитие, спрашивая у преподавателя о заданиях. Немые сцены, когда каждый из нас уже уставал поражаться постоянному присутствию другого. Мой взгляд запинался об Учиху по несколько раз на дню. Когда мы заходили в аудиторию, ту, в которой впервые заговорили, казалось, будто мы знаем друг друга уже целую вечность. У Саске был опустошённый взгляд, у меня – чуть уставший. Какие-то новые люди, наконец пришедшие на занятие, уже мало волновали нас. Я смею говорить о нас, употребляю местоимение «мы», потому что подсознательно чувствую скрытое удивление этого парня в каждый из разов, когда мы случайно сталкивались в огромном комплексе академии. Или, может, не случайно? Чёрт его знает. Он кивнул мне в знак приветствия, а я принялся точить поломанные карандаши, поспешно улыбнувшись ему в ответ. * I - Со скольки лет ты мастурбируешь, Карин? Она усмехнулась, накидывая на своё обнажённое тело шёлковый халат. - Мне было лет восемь, когда я случайно забралась себе в трусы, и мне это жутко понравилось. Это случилось бы и раньше, но отец, когда жил с нами и мыл меня, постоянно так больно трогал меня там, что я боялась к себе прикасаться. Я до сих пор не понимаю, то ли он домогался меня, то ли действительно мыл. Я была не в силах сдержать улыбку, завернувшись в простынь. - Твоя мастурбация - едва ли не самое прекрасное, что я видела за всю свою жизнь. - Ты видела так много женских мастурбаций? – Карин слащаво засмеялась, закидывая ногу на ногу. В ней была львиная доля стервозности, но стервозности скорее пародийной, чем настоящей. Я не копалась в душе у этой девочки, но мы были уверены в огромном духовном опыте друг друга. Карин была старше меня на три года, но едва ли это хоть немного чувствовалось. Либо мы обе были непоправимо неповзрослевшими, либо слишком переросли свой возраст. Я повернулась к окну. За ним начиналась осень с промозглым ветром и пожелтевшими листьями. Едва ли можно было назвать это время года прекрасным, но нельзя было отрицать его грацию и меланхоличность. - Ты не возражаешь, если я останусь у тебя до завтра? Не хочу выходить на улицу. Карин кивнула и начала ставить чайник. Я скинула с себя простынь и пожелала ходить по комнате обнажённой. * Sui В классе стоял удручающий гул. Этот день был едва ли не самым раздражающим за последнее время, и, если бы не урок композиции, я бы и не вздумал досиживать до конца. Но композиция была сильнее меня, и любовь к ней была сильнее любой другой любви к какому-либо искусству. А виновником этой любви был длинноволосый учитель, своим шепчущим голосом сводящий меня с ума. Любому творцу нужна Муза. Моя муза ходила в выглаженных рубашках и испепеляла взглядом любого, кто не мог продумать композицию до конца и показывал ему незавершённые эскизы. На доске корявым почерком было выведено «Абстракционизм», а после - куча маленьких квадратов, в которых на скорую руку были закомпонованы круги и линии. Я всегда испытывал паническую нелюбовь к простым фигурам и насыщенному цвету. Какая ирония. * N Мы остались в пустой аудитории, и где-то в подсознании у меня появилась мысль, что это вошло уже в какую-то странную привычку. Саске относился ко мне с молчаливым смирением, иногда роняя ничего не значащие фразы и прося что-нибудь рассказать, когда становилось непомерно скучно. В его взгляде я порой читал что-то вроде: «Ты настолько наивный мальчишка, что у меня даже не хватает слов для твоего описания» и что с это мыслью он смотрит на меня каждый раз, издавая удрученный вздох. Я видел мастерство его рук и внимательность глаз, из-за чего уже не оставалась никаких сомнений насчёт его гениальности. И я видел его неразговорчивость, замкнутость и небрежность, из-за чего нетрудно было догадаться о его характере. Казалось, каждое его движение говорило: «Не прикасайся ко мне лишний раз», и, неосторожно подойдя к нему, можно было получить самый холодный и въедающийся в душу взгляд. Его