Бойкий и ласковый?

Мирон как-то не так себе представлял, что именно вычудит Евстигнеев. Точнее, он нихера вообще не мог примерно даже предположить. Просто пошёл следом в отдельную гостиную, потом, как загипнотизированный Гнойным, сел играть, теперь вот стоял спиной к Славе в небольшой комнате с креслами и столиком, на котором им оставили закуску и бухло, все как он и попросил. Дверь за ними закрылась с минуту назад, а Мирон тупо рассматривал стоящий перед ним стол и не двигался с места. Задницей чувствовал, как Карелин его беззастенчиво рассматривает. И точно так же не двигается с места. Чёрт. Сейчас он не ощущал себя таким смелым и уверенным, как ему хотелось казаться после слов Замая. Его затопили растерянность и какое-то томительное предвкушение. Ведь Слава сейчас здесь, с ним, у него есть шанс вернуть себе самоконтроль и повернуть их общение в то русло, в которое ему удобнее... Но он продолжал стоять в растерянности. Ладони вспотели, как у малолетних девочек, с которыми он периодически фотографировался на концертах, но прежде чем Мирон начал злиться на самого себя, Машнов прошел к креслу и удобно в нём развалился, слегка зацепив его плечом. Окси проследил за ним взглядом, отмер наконец-то и сел в кресло напротив. Слава протянул руку и разлил виски в два стакана, бросил ровно столько льда, сколько Мирон любил, и придвинул к нему стакан. Потом спокойно улыбнулся, поднял свой и сказал: — Ну что, Мирон, давай знакомиться по-настоящему? Фёдоров смотрел в его серо-зелёно-хуй-пойми-какие кошачьи глаза и понимал, что проигрывает по всем фронтам, что назад дороги не будет, и его охеренно приятно греет то, как Карелин произносит ЕГО ИМЯ. Не насмешливое "Окси", "Мирон Яныч" и прочие варианты, на которые он обычно был щедрым. А вот так, тепло и просто, без обычных выебонов. — Давай, Слава. Давно пора, разве нет? Машнов так же замер при звуке своего имени. Потом мотнул головой и выпил залпом свой виски. Мирон же, наоборот, медленно цедил вискарь, прикрыв глаза. — Расскажешь мне, как дошел до жизни такой, а? — Какой — такой? О чем ты, не пойму, Слава? По-конкретней. — Да уж куда конкретней. До такой, что ты мог отказаться. И не очутиться со мной в закрытой комнате наедине, — улыбнулся Слава, — а теперь поздно. Некому тебя уже спасать. Гнойный оказался рядом за долю секунды и поднял Мирона вверх из кресла, просто сгреб за толстовку так, что стакан выпал у того из рук и покатился по полу. Фёдоров догадывался, что, со Славочкиным ростом и комплекцией, тот достаточно силен физически, хотя практически никак этого обычно не демонстрирует. Сейчас же ноги опять его не держали, алкоголь уж точно был ни при чем — держали его крепко за толстовку и оттесняли к стене. Вдобавок к этому, Мирона начало потряхивать от возбуждения, когда Слава начал горячечно-сладко шептать ему в ухо: — Ты мне все нервы вымотал, принцесса. Я тебя даже спрашивать не буду. Ты знал, на что подписывался, Миро. Твой Ваня слишком дохуя переживает за тебя и не учитывает, что я внимательно слушаю его пиздеж. Я так устал ждать, знаешь ли. У тебя было два года, чтобы от меня спрятаться или найти себе большую и чистую, Окси. Время вышло. Попался. Карелин коротко и мокро провел кончиком языка по его шее и пальцами поднял за подбородок, настойчиво заглядывая в глаза. В этом взгляде было столько желания и безапелляционной доминантности, что Мирон молча выдохнул и расцепил пальцы, которыми до этого судорожно сжимал Славе бока. Наверное, даже синяки оставил, подумал он отстраненно, поднял руку и зарылся в отросшие пряди на затылке, притянув Гнойного к себе, заставляя наклониться для поцелуя и выдыхая прямо в губы: — Ещё одно слово о принцессах вне постели — и будешь дрочить в одиночестве под Горгород, Славик. Твой Светло драгоценный явно тоже не в стороне стоял. Но я скорее склонен выразить им благодарность, — Мирону даже удалось связно выразить свою мысль, прежде чем он потерялся в поцелуе. Это было как взрыв сверхновой, пропало ощущение времени, казалось, вокруг не осталось ничего, кроме сухих обветренных губ, ничего, кроме наглого языка, который буквально трахал его рот, так пошло, что ему напрочь снесло все тормоза; его кусали, и он кусал и вылизывал Славу в ответ, тихо стонал и выгибался в кольце его рук, терся о него вставшим членом и хотел еще чего-то. Всего сразу и побольше. Он пропустил тот момент, когда его прижали все-таки к стене, он почувствовал ее уже лопатками, одновременно с тем, как наглые горячие губы опять переместились на его шею, а руки бойкого ("бля, Мирон, что за хуйня у тебя в голове") Славочки скользнули ему под белье и вытащили наружу ноющий от возбуждения член. Карелин оторвался от его шеи, плюнул себе на ладонь так пошло, что Мирон чуть не взвыл, и начал дрочить