"Догадка или 5 человек, которые узнали нечто удивительное о семье Холмс"

- 1 – Эрнест Хиггинс - взрослый человек, но он вынужден признать, что боится этого телефонного звонка. Он планировал уйти, буквально десять минут, и он благополучно вышел бы за дверь, спихнув весь этот бардак на кого-то другого. Теперь же через стол на него уставились две пары распахнутых невинных глаз, наблюдая за каждым движением и, похоже, уже продедуцировав все вплоть до клеточного уровня. – Ничего не поделаешь, - мрачно побормотал он им. – Я обязан позвонить вашим родителям. Взгляды стали еще напряженней: один обеспокоенный, другой непокорный. Если позволить Люси сказать еще хоть что-нибудь, он проторчит тут до рассвета. – Люси, ты знаешь - сегодня мой короткий день. Девочка прищурила карие глаза, вздернув голову с надменным выражением, вдвойне удивительном на лице, обрамленном акуратными косичками.– Я думала, он в четверг, - заявила она чопорно. - В среду, - поправил он ее, взяв телефон. – Мой короткий день всегда по средам.- Эрнест нажал двойку на быстром наборе (даже его собственная треклятая жена всего лишь на тройке) и попытался не вздрагивать под взглядом семилетки. Шерлок Холмс ответил на второй гудок. – Здравствуйте, Хиггинс, - сказал он притворно весело. – Кто из них на этот раз под вашим надзором? - Оба, мистер Холмс. Было что-то в этом человеке, что заставляло Эрнеста каждый раз ежиться. Поэтому позвонив ему сейчас, он чувствовал себя немного виноватым из-за сжавшегося в комочек Эндрю. Мрачная же Люси просто скрестила на груди руки, щеки ее запунцовели от гнева. Если бы Эрнест не знал обратного наверняка, то был бы уверен, что мистер Холмс приложил руку к ее появлению на свет, настолько точно она его копировала. – Запись камеры наблюдения показывает, что они здесь с тех пор как прошел второй обход. - И никто из вас до сих пор не заметил их? - Они просто стояли у входа, пока не смогли просочиться внутрь, чтобы увидеть ястребов, которых мы уже попросили забрать людей из Королевского общества защиты птиц и... - А вы просто позволили им “просочиться”? Эрнест был не в силах ответить на этот вопрос. – Собственно, мистер Холмс, в это время я работал с несколькими наркодилерами и... - Ваши люди некомпетентны, - прервал его Холмс. – Не верится, что вы вообще способны функционировать самостоятельно. Двое семилетних детей не должны... - Эрнест подпер голову рукой и нажал на кнопку громкой связи, чтобы дети тоже могли слышать злой голос отца. Каким-то чудом мистер Холмс всегда знал, когда Эрнест переключается на динамик, и тут же начал говорить не столько о недостатках работы Лондонской полиции, сколько о «бессмысленном детском бунте против разумности и здравого смысла». Эндрю с беспокойством поглядывал на телефон сквозь тонкие очки без оправы; Люси выглядела просто скучающей. Через семь минут сорок секунд мистер Холмс наконец завершил свою речь. – Если через десять минут вы не будете ждать у дверей, ни один из вас всю следующую неделю не подойдет к компьютеру. - Нет, - выпалил Эндрю, хотя возражать обычно была прерогатива Люси. - Это несправедливо! - Вы представляете себе от чего я вынужден оторваться, чтобы прийти и забрать вас? – осведомился мистер Холмс, но дети молчали. – Десять минут, - рявкнул он в полной тишине и сразу же повесил трубку. Люси попыталась взглядом прожечь телефон, но Эндрю вскочил на ноги, направляясь к двери. – Люси, пошли. Эрнест едва успел написать смс своему боссу, а потом бросился следом с воплями: – Подождите, подождите, бога ради, не трогайте это... Десять минут никогда еще не тянулись так медленно. Когда они наконец добрались до первого этажа, комиссар полиции с кислым выражением лица уже ждал их. – Вам двоим, что, нравится быть наказанными? - Мы просто хотели посмотреть на ястребов, - говорит Люси, зло плюхаясь на скамейку. Эндрю степенно присел рядом, однако его внимание было приковано к человеку, стоявшему между двух констеблей в нескольких футах от них. – Он этого не делал, - заметил мальчик, указывая на парня. Лейстред вздохнул: – А я уж было подумал, вы просто хотите проверить, сколько раз сможете оторвать своих родителей от работы, прежде чем они по настоящему разозлятся. Люси ничего не ответила, Эндрю по-прежнему смотрел в сторону арестованного. – Нет, я серьезно, дядя Джефф*. Он невиновен. - Хорошо, спасибо, - сказал Лейстред и кивнул Эрнесту, прежде чем отойти разобраться в ситуации. Эрнест догадывался, что они снова будут вынуждены делать вид, что вовсе не двое младшеклассников помогли им закрыть дело. Печальное зрелище. - Итак, вы вполне способны следовать указаниям, - все трое повернулись на звук глубокого и крайне раздраженного голоса мистера Холмса, подходящего к ним. По пятам за ним шел доктор Уотсон. – Следовательно, это исключительно выборочная глухота. - Спасибо, - сказал Уотсон Эрнесту, который лишь слабо пожал плечами в ответ. Холмс взирал на обоих детей с выражением, которое по мнению Эрнеста стоило запомнить на случай, если когда-нибудь понадобится