отношение ко мне представляло собой какое-то одолжение, которое я каким-то странным образом заслужил. Он смотрел на меня и, кажется, был настолько разочарован, что даже не пытался высказывать этого своего раздражения. - Ты из богатой семьи, ведь так? Я постоянно спрашивал о правильности любой пришедшей мне в голову насчёт него мысли. Он холодно на меня посмотрел. - Да, и я учился в одной из лучших школ. Но это не значит, что я обязан своими умениям тамошним учителям. Я отрицательно замотал головой, подбирая слова в свою защиту, но не успел я начать предложение, как дверь в аудиторию с грохотом открылась. - Учиха, давно не виделись! В проходе стоял беловолосый юноша, весь вид которого указывал на расточительство и эффектность, начиная от дорогого накрахмаленного пиджака и заканчивая ярко-фиолетовыми линзами. Саске выдавил из себя подобие ухмылки. Пришедший окинул меня оценивающим взглядом. Я пялился то на одного, то на другого. - Прошу прощения, творцы! Дополнительные занятия – это очень даже неплохо. Но, Саске… Беловолосый с нарочитым шумом пододвинул стул к мольберту Учихи. - Мне нужна твоя помощь. Учиха с молчанием ожидал продолжения, которое, несомненно, последовало через несколько секунд. - Абстракция не дает мне покоя третью ночь своей невыполнимостью и длинноволосостью. Учиха удивленно приподнял брови. Я непонимающе глядел на разворачивающуюся сцену. - Если мне не изменяет память, твоя «длинноволосая абстракция» пожирала меня взглядом несколько пар подряд с таким рвением, которое я встречал только в гей-клубах 35+. - Ты был в таких клубах? Учиха, я знал, что ты побывал во всех дырах нашего города, но не до такой же степени! Суйгецу засмеялся, раскачиваясь на стуле, на который он сел спинкой вперёд. - Но твои успехи в области похождений по рукам старых извращенцев меня мало интересуют, лучше скажи, где мне раздобыть нечто настолько фееричное, что в голове появятся прекрасные композиции с упором на цвет. Суйгецу улыбался, пока его взгляд не встретился с моим. Тут его лицо на секунду изменилось, и не заставила себя ждать наглая фраза: - Кстати, этот мальчишка разве не относится к разряду тех пай-мальчиков, которые вечно подставляют нас, да ещё и бездарно пишут? Я уже было открыл рот, чтобы послать к чёрту этого размалёванного идиота, но на помощь внезапно пришёл Саске: - Этот мальчик неплохо занимает эфирное время, и его смазливость окупает взгляды этих стариков-извращенцев, близости с которыми ты так жаждешь. Суйгецу пожал плечами. Я попытался скрыть удивление и недоумение. Если я всё правильно понимал, Саске был геем. Чёртов Учиха Саске был геем. С ума сойти. - Плевать. К кому мне стоит обращаться для познания великих тайн нашего мозга? - Пытаешь скрыть свою бездарность галлюциногенами? Какая гадость. - То, что моя душа не лежит к чёртовой композиции, не значит, что я бездарность, ровно как и то, что моё тело не захочет одного из рьяных представителей этого направления. - О господи, Суйгецу, что за бред… он не трахнет тебя, если ты подсунешь ему работу под наркотой… Я как-то совершенно не к месту подавился, из-за чего тут же поймал насмешливый взгляд пришедшего парня. - Хорошо. Ино. Яманако Ино. Моя старая знакомая. Суйгецу выжидающе смотрел, но Саске, кажется, не собирался продолжать. - Ну и? Учиха, откуда я знаю, как выглядит твоя знакомая? Саске испепеляюще посмотрел на обладателя отглаженного пиджака и, фыркнув, откинулся на стуле. - Лесбиянка с первого курса. Блондинка. Ты её сразу узнаешь, если увидишь. - Чудесно, Учиха, чудесно! Ты так красноречив! Впрочем, и на том спасибо. А теперь пока-пока, мои юные творцы. Блондин с шумом отодвинул стул и направился к двери. - Слишком тихий этот твой «нормальный мальчик», как бы ты не свихнулся, Учиха, от такого «заполнения эфира», - сказал Суйгецу, кинув на меня прощальный взгляд. - Твоя рожа кого угодно выведет из душевного равновесия, - огрызнулся