Привкус гниющих костей на кровоточащих дёснах

Кто-то один Тело дрожит в экстазе. Дотроньтесь до него, кто-нибудь, умоляю, я передам это невыносимое чувство через чужое прикосновение! Так ненормально приятно, и в области паха ощущаю напряжение, но больше всего на свете я хочу освободиться и никогда этого не чувствовать. Никогда. Ничего. Не чувствовать. Я отдам кому-нибудь тошноту после тех горьких белых таблеток, застревающих в глотке. Я сброшу с себя нежелание совершать даже незначительные телодвижения. И лучше умру, чем осознаю невозможность всего этого. Но нет, я всё ещё не хочу умирать. В ноги ударила судорога. Ногти-бритвы разрезают кожу, пытаясь справиться с нарастающей тяжестью и дикой болью, от которой хочется кричать. Где мой голос? Беззвучно открываю рот, смотря на потолок, с которого осыпается краска. Крупные хлопья падают, как снег, на шершавый бетонный пол, пронзающий ступни леденящими иглами. Они чувствуют холод и немеют, не в силах шевельнуться. Мышцы в икрах кажутся деревянными. К лодыжкам быстро спускаются капли крови, оставляя за собой бордовые дорожки. Следы от грязных ногтей, проникших слишком глубоко под кожу, чернеют в тусклом свете, исходящем из угла. Там страшно. Уж лучше - другой, противоположный угол, вон тот - чёрный, неизвестный, в котором наверняка ползают черви и гниёт чей-то труп. Иначе что это за запах? Или это мои собственные кости начинают разлагаться вслед за изорванным разумом? Кто-то другой Он сидит на рваном матраце и, пытаясь закричать, вонзает ногти в кожу. Он такой же, как и я? А что он здесь делает? Что я здесь делаю? Кто мы? Нижняя губа у него разодрана сбоку. Как будто из неё что-то вырвали. А волосы правда чёрные? Или просто намазаны какой-то смолой? А зачем? Симпатичный. Как жаль, что мне наплевать на него. Я, может, даже помог бы, если б силы были подняться с кровати. Мы давно уже не ходим, нас давно не водят никуда. Они сами посещают нас и делают что-то. Я часами могу рассматривать одну точку на стене возле кровати, при этом не интересуясь ею и ни о чём не думая. После них, всё это после них. Чем-то пичкают, что-то вводят в шею через толстую иглу медицинского шприца, а я кричу, ведь кажется, что по венам пустили настоящий огонь. Кровеносные сосуды плавятся, стекают вниз, пачкая внутренние органы своими остатками и разъедая их, подобно серной кислоте. Пульсация, зарождающаяся в висках, разносится по всему телу тревожной барабанной дробью. "Беги. Спасайся". Это первобытный страх животного, которого загнали в угол. Но зверь сражается до потери пульса, у него ещё есть время до момента остановки сердца, а мой пульс угасает сразу, и я падаю на кровать, действительно веря в то, что умер. Кажется, что бьюсь в конвульсиях и рыдаю, но на самом деле просто лежу, обездвиженный и, вроде бы, без сознания. Я поднимаю взгляд вверх и, сам не понимая, зачем, начинаю смеяться. Как забавно иссохшаяся краска осыпается с потолка под силой густых вибраций, доносящихся сверху. Что-то движется, потом затихает. Там, наверное, ползают большие чудовища, напоминающие огромных змей. Они найдут нас и сожрут. Но не заживо. Потому что все мы здесь уже мертвы.