The misconception of us

Солнце приятно по-весеннему греет и растекается ласковыми лучами по траве, мягкий свежий ветерок неспешно путается в волосах, птички поют — тишь да благодать. Ага. Как же. Для Чимина, сидящего на трибунах, пейзаж вокруг превращается в иллюстрацию землятрясения, когда на самом деле трясет не мир, а его самого. Окей. Всё хорошо. У него вовсе нет аритмии. И жарко так, потому что весна на улице. И в принципе, вообще, везде весна. Май. Месяц такой. Чимин сглатывает и нервно дёргает лямку рюкзака зачем-то. Ким Намджун поднял Мин Юнги за т а л и ю вверх и п о д б р о с и л. Чимин собственными глазами видел, как длинные жилистые кисти обхватили и почти сомкнулись в окружности, приминая красную спортивную безрукавку. Чимин разбивается об эту картинку и падает на землю тысячей стеклянных лепестков. Юнги орет на друга и пинает в коленную чашечку, а Намджун корчится от боли на траве, но всё равно смеётся счастливо. Юнги сегодня герой, Юнги спас игру и забил не один мяч в сетку, а главное — решающий двухочковый за четыре секунды до конца матча. Низкорослый, худой, но юркий, стремительный и сильный — вот такой у Чимина герой, от которого глиттер во взгляде или даже целая ёлочная гирлянда переливается. Последний раз он такое испытывал, когда начала получаться собственная хореография, и он был на взлёте от ощущения, что вот-вот почувствует вкус победы. Он был уверен на все сто, когда отправлялся на конкурс. Все, кто ему помогал и был рядом, твердили, что он обязательно выиграет. Это был кураж, яркое сладко-кислое, словно ягодный леденец, чувство под ребрами, в солнечном сплетении. Горячее и источающее свет. Духовный подъём, обретение смысла его жизни — вот так он себя ощущал. На конкурсе он получил позорное для своих амбиций четвертое место. Он ещё долго убивался, глядя на чужие постановки, почему не заметил примитивности своей и почему не смог придумать таких же связок? Они казались такими очевидными, были буквально перед носом, но Чимин не смог. А кто-то другой — да. Пака разъедало завистью от мыслей, что кому-то удалось, у кого-то предназначение, талант, а он никогда не сможет сравниться, просто потому что другой. Чимин понимал, что мог развиться в своем стиле и стать популярным, но это могло иметь место только за счёт того, что люди могли не выбирать между, а взять всё. Если бы существовала реальная конкуренция, монополия, где победитель мог быть лишь один, Чимина бы выкинули. Потому что, давайте будем честны: некоторые стили недостаточно цепляют, ты можешь развиться в рамках своей сущности, но проебаться в целом. Кто в здравом рассудке сможет выбрать бургерную, пусть и самую пиздатую, вместо ресторана, в котором сытно и вкусы такие яркие, разнообразные, а еда, как дома, на тарелках. Чимин проиграл и его разъедало завистью. Не то, чтобы он не задумывался над тем, что исход и этого чувства может оказаться плачевным. Но Чимин по натуре был позитивным суицидником или же просто мазохистом, если летального исхода не предполагалось. Он с радостью шёл на подобные афёры, ведь пока не попробуешь — не узнаешь. Для него цель всегда оправдывала возможные потери (пока потери не наступали), потому что Чимин был тупым романтиком, идущим на поводу своих эмоций. Чимин смотрит на него как на идола, и это само по себе приятно. Выдумывать кумиров и пускать на них слюну на самом деле доставляет ему удовольствие. Талия Юнги, рост Юнги, вес Юнги, который позволил его так просто подбросить, и вообще ЮНГИ. Пак готов каждую букву его имени зацеловать, даже если они будут размером с город. Юнги такой крутой, клёвый, хорош в баскетболе (бог игры!), носит классные шмотки в хип-хоп стиле, он блондин с дерзко выбритым затылком и висками, у него ГЛАЗА, у него к о н ф е т н ы е ГУБЫ, у