призвать к ответу собственных раздолбаев. А может быть и не стоит, потому что Люси выглядела не более чем раздраженной. – Что? Мы всего лишь хотели заняться чем-нибудь интересным. Продленка тупая. - Люсиль, - отчеканил Холмс. – Это должно прекратиться. - Не посылайте нас в скучные места! Доктор Уотсон выглядел сильно встревоженным. – Блю Холл в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, - на полтона ниже крика зашипел он. – Вы представляете, что с вами обоими могло случиться в таком огромном городе как Лондон, пока вы шляетесь тут совсем одни?! Сколько раз нужно говорить вам об этом? - Ничего же не случилось, - ответила Люси беззаботно, словно вообще не замечая сути проблемы. - Это не имеет значения! – взревел доктор Уотсон. - Пап, мы пообедаем по дороге домой? – спросил Эндрю, как будто этот разговор к нему не имел никакого отношения. - Не знаю, Эндрю, точно не сейчас, - пробормотал Джон, сверля глазами Люси. Эндрю нахмурился. – Но я голоден… - Эндрю, просто замолчи на секунду, хорошо? – скомандовал доктор Уотсон, переводя взгляд на сына. Эндрю скрестив на груди руки, упал обратно на скамью. – Это не справедливо, я все равно не хотел смотреть этих дурацких ястребов, мне не понравился ланч и теперь я остался голодным. Хорошо, пошли, - доктор Уотсон резким жестом поднял Эндрю. Шерлок, разберись с этим. Он увел Эндрю прочь, не переставая ворчать на необдуманность в принятии решений и импульсивность. Холмс проводил их глазами и повернулся к Люси, которая теперь выглядела еще более обиженной и мрачной. Боже, Эрнест надеялся, что все его будущие дети будут только и исключительно мальчишками. - Полагаю, я знаю, в чем дело, - проронил Холмс и подошел, чтобы сесть рядом с дочерью. Она сделала вид, что не слышит, предпочитая разглядывать носки своих туфель. - Это случайное недоразумение, Люси, - продолжил Холмс серьезно и уверенно. – Я думал, что Джон придет забрать тебя, а он думал, что приду я. Мы не планировали забывать тебя где-то. И мы не собираемся бросать тебя. Никогда. - Вы оставили нас там на целый день, - пробормотала Люси, и Эрнест удивился ее тону, тут же рассердившись на себя за это удивление. Он так привык, что Холмсы всегда выигрывают 2:0 в их пользу, и порой забывал, что Люси на самом деле просто маленькая девочка, которую уже обижали и бросали на произвол судьбы. Он иногда забывает, что она не всегда была Холмс. Невероятно, но это так. - Прости меня, - пробормотал Холмс, выводя Эрнеста из задумчивости. Ах, если бы он только мог записать эти слова для потомков, чтобы просто доказать, что он их слышал. – Этого больше не повторится. - Ты должен приходить, когда обещаешь, - тихо ответила она. И, боже, никаких девочек. Пожалуйста. Эрнест с легкостью представил себя штурмующим гору с переломанными ногами, если его маленькая девочка попросит его об этом таким голосом. Запросто. - Я постараюсь. – И добавил, помолчав. - Даю слово. Она уставилась в пол, приходя к какому-то решению. Потом поглядела снизу вверх на своего отца и кивнула. – Хорошо. Мистер Холмс встал, и Люси влезла на скамью, становясь на нее ногами. Даже сейчас она оказалась на полфута ниже его ростом. Девочка смотрела на него вопросительно, пока он не вздохнул и не поднял ее на руки. И тогда она немедленно обвилась вокруг него как гигантский осминог. – Прости, что так вышло с твоим делом. - Ничего, Хиггинс сможет закончить с ним сам. Эрнест открыл рот, чтобы попрощаться. Его телефон тут же начал зловеще вибрировать в кармане. Он в отчаянии посмотрел на мистера Холмса, но тот ответил мрачной ухмылкой. – Останки наверняка где-нибудь в Пекхеме. Прочесать придется всего несколько квадратных километров, хотя, очевидно, в темноте сделать это будет несколько сложнее. Эрнест смотрел им вслед и с отчаянием думал об окончательно пропавшем к чертям коротком дне. *прим.пер.- текст был написан до 2 сезона и авторы решили именно так назвать инспектора Лейстреда - 2 – Из всех детей, которых обычно ожидаешь увидеть в офисе администрации школы за получением дисциплинарных наказаний, фантастически талантливый и несомненно всячески выделяемый директриссой Брэдли ученик по имени Эндрю Холмс – последний. То есть он, конечно, бывал здесь раньше, и не раз. Например, когда он случайно поджег школьную лабораторию (дважды), или когда организованным им взрывом вынесло окна в классе. Ну или когда он случайно размножил крайне редкие (и довольно зловредные) споры плесени, которые через вентиляционную систему распространились по школе из пустующего кабинета биологии. Ребенок он талантливый, просто чудо, специально для него Элизабет Брэдли пригласила преподавателей со всей Англии, чтобы учить его и направлять его научную деятельность, когда навыков ее сотрудников оказалось недостаточно. Она как только могла развивала его творческий потенциал, делала все возможное для расширения его кругозора и развития интеллекта. Директрисса также поддерживала тесный контакт с обоими его родителями, желая убедиться, что Эндрю помогают в социализации, вытаскивают