Запах Эдема

Адам недоуменно повертел в руках крошечного поросенка на цепочке с колечком. Это еще откуда? Донна независимо зевнула и посмотрела в потолок, словно следя за невидимой мухой. Ад перевел глаза туда же. Никаких мух наверху не наблюдалось. Пока любимец глазел в потолок, пушистый хвост уже скрылся на кухне. Парень опустил глаза сначала на пол, где в луче света еще летал, опускаясь, волосок с шерстки Примадонны, а потом перевел взгляд на свинку. Забавный брелок. Покрутив игрушку в пальцах, он заметил, что она словно из двух частей. Потянул. Оппа! Поросенок развалился пополам. Флэшка. Ну надо же. Ад, пожав плечами, вставил ее в ноут. Свинячий хвостик забавно торчал из разъема, словно поросенок не смог пролезть дальше. На экране возникли папки со всякими названиями на английском — вроде программы, пустая папка «Курсак» и видео «с соревн». Посмотрим. *** На экране два парня с обнаженными торсами мутузили друг друга руками и ногами под какую-то восточную музыку и выкрики толпы, окружавшей ринг. Бокс, что ли? Адам не особо любил этот вид спорта, но тут красота и ловкость, с какой противники сражались, его захватила. Съемка явно любительская, камера иногда прыгала, а изображение «плыло», но смотреть было интересно. Адам даже стал «болеть» за невысокого паренька в синих шортах. Ничего не понимая во всяких там очках и приемах, он почему-то чуял, что тот победит. Точно! Ад даже рассмеялся, когда судья поднял руку парня вверх. Парни пожали друг другу перчатки и перемахнули через веревки ринга. А камера помчалась за парнем в синих шортах, и какой-то вроде где-то знакомый голос выкрикивал хрипло и ликующе: «Ева, стой! Стой, кому говорю! Для истории снимаем, улыбнись в камеру!» Победитель обернулся, и Адам с вытаращенными глазами уставился в экран. Ничего себе! Стоп-кадр! На застывшем изображении лицо… Евы. Быть не может. Или это брат? У нее же брат есть? Ага. И его тоже зовут Ева. Ад запустил запись, на которой голос Змея орал: «Ева, любимая, скажи что-нибудь человечеству!», а Ева, смеясь и вытирая торс полотенцем, знакомым тембром отвечал: «Человечество обождет, ты что обещал, если я выиграю бой?» Камера опять запрыгала — видать, Евин друг приближался бегом. «Обещал? Выполню! С меня супер-пупер-пицца!» Далинь сидел, уставясь в экран. Там уже не было видно Евы, а снималась толпа, машущая руками, и снова был слышен Змей, кричавший: «Это мой друг! Это он победил! Ева, я ж в тебя влюбленный!», и ответ до боли знакомым голосом: «Отвали, моя черешня, где моя пицца?» Адам ухмыльнулся: «пицца», похоже, это еще одна слабость Евы. Пересмотрел запись несколько раз. Мда. Интересное залипание. Втрескаться в парня. Вообще-то, Ад не задумывался о своей ориентации. Как-то не до того. Учеба, работа, селекция вот… не складывалось ни с кем. Ни с девушками, ни, о Боже мой, с парнями. А почему Ева-то вот так, скрывал? Зачем надо было наряжаться? Как биологу, Адаму не особо претили однополые отношения. Они и в животном мире встречаются. Улитки так и вовсе гермафродиты и ничего, живут. Флэшку надо вернуть. А вот говорить о том, что узнал, не особо тянет. Вдруг Ева обидится или устыдится, и тогда никаких совместных трапез больше. А как от них отказаться, если недоступная нимфа стала даже ближе? Ева… А как на самом деле зовут его принца? Донна хитро прищурила глазки и мурлыкнула. Всё идет как надо. Своего питомца она, пожалуй, лучше его самого знала. *** Адам положил флэшку на общий «стол» и пошел за продуктами в супермаркет. Пусть Ева найдет ее без него. А там уже сама… в смысле сам пусть решает, что делать. Донна привычно ухватила своего уже не такого маленького и довольно-таки упитанного «сыночку» за шкурку и поволокла назад. Детка еще не вырос, он