Я хочу услышать звуки, которые заставят меня почувствовать боль изнутри. Мелодия переливается и очищает разум, теперь я свободен. Но звуковая волна замирает, и больше мне никто не поёт. The Verve — Bitter Sweet Symphony
Ева не верит, что после смерти есть что-то еще, кроме давно установленных версий загробной жизни: либо рай, либо ад, еще, возможно, скитания по земле в качестве призрака. У неё разве есть еще какие-то варианты? Но когда девушка открывает глаза в длинном, светлом коридоре, в её голове зарождаются сомнения. Браун опускает взгляд к ботинкам, замечая, что её одежда не изменилась, лишь кровавое пятно на рубашке магическим образом исчезло. А это ведь значит одно — Ева Браун действительно мертва, а это место лишь короткая остановка перед её последним и безвозвратным маршрутом. А может, это лишь сон, что рисует умирающий мозг в её голове на последних секундах жизни? Иногда очень трудно сделать решительный выбор между посмертным существованием и наукой. Ева осматривается в бесконечном коридоре, надеясь, что оставшуюся вечность её душу не заставят ходить в этом лабиринте без входа и выхода, но находит перед собой двустворчатую дверь из белого дерева. Девушке ничего не остается, как сделать уверенный шаг вперед и войти в единственную доступную ей комнату. Внутри довольно мрачно, горит пару подсвечников на стенах и неуместная светодиодная лампа на рабочем столе; у стен стоят высокие шкафы с расставленными по цветовой гамме книгами. Из-за того, что Браун слишком внимательно рассматривала интерьер, она не сразу замечает сидящую за столом женщину. Её удается различить не сразу, но когда Ева узнаёт в незнакомке вещего духа, блондинка инстинктивно делает шаг назад, предчувствуя какую-то еле уловимую угрозу, что очень глупо, ведь она уже мертва. — Наконец-то, — выдыхает женщина, поднимая взгляд на Браун и стряхнув пепел с сигареты в пепельницу, — я уже устала ждать. Ева вдруг чувствует, что горячие слёзы жгут уголки глаз, но сцепив крепче зубы, девушка не позволяет им вырваться, а только, вскидывая подбородок вверх, делает шаг к духу. Потом еще один. И еще. И вот она уверенно рассекает комнату тяжелыми шагами, угрожающе сжимая кулаки. Она ведь не может умереть дважды, так? Значит, попытаться расплатиться с женщиной за произошедшее всё же стоит. — Это всё ты! — восклицает Браун. — Из-за тебя я мертва! — Правда? Это всё, что мог выдать твой маленький мозг? — усмехается дух и взмахивает рукой. Невидимая сила тянет подошедшую к её столу Еву назад: девушка падает прямо на стул, а он в свою очередь магическим образом подъезжает обратно к письменному столу, где женщина восседает на большом кресле из черной кожи. Браун удивленно приоткрывает рот не в силах сказать и слова. — Так-то лучше, — удовлетворенно усмехается женщина. — Что тебе от меня нужно? — шепчет Ева, будто боясь нарушить тишину её кабинета и навести на свою душу какую-нибудь небесную кару. И всё же, девушка не была бы собой, если бы не вставила язвительный комментарий. — Тебе здесь одиноко, — она обводит взглядом комнату, — и ты решила убить для себя подружку? Учти, миссис Робинсон, ты не в моём вкусе. — Нет уж, спасибо, — хмыкает женщина, — быть твоей подружкой задача младшего из Винчестеров. И кстати, для справки, я тебя не убивала. Это была пуля. — Всё это время ты появлялась передо мной — на улице, в комнате, во снах, — лишь бы напомнить, что скоро я коньки отброшу, а теперь ты говоришь, что не убивала меня? — Я — предвестник смерти, а не убийца, идиотка. Это твоя судьба, и так уж случилось, что Смерть захотел принять тебя в команду. — Что ты такое говоришь? — усмехается Браун и окидывает женщину насмешливым взглядом победителя, заявляя «ты спятила, я не поведусь на эту шутку», но лицо у духа серьезное, а взгляд такой тяжелый, что придавил бы девушку своей тяжестью в два счета. Улыбка быстро сходит с лица Евы, и она наклоняется вперед, пытаясь впитать