Допинг

Первый поцелуй был неожиданным. Да и вряд ли можно было назвать неловкое касание губами полноценным поцелуем. Но Антон все равно вспоминал именно его с особой теплотой. А все потому, что поцеловал его тот самый человек, который больше всего в последнее время действовал ему на нервы. И чего он пристал тогда к Шипулину со своим дурацким «прости»? — Антон, — тот, кому принадлежал этот голос, был сейчас совсем некстати. Когда-то они были почти друзьями. Ну, может, не совсем друзьями, но очень хорошими приятелями. Когда-то очень давно. Кажется, что даже не в этой жизни. Все перечеркнула та самая допинговая травля, когда нечистые на руку чиновники от спорта стали ровнять под одну гребенку всех российских спортсменов. Слово «русский» уже изначально стало синонимом «виновный». И то, что француз полностью принял сторону обвинения, особенно выбешивало. — Что-то важное, Мартен? — голос у Антона был тихим, уставшим и каким-то отстраненным. Фуркад не был готов к такому. Он ожидал ненависти, презрения, злости, да и вообще всего, чего угодно, но только не такой отрешенной безразличности. — Разговор есть. Пройдемся? — и, не дожидаясь ответа, француз зашагал прямо по дороге, ведущей от отеля в город. Антон, пожав плечами, медленно пошел за Фуркадом. Они долго шли молча, очень близко друг к другу, плечом к плечу, и какие-то миллиметры отделяли их руки от соприкосновения. — Антон… — снова начал француз, — прости… — Может, хватит, Мартен? — Шипулин остановился и повернулся к своему попутчику. — Сколько можно уже? Мы, кажется, уже давно во всем разобрались! У тебя одна точка зрения. У меня — другая. Главное, что мы услышали друг друга, а при каком мнении остались, так это… — Антон махнул рукой. — Так это и не важно. Важно другое! Почему? Почему я? Почему Женя? Катя? Это бесит! Бесит, понимаешь! До ужаса противно все! Невозможно доказать, что ты не верблюд, людям, которые тебя не слушают, да и не хотят слушать. Все, хватит уже про этот сраный допинг! Заебало! Если ты об этом хотел поговорить, то вопрос закрыт. Мартен вздохнул, а Антон зачем-то продолжил: — Я так ждал, так готовился к этой Олимпиаде. Все кинул на эту чашу весов. Пожертвовал результатами в кубковых стартах и все только для того, чтоб к этим Играм подойти на пике формы. А теперь что? Все без толку, — он стоял и нервно сжимал и разжимал кулаки, уставившись куда-то позади Фуркада невидящим взглядом. — Провальный сезон! А все ради чего? Да пошло оно все! Пора заканчивать. — Что заканчивать? — не понял Мартен. Антон криво ухмыльнулся и ответил: — Карьеру, Фуркад. Спортивную карьеру. Пока еще не совсем сдулся. — Но ведь впереди еще будут этапы, Антон! — А толку? — Шипулин нервно передернул плечами. — Что они изменят? — Ну, в этом сезоне уже ничего, но ты хотя бы покажешь результат. — Ну да. А смысл? — Антон усмехнулся. — Кому это нужно? — Мне — очень тихо ответил француз и уже громче добавил. — Прости… — Да задрал ты уже извиняться! — заорал Антон. — Что это меняет? Можно подумать, что от тебя что-то зависит. У тебя что, мания величия? Нет, Мартен, на тебе свет клином не сошелся. — Я просил прощения не за свои слова. А вот за это… Шипулин удивленно повел бровью. За что еще эта выскочка может извиняться? Или он что-то еще выкинул в своем репертуаре, о чем Антон еще не знает? И вот тогда все и случилось! Фуркад быстро наклонился к Антону, прижал свои губы к его и так же быстро отстранился. Антона словно обухом по голове ударило. — Че, бля, это было? — пробормотал он по-русски, но, посмотрев на смущенного француза, решил пока это не выяснять. Потом