из его скорлупы, поощряют контакты с остальным человечеством, хотя задача эта представлялась в лучшем случае трудной, если не невозможной к решению. И именно поэтому видеть его, сидящего напротив ее стола с разбитым в кровь носом, синяком под глазом и выражением угрюмой ярости на лице, так грустно, что она почти не знала, как реагировать. - Он начал, - проворчал второй мальчик. Тимоти Франклин, всего два месяца в Сент Бернадетте, но директрисса уже хорошо его знала. Драчливость у него сочеталась с озлобленностью как результат тяжелейшего развода, ставшего откровенно безобразным усилиями матери ребенка. Элизабет Брэдли быстро проглядела докладную об инциденте, предоставленную заместителем директора. Из документа можно было выжать лишь скупое описание бестолковой драки во время обеда да список взаимных оскорблений. Она бросает взгляд на Эндрю: – Это правда? Мальчик скрестил руки на груди и упрямо надул губы. Все это могло бы показаться очаровательным, если бы дирекрисса не читала сейчас на лице Эндрю выражение крайнего гнева. - Да. Я его ударил. Но только потому, что он сказал вещи, которых не должен был говорить. Она почти не удивилась. – Что ты сказал, Тимоти? Тимоти в ответ лишь сопел окровавленным носом, глядя в свои колени. Сердце Элизабет дрогнуло, и она терпеливо ждала, пока он не выпалил: – Я всего лишь сказал ему правду. - Поделом ему, - пробормотал Эндрю, выглядя в точности как отец. – Он заслужил каждый удар, и я с удовольствием накостыляю ему еще. - Эндрю, - заявила она твердо. – Я не могу допустить, и не допущу, насилия в Сент Бернадетте. На его глаза навернулись горячие яростные слезы, и он вытер их запястьем, сталкивая вверх очки. – Он сказал, что мои братья и сестры мне на самом деле не родные, потому что мы не похожи. Она немедленно перевела взгляд на Тимоти, который покраснел и уставился в пол. То, что это правда – несомненно, но очевидно также, что все это не случайно, и эти обвинения вырвались из самого болезненного закоулка души Тимоти. Развод его родителей стал настоящим кошмаром в тот момент, когда на свет выплыло существование двух детей от любовницы. Но как бы то ни было, директрисса Брэдли не могла позволить подобное поведение в школе, где она так гордилась толерантностью, процветающей под ее твердой рукой, и трердыми принципами заботливо передаваемыми ею своим ученикам. Из приемной послышались голоса миссис Франклин и мистера Холмса. Эндрю, в отличие от Тимоти, который лучше справляется со своими чувтвами, наконец проиграл борьбу со слезами, и они ручьем потекли по лицу мальчика, сотрясая его тело от беззвучных рыданий. Директрисса нажала на кнопку вызова секретаря, и дверь открылась проктически мгновенно, впуская миссис Франклин и мистера Холмса. Они оба сразу бросились к своим детям, но было интересно отметить, насколько отличались их реакции. Мистер Холмс присел возле сына, наскоро отмечая его увечья – разбитую губу, синяк под глазом. Эндрю заплакал сильнее, и, хотя мистер Холмс ровно ничего не предпринял, самого его присутствия, очевидно, оказалось достаточно для утешения, и слезы Эндрю стали слезами обычного ребенка, который знает, что о нем беспокоятся. А миссис Франклин принялась ворковать над сыном, последнее, что, на взгляд Элизабет, стоило бы делать в подобной ситуации, и директрисса прервала ее причитания. – Присаживайтесь. Спасибо, что пришли так быстро. - Прошу прощение за отсутствие Джона, наш младший заболел, - обронил мистер Холмс. Элизабет подумала, что возможно, это к добру, ведь доктор Уотсон временами бывает довольно грозен в гневе, а в данной ситуации лучше позволить мальчикам высказаться искренне. Мистер Холмс продолжил: – Не могли бы вы объяснить, почему мой сын выглядит, будто он провел пару неудачных боксерских раундов? - Кажется, у нас тут возникла небольшая проблема, - сказала Элизабет и перевела взгляд на мальчиков. – Почему бы вам не объяснить, что произошло, джентльмены. Губы Эндрю так сильно дрожали, что она с трудом понимала одно слово из пяти в его сбивчивой речи. – Тимоти сказал кое-что, чего не должен был говорить о Люси, Монике и Кейдене; он сказал, что из-за того, что они не похожи на меня, они мне не по-настоящему родные братья и сестры. Я врезал ему, когда он сказал это, но все равно был зол, поэтому врезал ему еще раз. Мистер Холмс воззрился на своего сына так, будто впервые видел, Элизабет было знакомо это чувство. Она перевела взгляд на Тимоти, который избегал смотреть кому-то в глаза, особенно ей. – Да, я сказал все эти гадости про его семью, мама, но я не хотел. Ненавижу это все! Почему у папы новая семья? Те дети не похожи на нас, и он любит их сильнее, чем нас... А я, значит, ему больше не сын? Сердце Элизабет снова разрывалось, и, хотя выражение лица мистера Холмса по прежнему непроницаемо, она все же надеялась, что, возможно, этот инцидент не выйдет за пределы ее кабинета. Тимоти рыдал на плече матери, и миссис Франклин с болью в глазах смотрела поверх него на мистера Холмса и Эндрю. – Простите, мне так