каждое слово этой женщины. — Твоя смерть была определена с самого начала, как и у каждой души, что рождается: определенный день, определенное время, правда, единственное, что может варьироваться, это способ. И каждая душа после смерти отправляется либо в рай, либо в ад, но тебе, можно сказать, повезло. Смерть выбрал тебя. Хотя, погоди, у него не было выбора, так что возвращаемся к твоему везению, — она усмехается, вытягивает ноги под столом и берёт в руки бокал мартини. Браун голову на отсечение дает, что прежде его на столе не было. — Я ничего не понимаю, — мотает головой девушка и опускает взгляд к своим коленям. — Я мертва, но не до конца? — Нет, ты мертвее мертвых, дорогуша, — говорит дух и ставит бокал обратно на стол. — И лучше, если ты примешь этот факт как можно быстрее и не станешь усугублять ситуацию своими соплями. Люди рождаются и умирают — этот цикл не прерываем, запомни. Потому что вскоре тебе это понадобится, — женщина делает затяжку из наполовину истлевшей сигареты и выдерживает драматическую паузу, в которую Ева пытается собрать пазл из её херовой таинственности. — Тебе выпала возможность стать жнецом. Что скажешь? Браун удивленно смотрит на духа, придвигаясь к краешку стула, на котором сидит. — Ты сейчас серьезно? — недоуменно спрашивает блондинка. — Хорошо. Я умерла. Это я готова принять. Но, черт возьми, быть жнецом? — она вскидывает руки вверх и подскакивает с места. — Я еще в детстве получила эту гребанную должность! Неужели, я не могу хотя бы после смерти отправиться на пенсию? — Браун мечется по кабинету, как дикая кошка, надеясь что-нибудь изменить, но в душе она прекрасно знает, что всё давно решено. Еще при рождении, слышала? — О да, это тоже занятная история, — давит усмешку женщина и смотрит на Еву, — но я не собираюсь тебе её рассказывать. Думаю, у нашего босса это выйдет лучше. — Что за… — не успевает спросить девушка, как дух взмахивает рукой, и местонахождение Браун круто меняется. Она оказывается в темной — еще темнее прежней — комнате, где горит всего один камин, поэтому рассмотреть это место не получается от слова «совсем». — Вот сучка! — блондинка топает от злости ногой. — Да, этого у неё не отнять, — говорит неожиданно мужской голос, и Ева вздрагивает на месте. Лишь спустя пару секунд она точно знает, откуда прилетела реплика, а на подлокотник кресла у самого камина ложится рука с массивным кольцом на пальце. — Садись. Браун делает осторожные шаги в сторону второго кресла, стоящего рядом, и напряженно присаживается напротив камина, мгновенно почувствовав его жар на своей коже. Она смотрит на неожиданного собеседника и проглатывает вязкую слюну во рту, подтягиваясь прямо к спинке кресла. Мужчина спокойно переводит взгляд на блондинку, и Ева вдруг чувствует, как всё остальное становится совершенно неважным. Она готова в любой момент пойти и сделать то, что велит ей этот человек, и это странно и пугающе, особенно в такой темноте. Лишь огонь в камине служит источником света, но даже при нём девушке удаётся различить длинное, бледное лицо со впалыми щеками, которое напоминает ей скелет, обтянутый кожей. — Картошки? — предлагает он, протягивая пакет из McDonald's, хотя секунду назад у него в руках ничего не было. — Нет, спасибо, — запинаясь, отвечает Ева и наблюдает, как мужчина сначала заглядывает в пакет, а потом начинает есть картошку, как обычный человек. — Так, вы Смерть? — Как ты догадалась? — довольно саркастически спрашивает он, а Браун пытается незаметнее закатить глаза с мыслью, что сейчас даже нечисть кажется слишком продвинутой, и оттого невыносимой — одна мартини пьёт и платья дизайнерские носит, а другой — любитель фаст-фуда. — И тебя, наверное, интересует, что мне нужно от такой мелкой сошки, как ты? — Да, знаете, не помешало бы внести ясность во всё происходящее, — хмыкает Ева, а сама давится словами «мелкая сошка», поджимая губы. — У меня и выбора-то не было, — говорит