***
Тонкие пальцы медленно достают из упаковки Парламента две сигареты: одной точно не хватит, чтобы унять раздражение. Двух, видимо, тоже, поэтому Мин все-таки достает три, поколебавшись считанные миллисекунды. На настенных часах время полночь. Стоя тут, на балконе, пока другие отсыпаются перед ранним подъемом, парень раздраженно хмурит брови, сводя их к переносице, и поджигает фильтр зажигалкой из кармана кофты. Курить ужасно, на самом деле. Портить легкие не есть хорошо и скрывать от других злочастную привычку тоже, но кому есть дело до здоровья, когда нервы сдают, не подчиняются контролю разума и готовы сами послать все к чертям и слететь, попутно набирая номер психиатрической больницы на стационарном телефоне общежития. Никому, даже какому-то парню стажеру плевать, когда он отдавал пару пачек, купленные не так давно в магазине за углом. Лишь бы менеджер не узнал, а так безразлично, что кто скажет. Есть весомые причины на такую слабость к никотину. Глаза неприятно щиплет. Нет, он не плачет, просто слезные железы стали функционировать не вовремя и вообще без надобности. Вытирает рукавом кофты выступившую жидкость и остервело прикусывает сигарету, сильно втягиваясь, из-за чего в глотке першит и он закашливается. С балкона их общежития не видно так нужного здания с таким важным человеком в одной из палат.***
Запах таблеток и проведенных процедур въелся в ноздри, вызывая легкое головокружение и заставляя осесть на предложенную врачом кушетку позади. Белые стены, белоснежный потолок, светлая плитка, не так давно протертая уборщицей по графику ровно в одиннадцать и люминесцентные лампы с блеклым освещением. В каждом кабинете, в каждой палате, в каждом коридоре и в каждом чертовом лестничном переходе одна и та же обстановка. Въелась, забилась и отключила восприимчивость к остальным краскам мира. Джину сводит глаза от такого разнообразия оттенков, поэтому он, пройдя нужных врачей, утыкается в подушку на одноместной кровати в своей палате. И задумывается, действительно задумывается, сколько бы успел сделать, не сломав он ногу на очередной из десятков репетиций и не оказавшись тут, в большом количестве километров от общежития, от здания компании. От цивилизации, в общем, черт подери. Успел бы на самолет. Он горько от этого смеется. Джин точно знал, что по графику у группы завтра вылет в Японию в семь утра. Никто к нему не придет и не потревожит как минимум еще дня три, потому что концерты выматывают каждого до онемения ног. Никто к нему не завалится в палату с сюрпризом. Даже тот, кого он бы хотел увидеть, сейчас процентов на девяносто девять валяется на диване, а рядом лежит несобранный чемодан. Джин собирал ему всегда его сам и бурчал о несобранности уже взрослого парня. Тот хмыкал и в благодарность обнимал его за плечи. Становилось легче дышать. Ворчания сходили на нет. Все-таки этого у Джина огромная нехватка. Стадия ломки.