сам не сможет вернуться. Детка сыто жмурился и не возражал, хоть его раскормившийся задик и стукался об пол. Под лапу Примадонне попалась какая-то штука и упрыгала вниз. *** — И кто это такой добрый в восемь ночи звонит? — зевая и досадуя на неизвестного умника, процитировал Масяню Женька. И увидев номер Змея, вздохнув, отозвался: — Ну? — И почто так неласков ты со мною, царь-батюшка? — Говори, какого хера трезвонишь, Змей-царевич и отваливай. То в пять утра Белое Чудище на моем животе скакало, то ты звонишь… — То встать пожрать накрасить губки надоть, — в тон отозвался Вовка, — да вот, хотел тебе по телефону сказать, что мы с тобой, — тон Змея изменился, став торжественно-пафосным донельзя, — расстаемся! Всё равно бы у нас, — Вовчик забулькал, то ли ржал, зараза, то ли… — ничего не получилось бы! — Нажрался, что ли? — догадался Женя. — С какой это радости? — Погодь, ща приду, прикол расскажу, — совершенно трезвым голосом сказал Змиевский, — ставь чайник, любимая! И тут же раздался звонок в дверь. Экран сотового и погаснуть не успел, как Ев открыл дверь, за которой и обнаружился друг. Вовка радостно протиснулся в квартиру, шустро скинул кеды и прошел в комнату. Пьяный-не пьяный, а пивком от него немного несло. — Ты чайник ставь, я пирожных купил в круглосуточном. Ток они вчерашние, — сказал он весело и пихнул в руки Еву пластиковый контейнер с корзиночками. Женька хмыкнул. Вчерашние! Да им, наверное, не меньше недели! Приколист, блин. После сегодняшнего завтрака (Женя аж глаза прижмурил от приятных воспоминаний: горячая, одуряюще пахнущая мясом и грибами пицца, истекающая расплавленным сыром, и чай, ароматный, с кусочком душистого лимона), есть заветренные корзинки не улыбалось. Его и разморило после такого завтрака, и вместо того, чтоб ехать в политех на предэкзаменационную консультацию, он завалился снова спать, а тут Змей… Но чайник пошел ставить охотно — и сон куда-то подевался, и просто интересно, с чего вдруг Вовку потянуло на разговоры о расставании. Пугаться было нечего — за всю их многолетнюю дружбу они ни разу не поругались. Наверно, благодаря Вовчикову легкому характеру и просто потому, что знали друг друга вдоль и поперек. А Змей тем временем прошмыгнул на балкон, что со стороны выглядело уморительно донельзя — чуть не двухметровый детина (косая сажень в плечах, 46-й размер ножки, если кто забыл) на цыпочках прокрадывался к чужому садику с самыми коварными намерениями: стибрить лимон к чаю. А если повезет, то и мандаринчик. Давно на него зарился, да Ева чуть не дрыном отгонял. Моралист, тоже мне. Одну-то мандариночку. Ну две, накрайняк. Или три. Четыре! Чтоб по две каж… — Ева, а че тут твой флэшковый свин делает? — воззрился Вовка на знакомый предмет на полу, не ведая, что его нехилый голосок проник в уши хозяину садика. Адам выглянул на секунду на голос, сорвав все гнусные планы по обчищению своей собственности. — Драсть! — сказал Вовчик и смылся в комнату, прихватив порося. — Да это шерстистый монстр игрался, наверное, — отозвался Ев, — вороватая шмакодявка у меня все носки потаскал, теперь у него новая фишка, видать… Адам тихонько фыркнул, вспомнив невесть чей дырявый носок, обнаружившийся при уборке. Трэмп, ясное дело, в гости наведывался. Донна повела усами: вообще-то это был единственный раз, когда носок прихватила она, но ни Женька, ни Адам об этом не догадывались. — Короче, — Вовка пихнул себе в пасть целую корзиночку и шумно отхлебнул из кружки, — мне в любви признались. Только что глотнувший горячий чай Женька подавился и раскашлялся. Отдышавшись, он уставился на довольного как слон Вовку, мотающего в воздухе ногой. На ноге с мордой, полной неугасимого энтузиазма, висел Трэмп, не всерьез бивший задними