они сидели в каком-то баре, пили пиво и разговаривали, как будто и не было этого недопоцелуя. Кто первым предложил пропустить по кружечке, никто из них уже, наверно, и не вспомнит. Да и не важно все это, главное, что было потом… Сидеть и вот так запросто болтать с французом для Антона было непривычно, но почему-то нравилось. Говорили обо всем, кроме спорта, оба боялись затронуть больные темы недопуска русских спортсменов на Олимпиаду и допингового скандала. И может быть, именно поэтому беседа казалась легкой и непринужденной. — Никогда бы не подумал, что тебе нравятся мужики? — Шипулин хитро прищурился и отсалютовал Фуркаду кружкой. — А мне и не нравятся, — просто ответил Мартен, — если ты помнишь, у меня есть Элен, и она меня полностью устраивает. — Ну, а какого хера ты тогда ко мне целоваться полез? — Антона эта ситуация явно веселила. — Или я так сильно похож на девку, что ты просто перепутал? — он уже, не стесняясь, ржал во весь голос. — Да не дай Бог, Шипулин! Девка из тебя, так скажем, вышла бы такая, что если ночью приснится, то потом трусами не отмахаешься! — Мартен попытался всем своим видом изобразить ужас, но не сдержался и на последних словах тоже заржал. — А мне нравятся, — отсмеявшись, сказал Антон. — Что нравится? — не понял его француз. — Мужики мне нравятся, — Антон и сам не знал, зачем он все это рассказывает, но сейчас это почему-то казалось правильным. — Так что ты давай, поаккуратней, а то могу неправильно понять и тогда все, хана тебе, Марти, — безудержное веселье снова накрывало его по полной. — Но ты женат? — Мартен не понимал, шутит русский или говорит серьезно. — И чего? Одно другому не мешает, — Шипулин пожал плечами. — И потом, я играю за обе команды. Я, видишь ли, люблю эстетическую красоту, и когда я ее встречаю, то мне, в принципе, без разницы мужчина это или женщина. На Мартена невозможно было смотреть без улыбки. Сказать, что он был шокирован — ничего не сказать. Антон бы охарактеризовал его состояние: «как мешком пришибленный». — А если она узнает? — наконец выдавил из себя француз, продолжая смотреть на Шипулина удивленными глазами. — А она знает, — Антон снова дернул плечом. — Ей важно, чтоб у меня сейчас других баб не было. Из-за мужика я же на развод не буду подавать… да и афишировать свои пристрастия в России не принято, сам понимаешь. Так что ее все устраивает. Она хотела выйти замуж за крутого спортсмена — она это получила. Можно сказать, что у нас вообще идеальный брак. — Ну, ты меня сегодня просто убил! — после некоторой паузы подал голос Фуркад. — Да я бы скорее поверил в то, что ты килограммами препараты глотаешь, чем в то, что сегодня услышал. Все-таки вы, русские, странные люди. Чем больше вас узнаешь, тем больше понимаешь, что ни хрена про вас не знаешь. Мартен даже и не понял, что все же, хоть и вскользь, но затронул болезненную тему допинга. Но Антон никак не отреагировал, как будто не услышал. — Ладно, на сегодня откровений хватит, — Антон поднялся и, пошатываясь, сделал несколько шагов. — Поздно уже, а завтра гонка. Пойдем. Мартен встал и ощутил, что его тоже нехило так покачивает. — Да, пора, — ему почему-то стало очень грустно, что этот вечер закончился. До отеля мужчины дошли молча. И только когда лифт остановился на шипулинском этаже, Мартен нарушил тишину. — Удачи тебе завтра, Антон. Я, правда, буду очень рад, если ты возьмешь золото. — Знаешь, тогда мне точно понадобится допинг! — Антон хитро посмотрел на ошарашенного француза. — Ты же поделишься со мной, Марти? И, не дав тому опомниться, резко притянул его к себе и впился в его губы.