жаль. У вас замечательная семья, мистер Холмс. - А я прошу прощения за взрывной темперамент моего сына, - Эндрю посмотрел снизу вверх на своего отца, мистер Холмс бросил на него ответный взгляд, прежде чем обратиться к Элизабет. – Будет ли отстранение от учебы? - Они подрались в столовой, - ответила Элизабет. – Они могли бы серьезно покалечить друг друга или других детей. И хотя я сожалею о твоей ситуации, Тимоти, сожалею о твоих задетых чувствах, Эндрю, никому не будет позволено остаться безнаказанным. Сейчас пятница, середина дня, и я думаю, с согласия ваших родителей, что вы отстранены от учебы до конца выходных. Если мальчики и удивились, то хорошо это скрыли. – Я бы также хотела, чтобы вы оба, Эндрю и Тимоти, написали эссе, в котором объяснили бы, почему ваше поведение было предельно некорректным. Жду их во вторник в моем кабинете. Мистер Холмс коротко кивнул: – Мы благодарим вас, миссис Хьюз, за ваше время и проявленное терпение в этом вопросе, - сказал он, вставая и пожимая ей руку. Эндрю тоже вскочил и добавил после одного острого взгляда на отца: – Прости, Тим. За то, что я сделал. Я не должен был тебя бить. - И ты меня, - говорит Тимоти, утирая нос тыльной стороной ладони. – Прости, что стукнул тебя. Я не должен был говорить то, что сказал. В субботу вечером Элизабет и ее муж ловили такси в Вест-Энде, чтобы попасть на ранний ужин и представление в театре Плейхаус. Так получилось, что они проезжали через Бейкер-стрит, и она совсем не удивилась, увидев покрытого пылью с головы до ног Эндрю Холмса, тащившего черный пакет с мусором к бачкам на углу, под наблюдением вооруженного веником сурового доктора Уотсона. - 3 – Герцогиня Беатрис Николетт Черчилль была женщиной, привыкшей получать лучшее от жизни. Она всегда была украшением любого бала, центром каждого раута, подлинной светской львицей. Одним своим присутствием она привносила понятие хорошего тона в высшее общество Кента, возрождая те светлые дни, когда леди были истинно леди, а джентльмены – джентльменами. Знать увивалась вокруг нее, заглядывая в рот, ловя каждое слово. Когда ранней весной пятого года пребывания в Кенте она решила, что попросту перосла этот провинциальный город, она легко убедила мужа переехать в Лондон, где он смог бы развивать бизнес, а она обучать жизни молодых жен богатых политиков. У Черчиллей были правильные связи, правильные друзья, они жили в правильном районе, и, что немаловажно, их дети ходили в правильную школу - Академию Сент-Бернадетт. Беатрис даже не осознавала, насколько в правильную, пока одним осенним днем, неожиданно, буквально как гром среди ясного неба, она обнаружила, что граф Абингдонский записал туда детей. Естественно, родители в Сент-Бернадетте были без ума от восторга: престиж обучения с наследником графского титула в их школе был очевиден каждому. Такого ажиотажа эта новость разумеется не вызвала бы, если бы не ореол загадочности вокруг самой личности графа. Он был до смешного красив, с копной буйных темных кудрей и самыми прекрасными глазами, которые Беатрис когда-либо доводилось видеть. Каждый раз, когда ей случалось мельком увидеть его, на нем было превосходное пальто минимум за две тысячи фунтов и не менее безупречная одежда, несомненно, от ведущих дизайнеров. Само его имя – Шерлок Холмс – такое восхитительно странное, но вместе с тем великолепно традиционное, как будто пахло старым родом. И если всего этого недостаточно, то, безусловно, ко всему, о боже, его окружала аура таинственности, действующая как нектар на пчелу – невозможно было сопротивляться. Он не носил кольца, и хотя Беатрис счастливо замужем за Чарльзом и одобряет его твердую решимость стать к 50 годам премьер-министром, но - ах! В конце концов, у нее есть незамужняя сестра в Честерфилде, которой очень подойдет и сам граф, и его серьезное безупречное поведение. Так что невероятно опытная в налаживании полезных связей Беатрис, положила целью узнать о графе все. Голубая кровь должна тянуться друг к другу. Граф существенно усложнил ей задачу. Никто не знал о нем ничего, помимо титула, как будто он внезапно появился ниоткуда. Даже секретарши главного офиса Сент-Бернадетта, всегда готовые поделиться с Беатрис свежей сплетней, к ее досаде на этот раз как воды в рот набрали. Самое обидное, что его редко видели в школе. Вместо этого он предпочитал вверять детей разным слугам, вроде огромного шведа или коротышки, весь гардероб которого, казалось, состоял из армии свитеров цвета овсянки. В Лондоне для Беатрис первым, и, возможно, самым важным проектом становится поощрение дружбы между маленькими лордом и леди и ее собственной дочерью. Отправным пунктом в этом деле стало назначение себя президентом Ассоциации родителей и учителей. Она приложила титанические усилия, чтобы сделать этот год для детей незабываемым. Целый год она устраивала вечеринки, весенние карнавалы и зимние балы в собственном особняке, в надежде выманить затворника графа в общество. Однако за весь учебный год она видела графа в школе лишь дважды: один