Смерть. — Наверное, это моя ошибка. При отсеивании душ я был не слишком внимателен. Но в своё оправдание скажу, что трудно определить, на что способна душа при подобных обстоятельствах. Хотя, я знаю, на что способна ты. — Ева удивленно выгибает брови. Она не совсем понимает, о каких ошибках говорит этот мужчина, но спрашивать его об этом кажется самым глупым решением за всю историю человечества. — Знаю, что ты в замешательстве и не совсем понимаешь, о чем я. Я говорю о твоём даре. Ты ведь задумывалась, почему он у тебя? Как ты его получила? — Эти вопросы волновали меня всю жизнь, но я так ничего и не выяснила. — Ты не нашла бы ни одного ответа, Ева, — отвечает Смерть, и её имя с его губ звучит так по-человечески правильно, что девушка вытягивается, как струна, и внимает его словам. Какая-то неведомая сила подчиняет блондинку себе, и Браун не скажет, что она против этого. — В винчестеровских книжках такого нет. Потому что это единичный случай, когда не мы выбирали, а нас заставили выбрать, — продолжает он. Ева его не перебивает и не берется что-либо спрашивать. Как бы она не хотела поторопить его, сгорая от желания знать о себе, наконец-то, всё, девушка не могла противоречить древнему существу, который подчиняет её одним лишь своим присутствием. — Ты замечала, что с душами детей работать всегда труднее? Потому что они еще чистые, неопороченные этим грязным миром. Жнецы тоже подвержены сочувствию, а некоторые даже слишком. Именно это заставило жнеца отдать свои силы тебе, когда ты умирала. — Когда я… что? — удивленно восклицает Браун. — Когда это я умирала? Ну, кроме этого раза. — Сразу после рождения. Ты не знала? — лицо Смерти не изобразило удивления или хоть какой-то эмоции, в отличии от девушки. — В любом случае, это не моя забота. Жнец, пришедший за тобой, оказался слишком слаб, чтобы забрать душу только родившейся девочки. Он устал и хотел покоя, именно поэтому сбросил свою ношу на тебя. Смешно, но люди еще не самые эгоистичные в мире существа. — Сбросил на меня? Так вообще можно? — При желании — да, — отвечает мужчина. — Благодаря ему ты осталась жива, но именно из-за него покой после смерти тебе еще долго не светит. Теперь он навсегда заточен в Пустоте, а ты занимаешь его место. — Но я не хочу! — Я, может быть, тоже. Мне достаточно Винчестеров, которые умирают и воскресают каждый год. Да, их потуги быть вместе довольно забавные, но рано или поздно это закончится. А теперь ты. Мне было даже любопытно посмотреть на их подружку, но рядом с ними ты стала такой же, и в этом не оказалось ничего любопытного. — Ну, простите, что разочаровала вас, — саркастически бормочет себе под нос Ева. Теперь даже её новое амплуа, которым наградил какой-то очередной жнец, не кажется таким странным и раздражающим, как Смерть, разочаровавшийся в ней. — Любовь к Дину изменила тебя, — добавляет мужчина. — Меня утешает, что после того, как я сотру тебе память, ты вернешься к самой себе, не изломанной нежными чувствами. — Что? — удивленно восклицает Браун, оторвавшись от своих мыслей. — Сотрёте память? Но как же… Девушке кажется, что она тонет в информационном болоте, из которого выбраться возможно, лишь умерев еще раз. При жизни у неё не получилось завязать с этой работой внештатного жнеца, ведь были Винчестеры — те, кто никак не забывает о своей работе даже на секунду, и Ева надеялась, что обретёт покой после смерти, а получается иначе. Ей суют в руки новую жизнь без всех воспоминаний о своей семье или охотниках, в которой она продолжает делать то, что делала с рождения, а рядом сидит самая настоящая Смерть и давит на неё своим разочарованием. Не так Браун себе представляла загробную жизнь. — Ты же знаешь, что у тебя нет выбора? — мужчина поднимает на неё серьезный взгляд, и Ева действительно видит в нём бесконечную силу и могущество, хотя подобного еще никогда не видела, и содрогается. — Знаю, — тихо отвечает блондинка, опуская взгляд к языкам пламени в камине. Это действительно конец. Финиш её человеческой жизни и старт как жнеца без всяких тревог, воспоминаний, боли. Шанс, но совершенно не тот, что Еве так необходим. — Я позволю тебе в последний раз увидеть родных, — неожиданно говорит Смерть, от чего Браун вскидывает голову и смотрит на мужчину. — Как исключение для тебя. Но почему-то девушке хочется исправить на «исключение ради Винчестеров», и она сама не понимает, почему в голове всплывают эти слова. Ева кивает и поджимает губы в грустной улыбке.***