лапками по воздуху, изображая нападение. Вот удивления достойно, насколько аккуратно кис относился к его другу — ни одной царапины! А вот у хозяина… — И кто эта несчастная? — спросил он, предвкушая интересное. И оно не заставило себя ждать. — Несчастный! — поправил Змей и тут же фальшиво возмутился: — А чет сразу «несчастная»? — Колись давай, — Женя весело смотрел на друга. — Короче, — Вовчик даже слегка смутился, но продолжил, — гуляю я вчера в парке с Занозой… я ж тебе не сказал! Помнишь псину, которая у меня мороженку прям из руки выхватила? Теперь со мной живет! Умная такая и, прикинь, в подъезде у нас крысу задавила… — Ближе к телу, — нетерпеливо блестя глазами, прервал Женька, — ты ж про признание хотел. — Так я и говорю! Гуляем вчера с Занозой, я ей кличку сам придумал! — похвастался Змей. — Гуляем, значит, а тут по аллее бегает собачонка-кривые ножки, знаешь, из таких, которые облают и тебя, и забор, и луну, и курс доллара? Вот такая к нам с Занозой подскочила — да как давай на нас заедаться! Заноза и не выдержала: цоп ее за загривок и держит. Та аж описалась со страху, а Заноза ее держит за шкиряк и не выпускает! Тут на визг хозяин прилетает и давай права качать, верни, типа, знаешь, скока такая стоит. А потом потише говорить стал: «Да мать меня прибьет за эту шибзилку, скажи своей отдать». Я Занозе говорю: «Выплюнь каку», она и бросила. Собачонка прыг парню на руки, а я смотрю, морда вроде знакомая… — У собаки? — У какой собаки? А, нет! У хозяина, дурында. Я ему говорю: «Где-то тебя видел», а он: «С твоим парнем в один клуб муай-тай ходим». Смарю — оба-на! Точняк. Тёха. Помнишь его? — Еще бы… — про то, кто ему навесил единственный за всю жизнь фонарь под глаз, Женька другу не сказал. Дескать, так, цепанули случайно. — Я ему «да не, не мой он, мы прикалываемся так, просто с детства знакомы», а он «а замутить не хочешь?» — С кем? — Ев оживился. Подорожный кого-то сватал Змею? Да еще и парня? Ну-ну. Гомофоб, как же! — Ты че тупишь-то? — Не понял? Он что — себя предложил? СЕБЯ?! Гонишь! — в голове не укладывалось. — Я те че — Шумахер? Он сначала мямлил там чего-то, типа «давно смотрю, да подойти неудобно», да еще «думал, Жека тобой вертит». А потом как брякнул: «Я в тебя еще год назад влюбился». Раскрасневшийся Вовка допил остывшее и слопал еще одну корзинку. Трэмп уже вовсю дрых у него на коленях. — Хренасе… — Так что «прости, любимая, так получилось!», предложение о дружеском сексе снимается! — Типа тебе тут кто-то давать собирался, — проворчал Женька. Ну и ну. Ну и новости… — И что ты решил? — С чем? — вскинулся Вовка. — С признанием. Будешь с ним встречаться? Вовка как-то замялся, спрятал лицо в руках, куда всё клоунство и делось, и сказал: — Не знаю. Он, понимаешь, такой трогательный был и смотрел так, вроде я сейчас должен решить, жить ему или умереть. Женька расхохотался: — Ты о ком говоришь, вспомни?! Трогательный?! Подорожный?! Он муай-таем чуть не с пеленок занимается! Когда я пришел в клуб, он уже там был. — Ну и что? — Вовка серьезно посмотрел в глаза другу. — Думаешь, парню легко было вот так мне сказать про любовь? Причем тут муай-тай твой? Его всё равно защищать хочется. — От кого? Змиевский тихо сказал: — От мира… от непонимания. Вот ты смеешься, а знаешь, как может быть от насмешки плохо? *** Вообще-то, не в его правилах было лезть сдавать экзамен в первых рядах, лучше под конец, когда у бедняги-препода уже сил не остается слушать блеяние незадачливых студентов, но тут как-то так получилось, что Женя оказался в передовиках и уже в десять утра был свободен. Выйдя из корпуса, он сразу позвонил матери, чтобы сообщить радостную весть, что сессия закрыта и он сейчас приедет домой праздновать. Дома, кроме