него НОСИК, ПОДБОРОДОК, вычерченный неровной угловатой линией, словно кто-то грубо, но умело и твердо мастихином поработал, КАДЫК, ПАЛЬЦЫ, РЕСНИЦЫ, БРОВИ СТРЕЛАМИ, Н О Г И… И он просто невозможно сексуальный, горячий Мин Юнги. У Чимина сердце заходится так, что трибуны дрожат. Чимин завел бы себе дневник, чтобы описывать впечатления о каждом разе, когда видел Юнги. И он боготворит судьбу за то, что наделила старшего талантом в баскетболе, потому что больше нигде Юнги особо не светится (только в сердце Чимина). Он не выглядит, как фанат общественного внимания. А так Чимин имеет возможность залипать на него во время матчей и тренировок клуба. Форма у них, кстати, отпад. Ничего необычного, но Юнги под шорты всегда поддевает черные тугие леггинсы до середины икр, в которых его ноги выглядят ещё стройнее и очерченнее. Чимин следит за их контурами взглядом и ныряет под задравшуюся штанину объёмных шорт. — БУ! Пак испуганно визжит на весь стадион и цепляется за плечо парня слева от себя. Всё внимание резко приковывается к его персоне. Юнги смотрит на него тоже (как и вся команда, но кому, нахер, есть до них дело?), Чимин извиняется перед окружающими и старается слиться с воздухом. Сосед по трибуне отползает на лавке подальше. И не то чтобы Чимину не льстит всё это внимание, он внимание-блядь, если вам угодно. Но в свою защиту он может сказать, что спрос рождает предложение. Люди хотят зрелищ — вот Пак заорал, уже есть повод посплетничать или ядовито поржать за спиной. Тупой Пак Чимин развизжался на стадионе. Чимин был всё же напуган другом, но так же и радовался, что Юнги посмотрел. А ну как подумает: «Вау, чего это он кричал? Что там случилось? Любопытно, что там за движняк». — Тэ, ты совсем поехал, да? Друг ржёт, утирая слёзы, и хлопает себя по коленке. Наподдать бы говнюку, да Чимин не дерётся. — Ты б себя видел, друг! — он наклоняется к его уху, чтобы продолжить подъёбывать. — На кого ты так активно ронял слюни, что нифига вокруг не заметил, мм? Юнги-хён? Даааа? Чимин ладонью отодвигает его лицо подальше от себя. — Придурок. Фигню несёшь. Он краснеет и губу жуёт. Тэ липучий и иногда похож на пыточника. Слишком. Много. Видит. — А вот и нет. Влюбился. Влюбился-влюбился-влюбиииился! — Ким смотрит на предмет обожания друга и машет ему рукой. Чимин закрывает уши и жмурит глаза, прячась в коленях, но Тэхёну плевать и он продолжает, налегая сверху и проталкивая слова в уши. — Втрескался в Юнги-хёна! Втюхался, как мальчишка. Ха-ха-ха! Чимин принимается раздражённо отпихиваться от друга, при этом игнорируя взгляд баскетболиста, мол, смотри, это он всё виноват, а я просто привлекаю твоё внимание и запоминаюсь. Примелькаться — разве это не один из лучших способов флирта для неуверенных в себе? Ты, вроде как, и не выдаёшь себя, не делаешь ничего, что тебя спалит, «случайные» встречи, тем временем, кажутся судьбой, а это вызывает восторг и учащенное сердцебиение, даже если человек вовсе и не собирался в тебя влюбляться. — Слыш, друг, этот Пак Чимин смотрел на тебя очень по гейски, — заговорщицки шепчет Хосок ему на ухо, прикрывая рот ладонью. У Хосока, вообще, какое-то гипертрофированное чувство стража чужой личной жизни. Словно те, кто западает на Юнги, какие-то стрёмные личности, от которых тому нужна защита. А единственная защита, в которой нуждался Мин — это презервативы. Юнги смотрит на брюнета на нижней ступени трибун, который прикрывает лицо как может. — Вот это оскорблееение, — Мин щерится в улыбке и облокачивается на друга. — Надо бы ему морду набить за такое. Хосок отстраняется и смотрит на него шокированно. — Ох, чёрт. Бро. Только не говори, что набить его морду ты хотел бы своим членом, — Юнги улыбается сыто, щелкает пальцами, подмигивая; Хосок, собственно, всё понимает