раз, когда маленькому Эндрю вручали награду за научный проект, второй раз он пришел послушать своих детей на рождественском концерте. Каждый раз он держался так, будто все это его абсолютно не касается, а когда мероприятие заканчивалось, он не смешивался с остальными родителями и не оставался наслаждаться тортами и пирожками, испеченными Беатрис лично. Он предпочитал позвать детей и, вежливо кивнув всем собравшимся, быстро уйти в сопровождении того невысокого няньки. - Здравствуйте, - обратилась она однажды днем к няньке молодых лордов, джентльмену в очередном бежевом свитере, пока она ожидали детей перед выходом. – Я Беатрис Черчилль. - Глава Ассоциации родителей и учителей, да, я знаю, - ответил мужчина, улыбаясь. На руках у него сидел мальчик с кожей цвета карамели и самыми прекрасными глазами, которые она когда-либо видела у ребенка. – Джон Уотсон. На самом деле он весьма обаятелен, и красив приятной мягкой красотой, что облегчает ей задачу добиться своей цели.– Моя Марджери в одном классе с Люсиль. Прекрасная девочка, маленькая Люси. - Спасибо, – странно ответил мужчина. – Вчера вечером она сказала, что школа собирается проводить конкурс талантов? - В ближайшие пару недель, - пояснила Беатрис, радуясь, что новости дошли до детей и, следовательно, и до графа. – Люси уже что-нибудь придумала? - Люси всегда что-нибудь придумывает, - улыбнулся мистер Уотсон, перехватывая ребенка другой рукой. – Она настоящая начинающая Дива. Прямо не знаю, что мы будем делать, когда Шерлок узнает. Она издает вежливый смешок: – Вы, должно быть, очень заботитесь о детях. Странное выражение пронеслось по его лицу. – Конечно. Они замечательные дети. - Как долго вы работаете у графа? Он замер: – Я… - Представляю, какая это честь - быть среди его домочадцев. Граф! И такой человек как он – прошлой осенью он пожертвовал три тысячи фунтов спортивной лиге Сент-Бернадетта и сорок детей смогли принять участие в национальном футбольном турнире. Без его помощи они никогда бы не смогли туда поехать. Он ничего не ответил, но она не сдалась, лишь придвинулась ближе, уверенная, что наконец обнаружила источник информации. Нужно всего лишь подтолкивать и раскачивать, как шатающийся зуб. – Я была бы просто в восторге, если бы моя Марджери и Люсиль стали близкими друзьями. Губы мистера Уотсона изогнулись в слабой улыбке. – Неужели. - Марджери хорошая девочка, прекрасно воспитанная. Вы знаете, как сегодня мало молодых людей учат уважать аристократию, у них с Люсиль много общего. - Я уверен, что это так, - говорит мистер Уотсон. Разговор окупился практически сразу, как она и предполагала. Уже на следующий день Марджери примчалась из школы, сжимая в руке заветное приглашение на день рождения Люсиль Холмс. Беатрис превзошла себя. Празднование предполагалось в следующую субботу, на фешенебельной Бейкер-стрит, где граф, несомненно, владеет пентхаусом. Следующие восемь дней стали непрерывной подготовкой к важному событию. Она раздобыла новое брэндовое платье для Марджери, записалась на прием в лучшие салоны на прическу, макияж и маникюр для них обеих, и три дня страдала, выбирая идеальный подарок для дочери графа. Наконец, она нашла то, что нужно: шкатулку из слоновой кости, украшенную 24-каратными бриллиантами, жемчугом и рубиновыми вставками, запаковала ее в розовый персидский шелк и перевязала миленькими бантиками. Чарльз даже заказал лимузин с водителем, чтобы отвезти их на Бейкер стрит в назначенный день, конечно, с небольшим эффектным опозданием. Водитель остановился перед какой-то лавкой фастфуда, но Беатрис прекрасно осведомлена о причуде сказочно богатых людей прятать свои дома,а от такого загадочного человека, как граф, меньшего она и не ожидала. Дверь, к ее удивлению, открывает сам маленький лорд. Его раздолбанные кроссовки и поношенная одежда вызывают недоумение, а на разодетую Марджери он разинул рот, как маленькая гуппи. Прекрасная иллюстрация до каких крайностей доходят родовитые семьи при инбридинге. – Ух ты, - наконец выпалил он. - Эндрю! Кто там... О! – из-за его плеча появился мистер Уотсон, улыбнулся и протянул руку. – Добро пожаловать, пожалуйста, входите. Марджери, какое красивое платье. - Спасибо, мистер Уотсон, - ответила Марджери с идеально выверенной любезностью. Оба, судя по всему, достаточно впечатлились, чего Беатрис и добивалась. Они, очевидно, нечасто сталкивались с хорошими манерами. Просто позор! Будь по ее воле, каждая юная леди получала бы обязательные уроки по этикету, организации раутов и ведению хозяйства. Эндрю выдавил: – О! Мистер Уотсон улыбнулся, развернул его за плечо и подтолкнул к лестнице. – Почему бы тебе не показать дамам квартиру? Я за пирогом. Заодно приведу твоего отца. - Но... - Давай, Эндрю. Дамы, прошу прощения. Первой мыслью Беатрис была: “Это не похоже на пентхаус”. Она не знала, что ожидала увидеть, но уж точно не захламленную прихожую с рядом дорогой детской обуви вдоль стены, обклеееной возмутительными обоями, которые последний раз переклеивали году этак в 1974. И