Допинг

Мартен не спеша катился рядом с Антоном по трассе. Шипулину не хотелось особо сильно перегружаться перед эстафетой, поэтому они решили пройти дистанцию пару раз классикой. Тем более, что все необходимые тренировки были выполнены в течение дня в полном объеме, так что небольшая прогулка в удовольствие была только на пользу. Первым тишину нарушил Антон. Он выехал чуть вперед и резко развернулся, оказавшись с Мартеном лицом к лицу. — Мартен, я, конечно, понимаю, что все это смахивает на дешевую мелодраму, но я должен тебя спросить, — глядя в глаза француза, на одном дыхании выпалил Антон и, вдохнув поглубже, продолжил: — Что ты чувствуешь ко мне? — Ну, я тебя хочу, — улыбнулся Фуркад. — Я, почему-то так и думал, — голос звучал как-то глухо и обреченно, — просто похоть, хотя на что я еще собирался надеяться? Он уже собирался снова развернуться, но лыжа Мартена стремительно въехала между его лыж, не дав Шипулину двинуться с места, а сильные мужские руки крепко прижали к себе. Француз легонько за подбородок приподнял голову Антона, заставляя посмотреть себе в глаза. — Антош, — мягко сказал Мартен, — посмотри на меня. Я не понимаю, чем тебя обидел мой ответ, но я, действительно, последние несколько дней могу думать только о тебе в моей постели, ну или о себе в твоей… тут разницы практически никакой. Я, и правда, не знаю, как назвать то, что я чувствую к тебе, но это точно не похоть. Нет, мне, конечно, безумно нравится секс с тобой, но просто разговаривать о всяких, ничего не значащих мелочах мне нравится не меньше. И, черт возьми, мне даже молчать с тобой нравится. Ты сам-то знаешь, как это называется? Антон покачал головой. Он все еще молчал, но уже заметно расслабился в руках Мартена. — Но что я знаю точно, — продолжил Мартен, — то, что я не хочу, чтобы все это исчезло из моей жизни. Не хочу, чтоб ты исчез. — Марти, — прошептал, улыбаясь, Антон и потянулся к губам Мартена, — мой Марти… — Ко мне или к тебе? — спросил француз, когда поцелуй закончился. — И я не про секс, Антон. Просто поговорим. — Ко мне, — не думая, ответил Шипулин, отстегивая лыжи, — и побыстрее, а то холодно как-то. Мартен улыбнулся, проделав то же самое со своими лыжами. И мужчины направились в сторону отеля, не замечая, как из глубины лесного массива, по которому проходила трасса, за ними наблюдала пара глаз, полыхавших неподдельной злобой и ненавистью. Уже в номере Антона они лениво развалились на кровати и тупо пялились в телевизор, но, похоже, ни один, ни второй не улавливали происходящее на экране. — Антош, а когда ты понял, что мужчины тебя тоже привлекают? — Мартен лежал, подперев голову рукой, и вырисовывал кончиками пальцев на груди у Антона одному ему видимые узоры. — Да вообще-то всегда знал, наверно, — после непродолжительной паузы ответил Шипулин, — вот только не придавал поначалу этому значения. А то, что у меня встает на все, что движется, списывал на юношескую гиперсексуальность и недотрах. Сам ведь знаешь, на сборах как-то не до любви… Антон помолчал еще немного и потом снова заговорил: — А полное понимание пришло в 2010-м, когда меня, еще совсем зеленого пацана, включили в Олимпийскую сборную. И мой первый раз случился там же. — Твой первый мужчина был из вашей сборной? — Мартена почему-то очень удивил тот факт, что Антон познал первые радости однополого секса со своим соотечественником. — И кто это был? Я его знаю? Антон усмехнулся — уж очень явно в тоне француза слышались нотки ревности. — Я думаю, что знаешь. Во всяком случае, должен знать. — Ну и кто? — Мартен уже даже не пытался скрыть эмоции. — Помнишь Николая Круглова? — Антон тоже привстал, подперев голову рукой, и внимательно посмотрел на Мартена. — Что, Круглов? Этот красавчик и любимец женщин? Никогда бы не подумал… — присвистнул Фуркад. — А на меня бы подумал? — засмеялся Антон. — А Колян… может, бабы его и любили, да вот только он их не очень-то жаловал. — Расскажешь? — и добавил, уловив удивленный взгляд Шипулина: — Тош, ну пожалуйста. Мне очень интересно, тебя так же профессионально развели на секс, как ты меня? Мартен состроил при этом такую умильную мордашку, что Антону только и оставалось, что капитулировать. Он снова откинулся на спину, вздохнул, еще чуть-чуть помолчал и, наконец, заговорил: — Ну, ты знаешь, что в сборную я попал весьма