правильно. — Ебать. Реально. На стрелку лучше не зови. Один на один махайтесь. — Тебе никто и не предлагал, неудачник. *** — Хён, в зал не пойдёшь? — Чонгук просовывает голову в дверную щель и застаёт Чимина за тем, как тот, задрав футболку, разглядывает себя в зеркале. Пак резко опускает её обратно и отскакивает с видом пойманного за этим самым делом. — Ээээм… А ты чего делаешь? Ну прямо детская наивность. — Куки, я перестарался, да? Чонгук непонимающе тупит. Куда ж тут понять, без контекста-то? Чимин выжидает уточняющего вопроса, потому что, если просто так выкладывать всё — то зачем вообще диалоги строить? Собеседник должен быть напряжён и заинтригован, чтобы не выпасть из разговора. — С чем перестарался? — он протискивается чуть больше и перебирает пальцами полотенце на шее. — Ну, я перекаченный? Так же? Чимин не ожидает согласия, ведь представление о правильной комплекции (а главное, о целях, нафига) у них совершенно разные. Чонгук не верит в слово «перебор». — Хён, девчонкам нравится, — Чон со смешком облокачивается о дверную раму и складывает руки на груди. — Тут трудно перестараться. Чимин обречённо вздыхает и садится на кровать. Как и ожидалось. Нафига он спрашивал вообще — остаётся загадкой даже для него самого. Девчонкам, может быть, и нравится. А Юнги — нет. Это не точно, но правдоподобно. Лиги, типажи, все дела. — Так, что, идем? — Чонгук не анализирует вопрос про перекачку, просто игнорирует подтекст. — Нет, сегодня я пас. Младший ничего не говорит, только смотрит странно и уходит, махнув рукой на прощание. В этом его плюс — не доёбывается без дела. Нет — так нет. Чимин закрывает дверь на замок и возвращается к зеркалу, по пути снимая футболку совсем. Говорят, если начать вести малоактивный образ жизни и сесть на диету, то мышцы постепенно пропадут. Малоактивный образ и без качалки ему не светит, а вот диету можно и попробовать. Он оглаживает живот и старается максимально его расслабить, чтобы выглядел мягче и нежнее. Выходит, к слову, не особо. Словно его живот слепили из мукасольки и он совсем не пластичный после застывания. Чимин совсем этим не доволен. Если бы его внешность не была такой маскулинной, было бы не так страшно позвать Юнги куда-нибудь. А так, что выходило? «Привет, я Пак Чимин, да-да, я знаю, что похож на стероидного качка, но в душе я очень милый парень, ХОЧУ БЫТЬ СНИЗУ, я чувствительный и немного робкий, готовлю, правда, плохо, но ещё у меня есть губы красивые, тебе нравятся мои губы? А мне нравишься ты». Вот это он может сказать? Юнги казался стальным, казался резким, и о нём ходили слухи, что он охрененный актив в постели. Чимина все подъёбывали за рост, но он был выше Юнги! И это тоже было его проклятием. О росте Мина никто не шутил, кстати. Чимин стеснялся этой разницы. Просто катастрофа — влюбиться в крутого, но внешне хрупкого парня, когда сам ты жирный амбал, и рост твой недостаточно маленький! Никогда раньше комплексы Чимина по поводу роста не принимали такой оборот. Всю жизнь он канючил и просил боженьку о паре лишних сантиметриков, чтобы быть ближе к цифорке «180», а не «170», но боженька на святом духе вертел все его желания. А теперь вот так: не о том молиться надо было. Юнги, наверное, шарахнулся бы от него, если б узнал, крикнул бы «да ты меня раздавишь!» и сбежал бы куда-нибудь в санаторий залечивать свою психику. Такой расклад Чимина не устраивал. Не факт, конечно, что Юнги не пошлёт его на три весёлых, даже если Пак схуднёт… Но, что ему тогда вообще делать? Продолжать тайно сохнуть и страдать? А что, вариант-то неплохой. У Чимина разряд по неразделённой любви. Но Чимин был парнем немного более отчаянным и решил сохнуть и страдать, только хардкорнее: глядя на то, как Юнги на вечеринке выбирает не его, а кого-то другого. Аттракцион