Учиха ему вслед и, повертев в руках карандаш, снова положил его на место. – Что-то не рисуется мне сегодня. По моим ушам проехалось, словно пластмассой по стеклу, слово «рисуется», но я лишь внимательно смотрел на Учиху. - Вечно он врывается со своим недотрахом и сбивает. Совершенно сбивает. Саске уставился в потолок, монотонно выбивая пальцами мелодию по краю планшета. - Саске, ты – гей? Учиха глянул на меня почти презрительно, устало и по-кошачьи властно. - Мне кажется, что тебе нравится задавать вопросы, ответы на которые очевидны. - Саске Учиха – гей. С ума сойти. Повторил я бьющую у меня в голове фразу. - Я бисексуален. Кажется, это нормально для художественного училища. Эстетика мужчины меня привлекает... ты удивлён? Я кивнул. - Чтобы ты не боялся, я скажу, что меня мало привлекают блондины. Не моё. - Я даже не думал об этом. Я подошёл к раковине и выплеснул туда помутневшую воду. С учебой на сегодня можно заканчивать. - Но я неплохо отношусь к соблазнению невинных мальчиков-натуралов. Вот тут можешь начинать бояться. Учиха окинул меня медленно-оценивающим взглядом, а потом с напущенной жадностью посмотрел мне в глаза. - А если я скажу тебе, что я асексуален? Учиха нахмурился, скептично протянув: - О господи, бедный ребёнок. Тебе насиловали какие-то идиоты и не смогли довести до оргазма. Какая жалость. - Идиотки в моём случае, - поправил я. Саске окинул меня недоверчивым взглядом и начал собирать вещи. - Знаешь, ты действительно производишь впечатление пай-мальчика. Но ты связался со мной. Прости, я, кажется, испортил твой образ? Я кинул на Учиху ненавидящий взгляд, из-за чего он лишь усмехнулся. - Возвращаясь к старому разговору... Я живу в общаге на третьем этаже. 307 комната. Так что заходи, если будет время. Удивление на моём лице видимо было настолько очевидным, что Саске поспешил пояснить: - Я натыкался на тебя целую неделю. Большая часть пар у нас проходит вместе. Даже у моего игнорирования есть свои пределы. Уж лучше дать посмотреть тебе хорошие фильмы и иметь хоть какого-то, но собеседника, чем смотреть, как кучки недоумков перебрасываются оценивающими взглядами и корчат из себя глыбы льда и презрения. Я поспешно кивнул головой, вспоминая тягучесть атмосферы, когда аудитория забита первокурсниками. Учиха в это время собрал вещи, и не прошло и минуты, как он вышел из кабинета. * Sasori Наш закрытый мирок был превосходен. Дейдара – мой неизменный слуга в своей нескончаемой любви. И я в его руках – постоянно зависящий от собственного возбуждения. Комната в общаге была переполнена нами: наши портреты по углам, разбросанные вещи, поломанные кисти и украшения. Железные колечки, вытащенные его языком из моих сосков, его подвески на толстых цепочках. Наш маленький, закрытый и прекрасный мирок. Тут даже воздух был пропитан нами. Моим одеколоном и его гель для душа. Подушки пропитались нашим потом, пролитым во время нескончаемого секса. - Замри, чёрт бы тебя побрал! Дейдара был раздражительным, когда принимался за кисти. Я в такие моменты впадал в особенный сарказм, который доводил его ещё больше. Я согласился позировать ему в течение часа, сидя обнажённым на полу. Он говорил, что я похож на куклу. Он сказал, если я буду двигаться, как он приказывает, то он создаст серию зарисовок «сломанная игрушка». Мне было слегка обидно, что зарисовки мне никогда не показывают. - Теперь брось руку на пол. Я изумлённо на него уставился. - Сделай неряшливое движение так, будто тебя не слушается рука. Я посмотрел на деревянный пол и на свои побелевшие костяшки. - Мне будет больно, если я буду делать это, не пытаясь избежать удара. Дейдара засмеялся. Его золотые волосы рассыпались по плечам. - Будто я не знаю, как ты относишься к боли. Я усмехнулся и поднял руку верх, а потом, расслабив, почувствовал, как рука до приятного жжения стукнулась о пол. - Вот так. Ты прекрасен, Сасори, я тебе это говорил?