стремительно, практически сразу с юниоров. Я даже на Кубке IBU почти не бегал, а тут сразу в состав, да еще и олимпийский… стеснялся сильно, но ребята очень хорошо меня приняли, помогали во всем… все. Все, кроме одного. Если помнишь, был у нас в команде такой спортсмен — Максим Максимов? — Дождавшись утвердительного кивка от Мартена, Антон продолжил: — Так вот, ему я почему-то не понравился с самого начала, и он постоянно пытался меня чем-то задеть, как-то унизить… Я терпел, насколько это было возможно, но всему есть предел. Антон прикрыл глаза, заново переживая те дни: … — Эй, молодой, захвати мои вещи, — глаза Максима неприязненно скользнули по Антону. — И давай, пошевеливайся. Достаточно того, что ты по трассе ползаешь, как черепаха. Это был далеко не первый выпад в сторону Шипулина, и Антон не выдержал — он напрягся, сжал кулаки и, стиснув зубы до скрежета, уже сделал шаг в сторону Максимова, но вдруг на его плечо опустилась чья-то сильная рука, сдерживая и, в то же время, успокаивая. Антон обернулся и сразу же утонул в огромных карих глазах Николая Круглова. — Успокойся, Тох, не бери в голову, — мягкий голос Николая завораживал и заставлял расслабляться. — Сам донесешь свои шмотки, не переломишься, — обратился он уже к Максу и, приобняв Антона за плечи, увел в сторону. — Коль, не успокаивай ты меня. Сам знаю, что не дотягиваю, — Антон только бессильно махнул рукой. — Да не парься ты. Не дотягиваешь? Пальцем ткни в любого из нас и спроси: кто сразу, с первой гонки засиял на биатлонном небосводе? Да никто! Все лажали по началу. А некоторые еще и похлеще, чем ты, — засмеялся Круглов, тыкая пальцем себе в грудь. — У тебя еще только первые серьезные старты, и твое время придет. Я в тебя верю. Ну да ладно, бери свои вещи и пошли. — Куда? — не понял Антон. — Куда-куда? Закудыкал. В номер. Или ты не в курсе, что со мной в одном номере живешь? Шипулин был не в курсе, но очень обрадовался этому факту — Николай ему нравился. Единственное, что доставляло некий дискомфорт, это то, что Антон с ужасом обнаружил, что реагирует на своего соседа по номеру уж очень неоднозначно. Поэтому он очень старательно избегал лишних тактильных контактов с Николаем, опасаясь, что тот может что-то заметить и тогда все… конец дружбе. И ему отлично удавалось держать дистанцию до определенного момента, а именно, до первой олимпийской гонки. Той самой, в которой по всем параметрам Коля должен был быть первым, но, как всегда, вмешался Его Величество Случай! За пару километров до финиша Круглов упал и порвал ремни на винтовке. Пришлось заканчивать дистанцию, держа винтовку в руках, что замедлило его ход настолько, что он вообще остался без медали. Пытаясь хоть как-то приободрить друга, Антон присел на кровать, где, уткнувшись носом в подушку, лежал Николай, и провел рукой по его растрепанным волосам. — Коль, не убивайся так. Не последняя же гонка. А это просто несчастный случай, с кем не бывает… — Последняя, Антош, последняя. Круглов вдруг резко вскочил на ноги и, притянув Шипулина к себе, крепко прижал, уткнувшись носом в ложбинку между плечом и шеей. Его руки медленно и нежно поглаживали Антона по спине, иногда, словно невзначай, опускались на ягодицы, но сразу же возвращались на поясницу. Организм отреагировал на эти прикосновения самым логичным образом, поэтому Антон попытался как можно быстрее выпутаться из этих крепких объятий. Но Николай обнимал его так крепко, что ему удалось только немного развернуться, да так неудачно, что его, уже вставший колом, член прижался к бедру друга. Антон замер, умирая от стыда. Круглов поднял голову и столкнулся с неподдельной и чудовищной паникой, которая плескалась в серых испуганных глазах. — Прости, я… — Шипулин снова попробовал освободиться от обнимавших его рук. — Коль, я… Круглов ухмыльнулся и еще теснее прижался к нему. Он тоже чуть сместился, и теперь уже Антон ощутил, что ему в ногу упирается такой же нехилый стояк. — Тише, Антош, расслабься, — горячий шепот обжигал и завораживал. — Значит, я не ошибся, ты тоже из моей лиги?! Антон застыл, не зная, как на все это реагировать: оттолкнуть и убежать? Или обнять в ответ и, наконец, признать, что этот мужчина безумно ему нравится, и что в последнее время он только и мечтал о его ласках. Он не помнил, как оказался лежащим на кровати, будучи уже