внутреннего баланса катал эмоции Пака по американским горкам, и Чимин познавал новые грани истерии. Всем рекомендует теперь: что может быть лучше? По таким местам он ходил редко. Никогда до этого момента. Именно на студенческие вписки. Предпочтение отдавалось сеульским клубам за пределами студ. городка, где Чимина никто не узнавал в лицо, зато лицо это любили. Где были высокие более мускулистые парни, которые велись на чиминов зад, а потом Чимин вёлся к ним домой и хорошо, культурно проводил время - галереи сосали. Чимин иногда тоже. А вот пойти на поводу у Чонгука и притащиться в одну из общажных квартир — это впервые. На самом деле, Юнги никого не выбирал. По крайней мере, на данный момент. Он просто сидел подобием мрачной тени в угловом кресле и пил пиво. Кресло было явно откуда-то спизжено или перекуплено. Иногда студенты выкидывали в коридор ненужные им вещи (типа старой мебели или её обломков), а другие студенты, у которых и такого не было, находчиво тащили этот хлам к себе сквозь этажи. Вот это кресло с виду имело подобную историю. И вот Юнги сидел, и Чимин, представьте себе, сидел тоже. Вокруг было шумно, темно, музыка играла негромко, но именно по той причине, что люди кругом хотели общаться. Да и танцевать тут негде было. Ягодный ликёр в стакане Чимина грустно плескался, а потому был опрокинут прямо в рот, чтоб ничего грустного больше снаружи не виднелось. Всё внутри, только внутри. Туда же, к мазохистским наклонностям и напускной драме. Чимин иногда осторожно зыркает со своего кресла-мешка на Юнги, и замечает некоторые перемены, представляющие его опасения на счёт этого вечера: к нему на подлокотник подсаживается хрупкий мальчик, который очевидно флиртует. Чимин осторожно тыкает себя в сердце ножичком, а незнакомца хочет отпинать ногами. Юнги лениво сминает банку от пива и бросает на пол. Надо бы взять новую. Хваён болтает ногами и ртом совсем рядом и, вроде бы, даже что-то интересное, но увы, сегодня Мин хочет кое-кого другого. Парень немного разочарованно сваливает, оставляя Юнги, наконец, одного. Итак, Пак Чимин. Юнги обводит взглядом его одежду и подмечает, что парень, кажется, пришел сюда страдать, а не веселиться. Заставил кто, что ли? Потому что огромная кофта с длинным рукавом и футболка сверху явно не намекают на желание оторваться как следует, как это делают младшекурсники, не озабоченные мыслями о дипломе. Тоскливый взгляд, болтающийся на дне стакана грустной одинокой вишенкой, всё только подтверждает. Юнги видел Пака раньше и даже без одежды: там было на что глянуть, а особенно потрогать, но влезать в подобную атмосферу ему что-то не очень хотелось. Утешать и утирать чужие сопли не лучшая перспектива на вечеринке. И всё же… нагнуть его хотелось сильнее, чем не хотелось с ним возиться, поэтому Юнги мужественно принимает решение подкатить шары. Он поднимается со своего продавленного кресла и, взяв с пола тот самый ликёр, который пил младший, примощается рядом. — Привет. Плеснуть ещё? А то что-то выглядишь грустным. О! Боже! Мин Юнги с ним говорит! Чимин лупит глаза поражённо и, хлопая ресницами, протягивает пустой стакан (соглашаться на всё подряд, когда застали врасплох, — первая реакция). Юнги усмехается и наливает ровно половину — оно, конечно, и так жирно, но не настолько, чтобы спалить намерение подкатить и напоить кого-то ради траха. Чимин отворачивается и выпивает залпом. У него сердце набатом, и одно желание — делать всё, что угодно, лишь бы не залипать, словно зомби, на самого шикарного парня его жизни. — Воу, ты полегче пей, — Юнги отбирает стакан шокированно и хлопает закашлявшегося Пака по спине. Ему на руку, если тот будет веселее и раскованнее, но такими темпами парня расслабит до самой отключки. Юнги не собирается никого