нее, никого не было: отец на работе, а Елька уже свалил к другу. За чаем с домашним тортом мама сообщила, что они втроем в начале июля уезжают на месяц на море. — Погоди, ты сказала втроем? — недоуменно уставился на мать Женя. — Ну да, втроем: мы с папой и Елисей, — мать упорно смотрела в чашку. — Но ведь я уже сдал сессию, а дневник по практике отец обещал на работе подписать, так что могу поехать с вами. — Так у тебя ж кот и аквариум. Как же с ними? — Тоже мне проблема, — фыркнул Женька, — друзей озадачу. Я на море хочу. — Жень, — мама подняла голову и посмотрела ему в лицо, в глазах ее была такая мука, что у Женьки волоски на руках дыбом поднялись, — прости, ты не поедешь с нами. — Почему? Ма, что случилось? — внутри все завязывалось в холодный узел, стало страшно. — Господи! — женщина закрыла лицо руками и глухо сказала: — Прости, мы с папой тебя очень любим, правда, но Ельке уже тринадцать, — она убрала руки и взглянула на сына, — у него сейчас идет становление сексуальности. — Да его только компьютерные игры и интересуют! Какая сексуальность?! — Обыкновенная! Пусть подсознательно, что еще хуже, но от гормонов никуда не деться, он начинает обращать внимание на других людей как возможных партнеров, и мы с папой хотим, чтоб это были девочки. — Но я никогда ему ничего не говорил, никогда не рекламировал парней. Вы сказали никого не водить, я и не водил, да и некого было привести, — на душе стало так паршиво, муторно. Женьке не верилось, что это происходит с ним. — А тебе и не надо! Ты всегда и во всем был для Ельки примером, и если бы ты жил тут или поехал с нами на море, то смог бы вести себя так, словно тебе нравятся девушки? А ведь парни в твоем возрасте если и не встречаются с девчонками, то все время говорят о них, а ты смог бы, лежа на пляже, следить за девушками, восхищаться их фигурами или куда б приклеились твои глаза? Да ты даже не смог бы говорить о них, верно? Женя, прости, я понимаю, как неприятно тебе это всё слушать, но ты даже не представляешь, как мне больно это тебе говорить. Мы любим тебя, я не могу сказать, что нам с папой все равно, что тебе нравятся парни, но мы приняли твой выбор, и пока Елисей не определится со своим, мы не можем позволить тебе проводить рядом с ним много времени. — И когда ж он определится, — горько хмыкнул Женька, — через три года, пять? А если он би? — А если он би или гей, тогда сможешь вернуться и жить с нами, но пока есть надежда, что ему все-таки нравятся девочки, мы не можем позволить тебе быть рядом и влиять на него. — Ты что-то не то говоришь. Разве можно повлиять на чью-то сексуальную ориентацию? Я же рос не в гейской семье, а нормальной, вы с папой были у меня перед глазами, никто на меня не влиял, а потянуло меня на парней. Гомосексуализм — не вирус, я не могу им его заразить. — Заразить нет, но оказать влияние можешь, ты старший брат — авторитет, он всегда тебе в рот заглядывал. *** Трэмп уже замаялся с подготовкой к переезду. Из-под дивана с немалым трудом были вышкрябаны затыренная туда ранее часть носков, бутылочка йода, засохшая куриная шейка, приберегаемая на черный день, и медаль Верзилы за первое место непонятно в чем. После трудов праведных котейко отдохнул, повисев на подлокотнике кресла, и, оставив печально торчащие нитки, потренировался в ловле и уничтожении врагов, которые могли напасть на Донну. В качестве тренажера использовались такие ненужные никому вещи, как, например, плакат группы «Король и Шут» с автографом, МР3 плейер и талон к дантисту на завтрашнее число. И если у лидера КиШа был по-настоящему потрепанный вид, то у плейера просто что-то стало брякать внутри. Талон же и вовсе не пострадал — он занял пустое от носков место под диваном. Задумчиво