Ева выпрямляет спину, чувствуя, как внимательный взгляд Смерти впивается ей в лопатки. Он мог бы остаться в своём кресле с картошкой фри на коленях, но мужчине просто захотелось прогуляться, а заодно и посмотреть на её залитое слезами лицо. А ведь в уголках глаз действительно собираются слёзы, когда она смотрит на профиль своего брата, склонившегося над бумагами на письменном столе: это были истории болезней, рентгены и всё в этом духе. Это напомнило девушке о старых временах, когда, только ступив одной ногой в его комнату, она заставала что-то похожее, хотя для парня его возраста было бы более нормально, чтобы он курил травку или мастурбировал. А впрочем, Тони всегда был умнее остальных; и заботливей, особенно, когда у него такая странная младшая сестра. Ева подходит ближе к парню, замечает на столе рамку с общей семейной фотографией и тяжело вздыхает. Она даже не чувствует, как по щекам начинают течь слёзы, а руки сами тянутся к широким плечам старшего брата. — Не прикасайся, — громко говорит мужчина за спиной, и Браун неожиданно отдергивает руки, переводя на него удивленный взгляд. — Не тревожь его. Девушка недовольно поджимает губы, но руки опускает. На протяжении этих минут в небольшой лондонской квартирке, Еву мучают вопросы: знает ли Тони о том, что её больше нет в живых; получил ли её письмо, в котором всё расставлено по полочкам; и главное, сколько времени прошло с её смерти. Но даже если на эти вопросы ей ответят прямо сейчас, уже через какие-то двадцать минут она забудет об этом, ныряя в пучину вечности. Именно поэтому в этом не было смысла. Последний раз взглянув на старшего брата, Браун оборачивается к Смерти, который скучающе стоит в стороне, но всё же наблюдает за всеми её действиями. Блондинка уверена, что она даже подумать о чем-нибудь не успеет, как мужчина предугадает её действия и не позволит чему-то выбиться из колеи. — Можем идти, — говорит Ева, и Смерть мгновенно щелкает пальцами. Браун шатает в стороны, и она зажмуривает глаза, чтобы вернуть себе самообладание. Она надеется, что эта телепортация не будет проблемой, когда ей придется делать это самостоятельно. Они оказываются среди дешевого номера мотеля, в которых девушка была сотни раз. Она судорожно выдыхает и падает коленями на жесткий, прожженный, наверняка сигаретами, ковер — перед ней сидят Винчестеры. Сэм в официальном костюме и как всегда за своим лэптопом, а Дин — без пиджака, но тоже в костюме, буравит взглядом середину стола, за которым они с братом сидят, и давится третьей бутылкой пива, судя по количеству пустых на полу. — Оставлю тебя, — говорит Смерть, — хочу пиццы. С этими словами мужчина исчезает, но Браун даже не оборачивается, чтобы убедиться, а действительно ли он исчез. Полными слёз глазами девушка смотрит на парней, внезапно чувствуя себя самой несчастной душой на планете. А ведь они даже не знают, что она здесь сейчас рядом с ними. И никогда не узнают. Она их больше не увидит, а если и увидит, то не узнает. Еве так хочется нарушить запрет Смерти, коснуться братьев, обнять каждого из них, чтобы они почувствовали хотя бы ветерок её присутствия. — Может, уже достаточно? — Браун вздрагивает от голоса Сэма и, вытирая щеки от слёз, поднимает на него взгляд. — Еще даже не вечер. Дин смотрит на брата как-то апатично, безэмоционально, и, держа зрительный контакт, делает показательный глоток пива