уж точно Беатрис не ожидала увидеть тесную гостиную, полную разномастной мебели и смеющихся девочек в свитерах и джинсах, не говоря уж о черепе антилопы в наушниках в самом центре комнаты. При их появлении девочки резко прекратили болтовню, а Люси вскочила на ноги. – Марджери! – взвизгнула именниница и крепко обняла подругу, невольно измазав всю спину брэндового нарядного платья гостьи каким-то красным соусом. Похоже никого не волнует, что остальные гостьи одеты совершенно не подобающе случаю. Один миг, и стайка взволновано щебечущих девчонок уносится по ступеням наверх, оставив за собой только мрачного юного графа, младенца и молодую леди, в которой Беатрис смутно признала ученицу Сент-Бернадетта. Люсиль прокричала с лестницы вниз: – Моника, давай сюда, мы начинаем играть,– и молодая леди рванула с места как пуля. - Да, - протянул Эндрю, вручая графине ребенка и одергивая пиджак. – Тут всегда так. И вот, совершенно внезапно, Беатрис осталась одна одинешенька в совершенно обычной квартире с замурзанным ребенком на руках и без малейшего представления, что же это все было. - Ну, - пробормотала она, и ребенок широко ей улыбнулся. Несомненно, эта квартира - холостяцкая территория. Хотя здесь было поразительно чисто, она была до потолка завалена игрушками, книгами и бумагами. На обеденном столе в тесной кухне красовались пирог и мороженое, на столе возле плиты свалены коробки из-под пиццы. В туалете не обнаружилось полотенец для гостей, а крики девочек наверху доносились эхом сквозь тонкие как бумага стены. Беатрис видела достаточно. Она положила подарок от Марджери на стол, хотя, если честно, она была бы не прочь забрать его и вернуть в магазин. В гневе она пошла к двери, чтобы найти мистера Уотсона и графа и поделиться с ними кое-какими мыслями на их счет. Далеко ей идти не пришлось. Они оба стояли внизу лестницы и целовались. Мистер Уотсон отстранился первым, с порозовевшими щеками и красными губами, граф же поймал ее взгляд через секунду, глядя непроницаемо, но почти... с насмешкой. – Миссис Черчилль, - проговорил он глубоким голосом, максимально вежливо. - Я не понимаю, - выпалила она. – Я не понимаю вас, или вот этого, - она тыкнула пальцем наверх, а потом в двух обнявшихся мужчин, - или... или я вообще ничего не понимаю! - Мои вам искренние соболезнования, - ответил он, забирая у нее ребенка и нежно подкидывая его на руках. – Позвольте мне облегчить вам груз непонимания, раз уж у Кента репутация места, где разлагается разум. Я действительно являюсь графом Абингдонским, поскольку титул перешел ко мне после того, как от него официально отказался мой старший брат. Его, видите ли, более интересует построение политической карьеры, чем аристократические титулы. Вы неоправданно много уделяете внимания внешнему престижу и лоску, миссис Черчилль, возможно чтобы замаскировать собственную социальную неуверенность. А возможно в качестве защиты от потенциального пренебрежения со стороны тех аристократов, кто будет смотреть на вас сверху вниз, ведь вы всего лишь одна из многочисленных провинциальных герцогинь из не самой богатой части страны. В любом случае, раз уж наши дочери посещают одну школу и по-видимому дружат, я действительно настаиваю, чтобы, по крайней мере в моем присутствии, вы оставили это неуместное позерство, так как я нахожу его отвратительно наивным. Он остановился на пороге и оглянулся: – Да, кстати. Джон Уотсон мой партнер, в июле будет одиннадцать лет, как мы женаты. А в связи с изменнением политики Ее Величества в отношении графских титулов, этот факт делает моего супруга лордом. Не вздумаете еще раз обратиться к нему, как к наемному работнику. Когда мистер Холмс скрылся в квартире, доктор Уотсон с легкой улыбкой обратился к ошеломленной Беатрис: – Почему бы вам не зайти попозже? Вечеринка закончится в шесть, - и он последовал за графом вверх по лестнице. –4 – Миссис Бет Хендерсон, воспитательница, пятидесяти двух лет от роду, ничуть не удивилась, обнаружив в своей группе детского сада еще одного юного Холмса. Скорее она удивилась, почему они сделали такой большой перерыв, и Бет уже почти поверила, что они решили остановиться на троих. Миссис Хендерсон была крайне рада убедиться в своей ошибке, потому что этот четвертый, Кейден, с легкостью стал ее любимцем не только в этой группе, но и среди всех ее питомцев, а она преподавала уже многие, многие годы. Она привыкла к их семейным причудам, тем уникальным историям, которыми дети Холмсы делились с группой; странным дорогим автомобилям, иногда увозящим детей из сада; манере Шерлока анализировать каждого в комнате или к виновато прихрамывающему Джону, прибывающему со всем своим табором в конце дня с солидным опозданием. Джон обычно носил Кейдена в слинге на груди, других двоих детей крепко держал за руки, а четвертый поспевал следом, наслаждаясь временным послаблением контроля. Когда этим свободным ребенком оказывался Эндрю, забрать малыша из сада всегда занимало у них в два раза больше времени чем обычно, так как Эндрю поминутно