покусав уголок методички, Трэмп жалобным мяуканьем позвал Примадонну. «Жрррааать…» — печально воззвал котенок, и был перенесен к миске с тремя видами мяса, смешанными с овощами и картофельным пюре. Воздав должное кулинарному мастерству Второго верзилы, Трэмп поспал, побегал наперегонки с Донной, без интереса поковырялся в ящике с какой-то зеленью, хлебнул странно пахнущей воды из нелепого сосуда на балконе и был водворен к родным пенатам. В принципе все готово. Верзилы могут сходиться. А то вечный кролик по утрам надоел. *** Домой Жека вернулся в полном раздрае, хотелось то ли напиться, то ли утопиться. Уже поднимаясь в квартиру, отправил Адаму СМСку с одним словом «Балкон». Только скинул кроссовки, подхватил на руки кинувшегося к нему Трэмпа и сразу пошел на встречу. Адам уже был там, проверял свои растения, но заметив движение на соседнем балконе, сразу же подошел к окну: — Привет. — Привет, — Женя посмотрел на искреннюю улыбку Адама, и на душе стало чуть легче. Но Адам уже с беспокойством всматривался в Женино лицо: — Случилось что? Как экзамен? — С экзаменом все в порядке, — тут Женьке пришла в голову идея: — Ты сейчас занят? Вообще-то Адам был занят: повторял материал к завтрашней защите магистерской и попутно готовил обед, но Ева или Ев, как он теперь называл про себя очаровательного соседа, никогда раньше не интересовался его свободным временем, поэтому он ответил, что совершенно не занят. — О, отлично! Мне бы хотелось тебя пригласить на обед в кафешку, а то ты меня всегда кормишь, а я ответить тем же не могу. Чего-то я и готовка несовместимы. Адам внимательно смотрел на прекрасное лицо визави, что-то беспокоило его, с соседом явно что-то случилось: — Хорошо, пошли. Только куда? — Не знаю, куда хочешь, выбирай — я плачу. Мать перед уходом из дома сунула в руку пачку денег, у Женьки возникло ощущение, что от него пытались откупиться. — Я вообще-то уже начал обед готовить, может, просто сходим мороженое поедим? — неловко предложил Адам. — Давай мороженое, мне все равно. Договорились встретиться внизу через пятнадцать минут. Жека вернулся в квартиру, выпустил Трэмпа, который почему-то все время просидел у него на руках совершенно смирно, не пытаясь вырваться или поцарапать. Женя прошел в спальню и только тут обратил внимание, что выскочил к Адаму в своей обычной одежде: летняя рубашка с короткими рукавами и джинсы, совершенно не скрывающие его половую принадлежность, постоял, раздумывая, потом махнул рукой. После разговора с матерью возникло огромное желание рассказать Адаму правду, а там будь что будет. Адам уже ждал, и было так странно видеть его в футболке и джинсах по фигуре. И по какой фигуре! Адам и не подозревал о произведенном впечатлении. Держать себя в форме он привык просто потому, что нравилось двигаться после долгих работ с растениями — то внаклон, то на корточках. По спортзалам ходить было некогда, а потому беговая дорожка и гантели стали отличной альтернативой. Забавно, но Донна тоже иногда забиралась на движущееся полотно и шагала с целеустремленным видом, упорно переставляя лапки в пушистых «штанах». После краткого обсуждения было решено идти в «Шоколадницу», там и мороженое, и горячий шоколад, и кофе-гляссе, и пирожные разные, и прочие сладости на любой вкус. Вкус у Женьки в этом плане был совсем непритязательным, но, глядя на то, что заказывает Адам, он вдруг тоже разохотился. И было еще кое-что, замеченное Женей почти без удивления. Практически переставший заикаться Ад мог поддержать беседу на любую тему — от проблем стихотворных переводов до освоения астероидов. Насчет лучшей песни у Битлз они сошлись, а вот по поводу содержания зверей в зоопарках их мнения были диаметрально противоположными… Адам