Сдавайся

Лицо Барри исказилось. Взгляд, в котором все еще плясали игривые огоньки, почернел, затапливая их, и потяжелел, словно налившись свинцом. Кейтлин успела подумать, что он чувствует. Ощущает ли себя обманутым? Проклинает ли ее за молчание? Или новость, обрушавшаяся на него, подобна удару под дых – причем незаслуженному? Это как ступить на красную ковровую дорожку, постеленную тебе судьбой, и резко выдернутую из-под ног. Ведь он хотел быть с Кейтлин, а вот ребенок... Любое представление о жизни с ней могло сойти с рельс, как поезд без тормозов. Барри не уточняет ничего вопреки ожиданиям. Не спрашивает. Не говорит. Не рассказывает, что происходит с ним после того, как приходит понимание ослепительным и ярким столбом света – Кейтлин, кажется, готова рискнуть и остаться с ним, и он, похоже, скоро станет отцом. Он молча приблизился к лицу Кейтлин. Дыхание у него из спокойного сделалось частым, поверхностным и прерывистым. Пальцы на ее бедре задрожали. Кейтлин схватилась за его футболку. Ей нужно было потянуть время, чтобы закончить разговор. Сейчас же самое правильное, что они могли сделать – поцеловаться и завершить начатое пятнадцать минут назад, но она обязана была спросить: - Как ты… Барри со всем остервенением, на которое только был способен, прижался к ее губам, не давая задать вопрос. Казалось, по его венам с кровью растеклась оглушительной силы решимость. Кейтлин беременна от него – здесь уже нет места глупым играм в прятки. Кейтлин знала, что он ее не отпустит – Барри мог бы уже легко убежать и скрыться, но он здесь, рядом, целует и не намерен отступать. Она попалась. Последние дни, прошедшие в режиме блицкрига, сделали свое дело: Аллен, которого держали на коротком поводке, стал миной замедленного действия. И только что она сделала так, чтобы все закончилось настоящим взрывом. - Ты даже представить себе не можешь, что творится в моей голове, - он подхватил ее и толкнул вглубь кровати, забираясь сверху. Дыхание Кейтлин сбилось. Ее повело. Глаза у Барри стали безумными: дикими, насыщенными, изголодавшимися, животными. Хватка стальная, нетерпеливая. Он изучал ее под собой, вжавшуюся в постель, готовую на все, и не спешил, несмотря на свое явное желание, продолжать то, чем они занимались. - Я больше не отпущу тебя, - предупредил он. – Ни сегодня, ни завтра, никогда. Теперь у меня есть более чем веская причина. Он приподнялся над ней и почти что невесомо дотронулся пальцами до живота, изучая, знакомясь, поглаживая. - Это было не твое возможное будущее с Ронни, а наше… - еле слышно пробормотал он скорее для себя, нежели для Кейтлин. Кейтлин напряглась: удивленное недоумение отразилось на лице Барри. - Что? – нерешительно спросила она. – О чем ты? Барри моргнул. Его взгляд прояснился: с него будто бы спала пелена воспоминаний. - Ничего, Кейт, уже ничего. Доверься мне, - попросил он. И Кейтлин доверилась. Она осторожно провела рукой по его щеке и двухдневной щетине, и Барри, как кот, наслаждавшейся лаской, прикрыл глаза и выгнул шею. - Я не сделаю тебе больно, - пообещал он. – Ты же знаешь это, не так ли? Вместо ответа Кейтлин потянулась к нему, провела губами по выступающей пульсирующей вене в изгибе шеи и уперлась в бока острыми коленями, давая ему возможность удобнее расположиться между своими ногами. Если это не зеленый свет, то она английская королева. Барри стал дышать так часто, что Кейтлин испугалась, как бы у него не начался отек легких. - Конечно, - медленно прошептала она куда-то в подбородок, когда въевшийся под кожу аромат одеколона и геля для душа несмело ударил в нос, отчего у нее немного закружилась голова. – Я все про тебя знаю и… - она улыбнулась, – я люблю тебя. Внезапно все стало таким тождественным. Да, все изменилось чересчур резко и чересчур быстро. Слишком много было лишнего, прошлого, ненастоящего, слишком много между ними было веских доводов, которые не имели смысла. Они отпустили все это. Сердце под ее ладонью в его бушующей груди остановилось. Кейтлин знала, что Барри слишком возбужден, перевозбужден, чтобы что-то сказать. Еще она знала, что он тоже любит ее. Поэтому, когда губы коснулись ее губ, самый важный орган, обеспечивающий ток крови, грохнул громом, а непослушные руки потянули подол ночнушки выше, ей не оставалось ничего, кроме как признать свое поражение и сдаться, чтобы увидеть звезды.