насиловать во сне, господи-боже, ни за что. Если Чимин напьётся, вечер будет попросту испорчен. — Случилось что? Ох, Юнги хочет укусить себя за язык. Это самый херовый вопрос из всех, когда по человеку видно, что ДА, СЛУЧИЛОСЬ. Пошутить надо было, ой дурак! Но Чимин, вместо того, чтобы сказать «моя жизнь дерьмо», улыбается. — Нет, хён, что ты, — он трёт застенчиво затылок и смотрит в пол, а потом совершенно очаровательно дует губы. — Просто скучно. Чонгук меня сюда притащил, а сам свалил куда-то. Я даже не знаю никого… А ты чего на кресле пылился? — решает он перевести стрелки на старшего, лишь бы о себе не говорить. Юнги смотрит на него пару секунд, очерчивая приятный профиль парня взглядом. Он… милый. Мин подмечает красивую улыбку и мягкий чарующий голос, который ему немедленно надо вытряхнуть из-под кожи, потому что западать — это не в стиле Мина. Но… он немного пропускает ответ мимо ушей, заглядываясь на губы, которые перед поцелуем хочется сначала рассмотреть, долго упиваться их видом, естественными ярким цветом, формой (верхняя губа точно лук Купидона, из которого наверняка убивали любовью и не раз), мягкостью, которую они обещали. А потом провести большим пальцем по нижней, немного оттянуть и только потом прильнуть своим ртом. — Но ты знаешь меня, да? — игнорирует вопрос Юнги, больше из-за того, что конец фразы он не мог вспомнить вовсе, а середину — да, хоть с некоторым опозданием. — Но тебя все знают. Ну, баскетбольная звезда университета, все дела… Юнги морщится. Кто б знал, как его бесит излишнее внимание, а что ещё хуже — ярлыки, которые идут в комплекте с известностью. Не то, чтобы он имел право жаловаться, его нечасто доставали. Зато если доставали, то по полной. Но не в этом конкретном случае. Внимание Чимина льстило, а ещё обещало кое-что большее. — И что ж не подошёл, скучно же? — Юнги складывает ногу на ногу и свободнее откидывается на диване. Он фокусируется на глазах парня, избегая преступной зоны ниже. Хотя его глаза оказываются при рассмотрении не менее красивыми, чем губы. Только если губы были вратами ада, порочными и вызывающими грешные мысли, то глаза были поистине ангельскими. — Это было бы странно? В смысле, я знаю твоё имя, а ты моё — нет. О… Я — Пак Чимин, — он протягивает руку для знакомства. Как-то странно, что они разговаривают, когда только Чимин знает собеседника. Но Юнги говорит: — Я знаю, — и пожимает руку. — Слышал о тебе от… Хосока. Дааа… Он же твой сонбэ? Что ж, он удивлён. Юнги знает его имя. Вау. А ещё он очень добрый, как Чимин себе и представлял. Спросил, не беспокоит ли его что, да и в принципе, подошёл. Чимин, наверное, совсем унылым показался, раз старший решил его подбодрить. Надо постараться и не слить разговор, сказать что-нибудь интересное. Только вот вся беда в том, что с малознакомыми людьми трудно пуститься в долгую увлекательную беседу. Попросту не за что уцепиться. — Сонбэ, ага, — Чимин улыбается, а Юнги наливает ему ещё немного, совсем на донышке, опасаясь, что Пак опять хватит всё одним махом. — Спасибо, — Чимин берёт стакан и болтает ликёр, наблюдая за бликами. — Так всё же, почему сам не веселишься? Ты почти покрылся плесенью, как и то кресло. Юнги хмыкает. Покрываться плесенью — его стиль жизни. — Как раз думал о том, как бы развлечься этой ночью. А потом увидел тебя и решил, что ты мог бы с этим помочь, — Мин улыбается и ощупывает Чимина взглядом, открыто намекая какая и в чём заключается помощь. — Я? — младший нервно смеётся и указывает на себя пальцем. Немного разочаровывает, что старший подошёл лишь за тем, чтобы расспросить о других, но не хочется показывать, как он расстроен на самом деле. — Жаль, но ты обратился не к тому человеку, хён, — Юнги изгибает бровь, готовясь быть отвергнутым. — Я же никого тут