рассказывал о своей семье, старательно обходя вопросы семейной жизни Евы, вспоминал интересные случаи, произошедшие во время учебы в универе, а потом остроумно и доходчиво прочитал целую лекцию о политической обстановке в Мозамбике. Такого кругозора, в общем-то, наверное, и стоило ожидать от парня весьма ботанского вида, но чтобы вот так — иметь свое мнение обо всем! Женя слушал и млел. Такой уверенный, независимый парень с широкими взглядами и деликатным отношением к людям. Мечта просто. Именно этот вечер в «Шоколаднице» расставил всё по местам — Евгений влюбился. Вот так, просто. Влюбился и всё. После кондитерского праздника живота домой пошли через парк. Они брели по аллее, и даже молчать с Адамом было здорово. На скамейке, подальше от солнца, в глубокой тени деревьев сидела парочка и страстно, не замечая никого вокруг, целовалась взасос. Женька смешался почему-то и искоса глянул на Ада, тот шел, опустив голову. — О чем думаешь? — спросил Ев негромко. Он робко протянул ладонь и коснулся ею кисти парня. И тут же получил встречное пожатие. — Ева, — Адам сглотнул и собрал всё свое самообладание, — можно… я… тебя, — и выдохнул, решившись, — поцелую? Сердце у Женьки сначала пропустило удар. А потом затрепыхалось так, что кровь прилила к щекам и жаром плеснулась от лица. — М… меня? — глупо перепросил он. — А… зачем? — на этих словах у Жеки даже уши заполыхали, хорошо за длинными волосами не видно. «Господи, ну что я за дурак-то?!» — в отчаянии подумал он и некрасиво сморщил лицо, ожидая чего угодно, только не этих слов: — Я хотел тебе показать, как сильно ты мне нравишься. Адам мог гордиться собой по праву. Фраза, целая фраза, такая значимая и нужная и вроде даже к месту сказанная, была произнесена без запинки. — Ну… ладно, — Ев тормознулся и неловко повернулся к Далиню. Жека сконфуженно улыбался, поднимая лицо к Адаму, а тот не спеша наклонился, взял в теплые ладони запрокинутое лицо Ева с распахнутыми глазами и просто накрыл его губы своими. Мягкие, они коснулись чуть приоткрытого рта и мучительно нежно прижались. Шквал эмоций рванул словно из груди Жени, и он потянулся вверх, чтобы еще полнее ощутить — это же он! Он! Его первый поцелуй… Адам прочувствовал всем телом, как затрепетал в его руках этот мальчик, притворяющийся девочкой, увидел в ярком свете солнца ресницы-бабочки, прикрывшие самые красивые на свете глаза, и продолжил целовать. Не требовательно, не жестко, не грубо — так нежно, как мед льется; где-то там, за пределами остались мысли, только эти губы, только это прильнувшее тело и руки, легшие ему на плечи. Разорвав поцелуй, оба смешались, словно приоткрыли друг другу больше, чем положено, торопливо заговорили о чем-то постороннем, оба делали вид, что всё в порядке вещей, что ничего особенного не случилось… И даже распрощались у двери Евиного подъезда как-то скомкано, пряча глаза, преувеличенно громко. *** За ужином Женя смущенно водил вилкой по тарелке, соусом рисуя узоры, и не смел поднять глаза. — С тобой на свидание? — тихо переспросил он. — А мы в парке сегодня гуляли, это было не оно? Адам покачал головой. — Мы ведь так просто гуляли. А теперь как пара… Сегодняшний день выбил Ева из колеи, мысли еще не успели уложиться в голове. Здесь и чувство вины за обман бесхитростного Ада, и, что уж скрывать, сильное влечение к нему. И готовка тут ни при чем. Давно уже ни при чем. Адам спокойный, надежный и верный. Илонский за всю свою жизнь не встречал такого парня — хоть сейчас бы под венец! И тоже был бы ему верным, и был бы опорой, прочным тылом, чтобы Ад спешил домой как на крыльях, потому что это их дом — уютный и родной. Если бы только была надежда, что он примет Женьку как парня, ну хоть самая крошечная. Адам нежно притронулся к подрагивающей руке Ева. — Ты не хочешь близких отношений? Я спешу? Женька коротко глянул в серые глаза. Нужно заканчивать это бессмысленное вранье. Нельзя так с ним, с лю… да, сейчас Жека готов был признать, с любимым человеком. Как бы ни хотелось еще поплыть по течению, пора остановиться. Просто для того, чтобы остаться в своих глазах тем, кого уважаешь.  — Не в этом дело. Ад, я… — и как в холодную воду с головой, — я согласен. «Что же я наделал, что же я наделал», — билось в Женькиной голове, а губы уже приоткрылись, и сомкнуты ресницы, и мягкие, такие трепетные губы Адама коснулись его. Второй поцелуй. Второй поцелуй за всю его гребаную жизнь! И нет сил отказаться от этой ласки, пусть такой, пусть ворованной, пусть бы только еще немного продлилось это счастье. Ев сдался. Женька оговорки не заметил, а Адаму она и оговоркой не показалась, настолько он свыкся с мыслью о том, что влюблен в парня. Сейчас этот парень с закрытыми глазами целуется с ним, позволяет ласкать свои губы языком, и хоть руки безвольно повисли вдоль тела, ему явно нравится. Неожиданная податливость захватила Далиня в плен. Впервые он подумал, нет, не подумал, какие там мысли во время такого поцелуя! Впервые ему захотелось того чувственного, того, что связывает людей в пары, захотелось именно с этим парнишкой, который всё-таки приобнял его, несмело, совсем невинно. — Но если Ев так позволяет себя целовать, значит, он не будет против? — тревожно спрашивал Адам у Донны, как всегда вечером развалившейся у него на груди. Донна утвердительно мурчала, не переставая. — Ведь он же согласился встречаться? Адам сел, прижимая кошку к себе. — А если будем встречаться, то не так просто, а с сексом, верно? Примадонна мягонькой тряпочкой обвисла в руках своего питомца и продолжала согласно мурлыкать. «Всё будет замур-р-рчательно», — говорила она. И Адам ей верил. А за стеной Жека глядел в белую мордаху с темным пятном под глазом и горько исповедовался. Он говорил Трэмпу о том, какой замечательный Адам человек. Что он романтичный и целеустремленный, а еще достойный доверия… и как он, Женя, ошибался, думая о нем свысока. Котенок сидел, обвив лапки хвостиком, и серьезно глядел на Женьку. Смятение хозяина ему было очевидно, но проблем он, собственно, не видел. Второй Верзила еду готовит? Готовит. Всяческое расположение оказывает? Оказывает. Да за последние два месяца хозяин его запахом так пропитался, что впору думать, что Второй здесь живет! Трэмп задумчиво почесал себя за ухом и залез на руки к Жеке. «Всё нормально, — говорил весь его внешний вид, — гладь давай. Не отлынивай…» *** Он всхлипывал без слез и трясся всем телом. Почему Женька сидел на полу в спальне, он и сам бы не мог объяснить. Ни валерьянки, ни коньяка у него не было, а чем еще можно было себя успокоить, он не знал. Теперь, когда он остался один и не мог игнорировать воспоминания о разговоре с матерью, тот всплыл на поверхность звучащими в памяти словами. Всё просто в этой жизни. Ты гей, и поэтому тебя отселили. Чтобы не повлиял на младшего брата. Как будто ориентация — это что-то заразное. Тебе подарили жилье, тебе дают деньги, но не надо приезжать без надобности, а если приехал, то не задерживайся. Ты уже взрослый, родители тебя вырастили-выкормили и сейчас дают возможность доучиться, не работая… имей совесть. Отказали от родного дома. Вот что это значит. Не имеешь права прийти, как прежде, сесть за один стол, тебе не рады, тебя не любят. От тебя избавились осторожно, как от тухлого яйца, чтоб не разбить, не испачкаться. А жить теперь как? Он уткнулся мокрым лицом в мягкую шубку Трэмпа, тот ловко выкрутился из его рук и выбежал из комнаты. На балконе состоялось оперативное совещание, и две