останавливался, чтобы прицепиться ко всему, что попадалось на его пути. Сотрудники детского сада обожали наблюдать за этим шоу, даже когда остальные родители жаловались, вынужденые освобождать Холмсам дорогу. Люси всегда была невероятно обаятельна и в высшей степени практична; Эндрю обогнал в учебе всю группу за одну только первую неделю занятий. Бет не учила Монику, но ее воспитатели беспрерывно восхваляли эту серьезную кроху, способную одной редкой улыбкой зажечь солнце. Но когда Бет впервые увидела Кейдена, первой ее мыслью было – удивительно, как кто-то мог отказаться от такого волшебного ребенка. Когда Шерлок и Джон в первый раз привели Кейдена в сад, казалось, им обоим труднее оставить его, чем ему отпустить их. Шерлок лучше скрывает свои чувства, бога ради, это же Шерлок, но после стольких лет знакомства она конечно же все замечает. - Хочешь сказать родителям, что увидишь их, как только закончатся занятия? – предложила она и улыбнулась ободряюще, когда Кейден повернулся и поднял сияющий взгляд. - Увидимся позже, - сказал он и немедленно направился к конструктору. - Ага, - ответил Джон затылку Кейдена, коротко кивая сам себе. Шерлок слегка нахмурился, будто печалясь по чему-то безвозвратно уходящему. Бет сдержала смешок: – Я уверена, что он не слезет с вас, когда вы придете его забирать. Джон улыбается, будто сам себе кажется смешным. – О, это маловероятно. Она позволила им постоять еще минуту-другую, тем временем помогая другим детям снять куртки и переобуться, успокаивая других родителей, а потом сделала шаг назад и произнесла ласково: – Теперь вам действительно нужно идти. - Верно, - твердо сказал Шерлок, и потянул Джона за локоть. – Пойдем, Джон. Бет наклонилась к Кейдену, поглощенному строительством башни с тремя другими детьми. – Может помашешь отцам на прощание? Он взглянул на нее снизу вверх, а потом вскочил, послал абсолютно обезоруживающую улыбку родителям и замахал с таким энтузиазмом, что снес половину недостроенной башни. Джон все еще махал в ответ, когда Шерлок тащил его к двери. –5 – - Кто это? – спросил Мэтт о только что вошедшем мужчине, который даже если не обращать внимание на шикарное пальто, дизайнерский костюм и дорогую обувь, поражал воображение. Мэтт работал в Бернадетте всего месяц и с тех пор встречал кажется не меньше сотни людей ежедневно, но такого он уж точно запомнил бы. Хелен рассмеялась. Они вдвоем уплетали свой обед за стойкой администрации, пока класс Мэтта сидел в столовой. – Это мистер Холмс, и расслабься - он женат и у него четверо детей. - И не сомневался даже: зацапан столь же роскошной аристократкой, кто бы мог подумать? Мистер Холмс, слегка нахмурившись, стоял в вестибюле, с космической скоростью что-то набирая на мобильном. Мэтту стало любопытно, кого или чего он ждет. Светлые глаза Хелен сверкнули мягкой насмешкой. – Вобще-то, его муж военный врач. Забавно было наблюдать как брови Мэтта, приподнятые в веселом изумлении, взлетают на лоб. – Да ладно?! - Честное пионерское, - сказала она и засмеялась. - Подожди минутку, - лицо Мэтта вспыхнуло догадкой: – Мистер Холмс – отец Люси Холмс? Так это он? - Угу, - хмыкнула Хелен. – Многое объясняет, не так ли? - Да практически все. Люси совершенно очевидно была одной из самых умных детей в его классе, но кроме того она умела внушить Мэтту неприятное чувство, будто это он должен у нее учиться, а вовсе не наоборот. Когда в конце третьего рабочего дня Люси подошла к нему и популярно объяснила, что Грейс вовсе не так преуспевает в учебе, как пытается продемонстрировать, у Дилана проблемы с Патриком, но он боится показаться маменькиным сынком и молчит, а у Мэдисон сложные семейные обстоятельства, поэтому он должен дать ей послабление за невыполненное домашнее задание, у него возникло стойкое ощущение, что все это страшный сон. Она обладала небывалым для ребенка самоконтролем; но один взгляд на ее отца, прямо излучавшего уверенность альфа-самца, все мгновенно прояснял. - Мистер Холмс, - окликнула его Хелен, поскольку тот не пытался ни заявить о своем присутствии, ни уйти из вестибюля, – могу я вам чем-нибудь помочь? - Пока нет, - ответил он, не отрываясь от телефона. Бровь Мэтта взлетела вверх, но Хелен только пожала плечами и невозмутимо возвратилась к прежнему занятию. Менее чем через минуту из коридора послышался топот трех пар бегущих ног, и мистер Холмс наконец поднял взгляд. Люси, еще одна маленькая девочка примерно того же возраста и спешивший следом мальчик обступили его, радостно улыбаясь. – Прости, что мы опоздали, отец, - выпалила Люси, – Эндрю хотел закончить рисунок. И Мэтт мгновенно сообразил, что мальчик, гордо держащий плакат «Аллостерическое превращение фермента», знаменитый Эндрю Холмс, которого его уже просили не подпускать к школьным лабораториям без особого разрешения директора. - Отлично, - улыбнулся мистер Холмс. – Папа будет наверняка доволен. Маленькая девочка в середине спросила неуверенно, но с любопытством: – Мы пойдем к папе на работу? Эндрю успел ответить раньше: – Отец уже написал смс, и папа встретит нас здесь. Непонятно как он догадался, но почти в ту же секунду входная дверь открылась, чтобы впустить чуть прихрамывающего невысокого человека с малышом на руках. - Привет, папа, привет, Кейден! – вопит Люси, подлетая поиграть с ребенком, а Эндрю сразу подскакивает с другой стороны, поднимая свой плакат: – Посмотри, пап, это оксидаза глюкозы! Маленькая девочка следует их примеру, спокойнее, но не менее радостно, подходя с другой стороны с мягким “Привет”. - Ух ты, ты действительно меня слушал, - сказал мужчина сияющему Эндрю, наклоняя малыша вниз так, чтобы Люси могла подуть ему в нос, на что тот радостно захихикал, а другой ругой обняв вторую девочку. - Он так вырос, мистер Холмс, - заметила Хелен, улыбаясь. – Оглянуться не успеем, а он уже будет бегать по этим коридорам в синей форме Бернадетт. Мистер Холмс весело поднял брови. – Раз уж он у нас последний... - заявил он твердо, многозначительно взглянув на мужа, который безмятежно улыбался в ответ. – До завтра, как обычно, - вернулся он к Хелен. - Хорошего вам дня, - невозмутимо ответила Хелен, не дожидаясь ответной любезности. Нет, мистер Холмс не кажется нелюбезным, просто немного странным на взгляд Мэтта. Впрочем, именно такие чуть странноватые всегда фантастичны в постели, подумал он мечтательно. - До свидания, мистер Кэмдис, - голос Люси резко выбил Мэтта из фантазий, он не ожидал, что она его заметила. – До свидания, Люси, - улыбнулся он ей. Мистер Холмс перехватил ребенка, сразу принявшегося рассказывать отцу что-то маловнятное, и сумку у другого мужчины. Люси и Эндрю окружили родителей, тарахтя со скоростью миля в минуту и перебивая друг-друга. Тихая маленькая девочка тоже начала хихикать и время от времени поправлять совсем уж нелепые замечания остальных детей. Они цепочкой прошли через двери, и в помещении воцарилась почти оглушительная тишина. - Сегодня было самое тихое отбытие семейства Холмс из всех, что мне довелось видеть, - заявила Хелен, и Мэтт рассмеялся. *** В этот раз за ними никто не наблюдает. Однажды утром, когда дети сонно жуют свои тосты, Шерлок сонно пьет свой чай, а Джон сонно кормит Кейдена, дремлющего за столом с набитым овсянкой нежным ртом, происходит удивительная вещь. В дверь кухни спокойно входит и садится собака. В другой семье, в более нормальной семье, появление собаки стало бы причиной для некоторого беспокойства. В конце концов, животные обычно не материализуются из воздуха в дверях. К счастью, на этой кухне сидели вовсе не те, кого общепринято называть нормальной семьей, и поэтому, не отрывая взгляда от газеты, Шерлок спокойно сказал: – Однозначно - нет. Дети, которые сидели тихо в ожидании взрыва, начали одновременно выпаливать различные комментарии: от удивления «Что здесь делает собака?» и отвращения «Боже, она воняет» до внезапной, полной искренних слез мольбы: «Пожалуйста, не заставляй меня отдать ее обратно!» Если бы эта просьба исходила от одного из старших детей, она была бы безаппеляционно отклонена. Но малышка Моника смотрит на отца огромными карими глазами, умоляющими как никогда. Шерлок опустил газету: – Ответ по прежнему - нет, Моника, но я разрешаю тебе объясниться, прежде чем мы вернем ее обратно. Его младшая дочь уткнулась в свой тост, щеки мокрые – воплощение страдания. Шерлок дал ей время утереть глаза ладонью и дождался, пока у нее перестанут дрожать губы. – Итак? - Она повсюду ходит за мной. В школу и... когда я выхожу, она меня ждет. Она всегда рядом со мной. - И конечно это означает, что мы должны взять животное в дом, - ответил он. Джон, который был подозрительно тих, начал говорить: - Шерлок, - и гений мгновенно догадался, кто сообщник девочки. - Нет. Однозначное нет. Ты только что сказал «Шерлок» таким тоном, который уже однажды использовал, когда ввел Кейдена в нашу жизнь. Не то что бы я был против, - добавил Шерлок, большим пальцем нежно смахивая с подбородка Кейдена овсяную кашу, - Но факт остается фактом. Собаки не будет. - Этой собаке некуда идти, - Джон продолжил настаивать. – Она бездомная – я проверял, у нее нет чипа. - Все проверил, значит? - сказал Шерлок, но прежде чем он смог объяснить себе, как же так получилось, что члены семьи сговорились против него, особенно по вопросам, связанных с домашними животными, Моника воскликнула: – Я буду о ней заботиться. Кормить ее, гулять с ней, мыть ее и давать ей воду. Ручей ее слез внезапно перешел в настоящий поток, спазмы сдавили грудь так, что она с трудом могла дышать. Шерлок уже едва мог понять ее сдавленное: – Пожалуйста, отец, пожалуйста. Шерлок хмуро зыркнул на нее и двух старших, уставившихся на него в немом ожидании, Джона, уткнувшегося в овсянку Кейдена, и самого Кейдена, который выбрал именно этот момент, чтобы одарить отца широченной улыбкой. - Черт с вами, - сдался Шерлок, и вот дети кричат ура, Моника рыдает, Джон склоняет голову, чтобы спрятать улыбку, а собака от всех волнений радостно лает и писается прямо на кухонный пол.В этот раз за ними никто не наблюдает.