полностью раздетым. Как раздевался или его раздевали, он тоже не помнил. Помнил только теплые, нежные руки и мягкие, но требовательные, жадные губы, которые, казалось, были повсюду. Милые глупости, которые шептал ему Николай, заставляя уплывать в неизведанные глубины наслаждения. Антон терялся в ощущениях, метался по кровати под мужчиной, дарившим ему эти откровенно запретные ласки, и все, что ему хотелось, так это получить еще больше того, что мог ему дать его неожиданный любовник. Антон вздрогнул, когда губы сомкнулись на его соске, выгнулся, когда они плавно переместились на живот, а ловкий язычок проник в ямочку пупка, и не смог сдержать протяжного стона, когда они обхватили его изнывающий член. Круглов сосал со знанием дела, сильно всасывая почти в самое горло, при этом быстро двигая головой, и Антон даже не заметил, как скользкий от неизвестно откуда взявшейся смазки, палец проник в него. Николай долго и тщательно растягивал его, внимательно всматриваясь в лицо, выискивая на нем малейшие намеки на дискомфорт и не находя их. Антон метался, как в горячке, кусая губы и заламывая руки, и стонал так, что Круглову казалось, что можно кончить, только слушая эти откровенные и неприличные стоны. — Сейчас нужно будет немножко потерпеть… — срывающимся голосом прошептал Николай. Он широко развел Антону ноги, закинув их себе на бедра, приставил головку к растраханному пальцами анусу и толкнулся внутрь. Антон взвыл, стиснув зубы, и со всей силы упершись руками в грудь Круглова, попытался скинуть его с себя, но тут же был придавлен за плечи к матрасу сильными руками, не позволившими ему вывернуться из железной хватки. — Тише, Тоша… тише, мальчик мой… — сбивчиво шептал Николай, продолжая упрямо толкаться в жаркую тесноту, несмотря на отчаянное сопротивление, пока не вошел полностью, — потерпи, мой хороший… мой мальчик… мой… такой сладкий… Некоторое время он не двигался, давая Антону время расслабиться, а себе — привыкнуть, не переставая покрывать короткими, влажными поцелуями все, до чего мог дотянуться, и только когда руки, отталкивающие его, безвольно упали, а с лица исчезла скорбная маска мученика, снова толкнулся вперед. Антон всхлипнул, но попыток отстраниться больше не предпринимал. Круглов, совершая медленные толчки, постоянно менял угол проникновения, стараясь найти ту самую точку внутри, которая позволила бы Антону забыть о боли первого вторжения. И когда ему это удалось, то никакая сила не смогла бы уже сдержать его. Он двигался быстро и размашисто, то полностью выходя, то снова врываясь на всю длину, и стоны, в которых уже не было ни намека на боль, а только неприкрытое удовольствие, были ему лучшим подтверждением. Когда рука крепко сжала член, то Антону хватило всего пары сильных движений, чтобы мир перед глазами взорвался и распался на миллионы ярких всполохов. А следом за ним забился в сильнейшем оргазме и Николай, не сдержался, почувствовав сильные спазмы, плотно обнимавшего его член, ануса… — Ну, я думаю, что теперь не нужно объяснять, почему я так бездарно просрал свой этап в эстафете? — усмехнувшись, спросил Антон. — Да уж, — в тон ему ответил Мартен, — яснее ясного. — А знаешь, что самое интересное? — Шипулин снова повернулся к французу. — Колька до сих пор называет меня не иначе, как «мой мальчик». Прикинь, меня, тридцатилетнего мужика… — А ты с ним… — Мартен сам удивился, насколько дрожит его голос, — вы до сих пор… — Нет, — улыбнулся Антон, — все прекратилось сразу, как только он закончил карьеру, но мы до сих пор дружим, — но, уловив тень на лице Фуркада, поспешно добавил: — Просто дружим, Марти, поверь мне. — Верю, — и, немного помолчав, Мартен решился спросить то, что не давало ему покоя с момента разговора с братом: — Тош, а еще кто-нибудь из наших у тебя был? Антон вздрогнул, словно его неожиданно ударили. Одарил француза странным взглядом и произнес: — Был, но я стараюсь о нем не вспоминать. — Почему? — Все не так радужно, Марти, — Антон сглотнул подступивший к горлу ком. — Не самые приятные воспоминания, знаешь ли, — но, взглянув в умоляющие глаза Мартена, закончил: — Я расскажу тебе, обязательно, но не сейчас, ладно? Фуркад понимающе кивнул и притянул Антона к себе, накрывая его губы поцелуем, в который он постарался вложить все свои чувства, хотя до сих пор не знал, как их назвать.