тени нырнули в свои квартиры. *** Адам убрал остатки ужина, помыл посуду и смог наконец взять в руки черновик магистерской. Вроде все и так помнил, но кто знает, какие вопросы возникнут у комиссии. Сосредоточиться было очень трудно. Перед глазами постоянно вставало лицо Ева, его печальные глаза. Ведь что-то случилось у него, но он так и не открылся. Занятый своими мыслями, он не сразу заметил, что Донна несколько раз уже тронула его за ногу лапкой. — Что такое, маленькая? Она отбежала в сторону двери из спальни и, обернувшись, посмотрела на Адама. Мяукнула призывно. Адам встал: — Да что случилось? Он сделал шаг к кошке, но она выбежала в коридор и, оглянувшись еще раз, побежала через «зимний сад» на балкон. Адам в недоумении последовал за ней. Донна выскочила на подоконник и через смежное окно скользнула на балкон Ева. — Эй, ты что творишь? Донна остановилась на пороге в чужую квартиру и мяукнула, прежде чем войти в комнату. Адаму ничего не оставалось, как последовать за своей кошкой. Войдя в зал в квартире Ева, он сразу услышал из спальни тихие всхлипы, такие горькие, что сжалось сердце. Он быстро пошел на звук и, увидев сидящего на полу соседа, присел рядом на корточки. *** — Ев? — Адам тревожно окликнул паренька, дрожащего, уткнувшегося в колени головой и раскачивающегося из стороны в сторону. Евгений вздрогнул и поднял голову, он вытер ладонью лицо и посмотрел на Адама так, словно не верил своим глазам: — Ты… Ты откуда? — Донна привела, — Адам взволнованно смотрел на Женю. — Что случилось? — Ничего, уходи. — Не могу, прости, я же вижу, как тебе плохо. Я беспокоюсь. — Не нужно, — Женя отвернулся, чтобы не видеть этих встревоженных серых глаз. — Буду… Мы же вместе? — уточнил Адам. — Не знаю, — Женя по-прежнему смотрел в сторону. Адам тихонько сжал Женину ладонь: — Почему? — Что почему? — Женя попытался вытянуть свою руку, но Адам сжал пальцы сильнее. — Почему не знаешь? Мы же встречаемся, разве нет? — Ох, Адам, — Женя все-таки вырвал свою руку и закрыл ладонями лицо, — потому что ты обо мне многого не знаешь. — Так расскажи, и я буду знать. — Если б это было так просто, — угрюмо ответил Женя. — А ты попробуй, и, может, все окажется не таким уж сложным. Как будто мало было разговора с матерью, разорвавшего надвое его душу, так теперь еще и Адам с допросом. Но обманывать его он больше не мог: — Я парень, — тускло сказал Евгений. Адам осторожно привлек его к себе и обнял, уткнулся носом в чистые волосы, вдохнул глубоко, сказав негромко: — Вот и хорошо, вот и слава Богу. Женя ничего не понимал. — Что хорошего-то? — пробурчал он ему в плечо. — Всё хорошо, и всё будет хорошо, — Адам гладил Женю по стройной, но сильной спине, — а еще лучше станет, когда ты скажешь, как тебя зовут. — Ты что? Тебе, что, все равно, что я парень?! Ты разве гей? — Не знаю, — Адам пожал плечами, пропуская сквозь пальцы шелковые пряди, руки никак не хотели отрываться от Ева, — наверное, все равно. Женька истерически засмеялся. — Ну что ты, тише, тише, — Адам прижал его к себе крепче, внутри разливалось тепло, словно он обрел то, что неожиданно стало центром его мира. — Так как тебя зовут? — Женя, Евгений. Адам улыбнулся: теперь понятно, откуда эта «Ева». — Очень красивое имя, такое же, как и ты. Сколько они так просидели, было трудно сказать. Женя прижимался головой к груди Адама, слушал гулкие удары его сердца и понимал, что мог бы так сидеть вечно. Расставаться не хотелось, но когда между ними попытался влезть Трэмп, Адам понял, что пора уходить. Дома он даже не вспомнил о предстоящей защите, принял душ и лег спать, проигрывая в памяти весь сегодняшний день. И оба в постелях прижимали к себе своих мурлычащих питомцев и заснули одновременно, улыбаясь.