не знаю, чтобы посоветовать. Только Чонгука, но он по девочкам, извини… Мин некоторое время недоумевает. Похоже, его не поняли? Он думал, что флирт очевиден, но либо Пак был слишком наивным (а ведь и не скажешь), либо дурачком, либо Юнги не дожал с намёком. Что ж, последнее можно поправить. Он улыбается мягко и кладёт ладонь на чиминово колено, поглаживая косточку большим пальцем. Пак замирает и смотрит в глаза, широко их распахнув. — Я имел ввиду именно тебя. Ох… Чимин ощущает жар на своём лице и старается отогнать не те мысли. Потому что, ну, не может же Юнги заигрывать с ним. Чимин совсем не его партия, он даже близко не похож на тех, с кем когда-либо видели Юнги. Смешно же, ну. Он как-то неправильно всё понял. — Я разве выглядел так весело? Ха-ха-ха, ты чего, хён? Если бы я был тобой, не подошёл бы к себе ни за что. Я бы подумал: «Этот парень портит всю атмосферу», — он специально смешно меняет тон голоса. — В общем, фиговая из меня компания, хён. Чимин заканчивает, весело хихикая, но Юнги почему-то не смеётся. Пак закрывает рот и не понимает, что он сделал не так? Он уже собирается что-нибудь спросить, но его прерывает наконец-то вернувшийся Чонгук. — Чимин, это срочно! — он хватает друга за запястье и быстро утаскивает за собой из квартиры, Чимин даже не успевает ничего сказать, только мажет растерянным взглядом по фигуре Юнги. — Что такое? Ты чего? — он смотрит на стакан в своих руках, который нечаянно из-за спешки Чона не успел оставить и прихватил с собой. — Да ничего. Это ты чего? Ты что, не заметил, как он тебя за коленку лапал? Он же — гей. — Чего? Чонгук, я знаю. Юнги-хён просто со мной говорил, — Чимин открыто ржёт от реакции друга, который не в курсе ориентации Чимина (не брал он его в свои клубы, кто ж натуралов в такие места зовёт?). — С чего ты вообще решил, что он ко мне приставал? Словно не ты меня по заднице хлопаешь каждый раз, как обижаешься. Чонгук смотрит на него, как на идиота, а на последнем предложении разевает рот от возмущения. — Ты и правда тупой. Я тебя бью больно и ни разу не по-гейски, а он колено тебе так старательно натирал, как сервиз серебряный. Ну, явно же клеился. — Ой, не выдумывай, Куки, он просто увидел, что мне грустно и пришёл развеселить, — Чимин выпивает ликёр и намеревается вернуться, чтобы хотя бы извиниться за свой внезапный уход, но Чонгук загораживает ему путь. — Он ещё и пялился так, нездорОво, а ты слепой, наверное. Дай сюда это, — он отбирает у друга пустой стакан. — Я верну. А ты домой иди, а то ещё надерёшься и приключений найдёшь на свой зад, — Чон зависает на секунду, обдумывая сказанное. — В буквальном смысле. Чимин смотрит на него с полу-весельем полу-удивлением, а потом пытается войти в квартиру снова минут через пять, но не тут-то было — дверь оказывается заперта. Ну, ничего себе. Алкоголь, выпитый не так давно, даёт о себе знать, и Пак теряет всяческое упорство. Он сдаётся судьбе и уходит к себе. Юнги тупит добрую минуту. У него из-под носа только что увели добычу. А Чимин даже не понял, что с ним флиртуют. И намёк почти перерос в прямое предложение переспать, но этому не суждено было случиться. Чимина увёл малой для какого-то срочного дела, и судя по его взгляду, сделал это специально, умышленно. Может, это парень его? Да не похоже. Сидел бы тут Чимин, когда его парень изменяет ему на глазах? Вот и Юнги думает: ни-фи-га. А ещё его простреливает воспоминанием, где Чимин рассказывает, что Чонгук по девочкам. Надо ж было так зависнуть в собственной голове, чтобы пропустить мимо ушей почти все слова. Малой возвращается один, и всякая надежда на то, что Чимин вернётся, исчезает. Юнги чувствует себя искренне раздосадованным и ему становится немного тоскливо: на этой дурацкой тусовке больше нет повода оставаться.