из бутылки, на что младший Винчестер тяжело вздыхает и снова опускает взгляд к монитору. Ева помнит, как просила их быть счастливыми, отдохнуть, снять метку, которая всё еще на руке Винчестера горит, выглядывая из-под закатанной до локтя рубашки. А это — не то, что подходит под определение счастья. Браун поднимается на ноги и заправляет волосы за уши. Нет, у охотников всё будет хорошо. Она это знает. По-другому и быть не может. Тут блондинка слышит шелест крыльев и оглядывается, встречаясь взглядом с Кастиэлем. Лицо ангела удивленно вытягивается, а после он недоверчиво хмурится и говорит: — Ты же… — Молчи! Не говори, что я здесь, — тихо шипит Ева, будто её действительно может кто-то услышать. — Кас? — окликает мужчину Сэм. — Всё нормально? — Дин тоже лениво оборачивается к другу, а ангел с заминкой кивает. — Да, я кое-что забыл, — говорит он, прикасается к плечу Евы ладонью, и они оба исчезают из номера, перемещаясь на парковку, где стоит импала, при виде которой у Браун ёкает сердце. — Так ты не умерла? — спрашивает Кастиэль, вопросительно склонив голову, будто щеночек. Именно в этот момент ангел кажется очень милым и, возможно, будь у Евы больше времени, они смогли бы найти общий язык. — Меня убеждают, что я мертвее мертвых, — девушка пожимает плечами, переплетая пальцы за спиной. — А теперь мне хотят стереть память и сделать из меня жнеца. Хотя, наверное, теоретически, я уже жнец. Не знаю. Всё слишком запутано. — Они очень переживают, — говорит Кас, кивнув в сторону здания мотеля. — Они справятся, Кастиэль. — Не думай, что это случится очень быстро. Люди долго справляются с горем, — отвечает ангел. — А ты знаток? Прочел пособие для ангелов «Как стать своим чуваком среди людей»? Похвально. Винчестеры в хороших руках, — говорит Браун. Она смотрит на Кастиэля и будто видит его впервые: ярко-голубые глаза, словно два океана ангельской красоты и невинности, этот темно-синий костюм и плащ, которые не менялись за столько лет ни разу, словно единственная бессменность среди ангельской армии. — Удивительно, но мы впервые разговариваем с тобою лицом к лицу, и у меня нет желания засунуть тебе в глаз клинок, а это прогресс. Почему ты так ненавидел меня с первого взгляда? Если ты ревновал к Дину, приятель, боюсь тебя разочаровать, он натурал. Кажется, — Ева хохочет. Было ли это притворство? Всё это. Её напускное спокойствие перед ангелом, перед самой Смертью? Скорее да, чем нет. Потому что по-другому она не умела; ей нужно было оттолкнуться от привычного, знакомого, а на данном этапе именно юмор является её главной отличительной чертой. Даже если он как у пятиклассника. — Я не ненавидел тебя, Ева. Может, не доверял. Я чувствовал, что ты не обычная, будто не человек вовсе, и я не мог этого объяснить. — Да, понимаю, — усмехается девушка, — мне самой только минут десять назад всё разъяснили. Неожиданно для себя Ева чувствует силу, которая тянет её обратно: в темную комнату с жарким камином, к существу, который превосходит в силе многих. Поэтому она спешит сказать: — Не говори Винчестерам, что я, ну, в общем, теперь такая. Пусть думают, что моя душа упокоилась после смерти. — Ладно, я не скажу, — обещает Кастиэль, и Браун чувствует, что хочет обнять этого ангела, который так раздражал её одним лишь своим присутствием, но берёт себя в руки и, поджимая губы, кивает. — Может, еще пересечемся, — подмигивает Ева, — на очередном апокалипсисе, что они устроят. Кас кивает, а Браун делает пару шагов назад, как что-то её уносит в темноту. Она крепко зажмуривается, ведь голова начинает кружиться и вертеться, как карусель, и блондинка еле удерживается на ногах — ей не нравятся эти телепортации. — Ну, что? Готова? — спрашивает Смерть, и Ева открывает глаза, наблюдая, как мужчина ест пиццу за столом. Комната немного светлеет, и девушке удается различить хоть какие-нибудь предметы мебели, кроме камина и кромешной тьмы вокруг. — Да, я готова.