ему, глядя в глаза. Федоров задыхался, голова кружилась, мир вокруг вспыхивал цветными вспышками, как в ебучем порно-романе. Рука уверенно двигалась на его члене, не сбиваясь с ритма даже на секунду, глаза напротив смотрели прямо в душу, так глубоко, что глупо было стесняться — столько в них было ответного желания, откровенной горячей похоти. Кто бы мог подумать, что ленивый пиздабол Гнойный может творить такие вещи и ТРАХАТЬ ДАЖЕ ГЛАЗАМИ. Мирон взвыл, ему хватило пары минут этого сумасшествия. Кончал он долго и так сильно, резко выгнувшись дугой, что Слава еле успел подставить руку, чтобы Мирон не разбил затылок о стену. Хотелось ответить взаимной любезностью, даже больше — ему хотелось просто опуститься на колени перед этим чокнутым идиотом, но Слава покачал головой и сказал: — Твои блядские глаза — это нечто. Магия вне Хогвартса, блять. Я так тебя хотел, что уже сам справился, но не отказался бы закрепить результат, Мирон Янович. Улыбался он при этом очень многообещающе, сука. — Я тоже думаю, что нам надо продолжить, но точно не здесь. Ко мне? — неуверенно произнес Мирон. А Слава просто стоял и смотрел в эти невозможные глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и кивал задумчиво. — Давай к тебе. После всего этого, — он обвел рукой комнату, — наши инициативные друзья заслужили немного уединения, как считаешь? Окси кивнул и упал в кресло, Гнойный — напротив. Снова разлили и выпили. Карелин задумчиво катал в руке стакан с вискарем, а потом произнес расслабленно: — Я и не думал, что так вкрашнусь в тебя, Мироша. Давай у нас будет минутка признаний в моей неземной любви, ты великодушно, там, потерпишь разочек, и мы раз и навсегда свободны, хан Замай доволен, все танцуют, океюшки? — Ты умеешь думать? И что же ты думал, Славунь? — Что всё будет по фану. Что моего бати больше нет, а семье надо что-то жрать. Что мама заслужила нормальной жизни. Я собирался в прекрасной северной столице прожить скучную, но прибыльную жизнь компьютерного червя на нормальной зарплатке. Ты ж не думал, что я админом только работать и умею? Не думал, конечно, ты ж не Дудь. А рэпчик с баттлами помогли бы Славочке не скучать. — И что пошло по пизде, Славочка? Взрослая самостоятельная жизнь внесла коррективы? Так бывает. Почему же именно я? — Я послушал твоего "Жида", потом микстейп и прихуел, да так и не выхуел. Ты отымел меня этими своими словами, рифмами и смыслами. Такой молодец. А потом ты "Огородик" выпустил. И я решил, что вашим говно-баттлам и тебе лично нужен хороший апгрейд через мощный подсрачник. От величайшего среди поэтов новой волны. Смотрел моё интервью на "Культуре"? Это тебе не хуйня из-под коня — серьезные дяди так говорят. И оба рассмеялись от души. — Меня только одно интересует: ты чего не выпил со мной из одной бутылки? Я два года с тобой заигрывал, что ж ты мне сердечко разбить решил, ммм? — Ты меня разъебал всухую. Я психанул, сейчас это важно, Слав? Я человек настроения с биполяркой. Считай это ответом, — Мирон поежился под пронзительным взглядом и вопросительно приподнял брови. У него даже волосы на загривке дыбом встали. Которых у него там и не было. — Разъебал? Ты еще не знаешь, как именно я хочу тебя разъебать, а точнее, выебать, Мирон Яныч, — Окси завороженно смотрел, как глаза напротив прямо наливаются ртутью и яростным желанием, и ощущал, что доигрался. — Не смеши меня. Ты сливался по-полной, и то, что я тебе подыграл, не значит, что я прощу тебе пренебрежение. Но считай, что извинился. Пока что. Более основательно извинишься чуть позже. Мирон хотел что-то сказать, даже рот открыл. А потом вздохнул, достал из кармана ручку и написал на салфетке свой адрес. Слава насмешливо кивнул, забрал салфетку и тут как по заказу в замке повернулся ключ, и Витя открыл дверь. За его спиной маячили оба Вани с немного смущенными, но заинтересованными лицами. Мирон поднялся из кресла, демонстративно пожал руку Славе, одними губами прошептал "я жду" и вышел из комнаты под Фалленовское издевательское: — Оп-па, да тут все живы, дядь. Скукотища. Мирон прошел в гостиную, где сидели все свои, погулял еще с полчасика и быстренько попрощался, когда понял, что от предвкушения у него начинают покалывать кончики пальцев. Он вызвал себе такси и поехал домой, на прощание бросив на Славу быстрый взгляд. Чудо новогоднее незаметно кивнуло ему в ответ. Город был под утро уже практически пустым, так что Мирон доехал до своего дома достаточно быстро, набрал код подъезда и уже собирался проскочить внутрь, как ему на плечо легла уверенная рука, и Слава произнес насмешливо: — Ебать ты скоростной. Ну веди, Мироша. Впервые за очень долгое время Мирон так счастливо и предвкушающе улыбался. Жаль только, что в этот момент он не увидел, КАК за его спиной улыбается Слава.