Всегда остаётся завтра

— А у тебя прелестная квартирка, — сказал Така. Он сидел на диване Николь. Сама девушка устроилась между журнальным столиком и телевизором, до сих пор не понимая, как так получилось, что после работы Морита и Такахаси оказались у нее в гостях. За обедом они говорили о том, что было бы неплохо собраться вместе, и кто-то предложил сделать это в ее квартире. Кажется, это была идея Рики, и вот теперь они оба находились здесь. Накадзима была на взводе и чувствовала себя неуютно. Уже очень давно девушка не принимала гостей. Дома ее окружали лишь родственники, а в спальню заходила только женщина, которая у них убиралась. Она была настоящим изгоем не только в городе и колледже, но и в собственном доме. Но до той злосчастной вечеринки на Хэллоуин все бывали у нее, а уж девчонки из ее группы, можно сказать, не вылезали. Тогда с ней еще дружили, и она играла в группе на гитаре. До той вечеринки все в ее жизни было как у всех. Николь нервно теребила браслет на запястье. Ей было приятно видеть у себя ребят. Просто для нее все это было… непривычно. Рика вернулась с кухни с пакетом чипсов в руке. — Хватит о квартире. Только не обижайся, она действительно хорошая, но меня больше интересует печенье Тору. Рыжая взяла пригоршню чипсов из пакета. — Лучше бы я тебе ничего не рассказывала. — Но ты уже рассказала, так что давай дальше, — ответила подруга с набитым ртом. Такахиро хихикнул. — Мне не терпится узнать, что стоит за словом «печенье». — Возможно, его член. — Рика плюхнулась на подлокотник дивана. — Боже мой, — сказала Николь, загребая еще чипсов. Ей нужно было подкрепиться для предстоящего разговора. Така кивнул. — Тогда понятно, почему он не стал бы угощать печеньем уродину. — Не думаю, что он это имел в виду, — сказала Накадзима, запихивая в рот чипсы. — Давайте поговорим насчет нот для новой песни… — К черту песню. Возвращаемся к члену Тору, — сказала Такахаси. — Ты понимаешь, что, если «печенье» означает его член, выходит, он был у тебя во рту? Николь поперхнулась и схватила банку содовой. Лицо девушки горело. — Теоретически рассуждая, так оно и есть, — добавила темненькая, ухмыляясь. В следующее мгновение она спрыгнула с дивана. — Не знаю, как ты умудряешься с этим справляться, Николь. Если бы я жила рядом с ним, то меня было бы не отодрать от его двери. И я бы сожрала все его печенье. Ням-ням. Рыжая покачала головой. — Можешь жрать его печенье, никто тебе не запрещает. — Ох, милая, если бы он замесил тесто для меня, я бы вымазалась им с ног до головы. Морита закатил глаза и было видно, что ему неприятно это слышать. — Представляю это зрелище. — Я одного не пойму: как так получается, что ты не запала на его печенье? Николь открыла было рот, но Така покачал головой и сказал: — Я не думаю, что «печенье» означает член. Скорее, яички и все такое. Такахаси громко расхохоталась. — Тогда получается, что его яйца теоретически побывали у тебя во рту! Блин, это какая-то грязная выпечка. Накадзима изумленно уставилась на свою подругу и ее подопечного. Неужели такие разговоры в порядке вещей? — О боже, пожалуйста, давайте прекратим говорить о членах и яйцах, иначе мне его печенье больше в рот не полезет. — Нет. Серьезно. Как тебе удается держать удар? — Рика взгромоздилась на спинку дивана, словно огромный кот. — Он явно флиртует с тобой. — И что? — ответила девушка и снова потянулась за чипсами. Рика растерялась. — Что? — Рика ведет себя, как сексуально озабоченная тетка лет за тридцать, поэтому не может понять, почему тебе не хочется прокатиться на бесплатном велосипеде. Николь взглянула на подругу, и она просто пожала плечами и сказала: — Очень верное наблюдение. — Даже мне трудно это понять. Тору действительно хорош собой, — продолжил Така. — Я сильно удивлен, что спустя столько лет после… — После чего? — взметнула бровь вверх Рика. Такахиро опустил взгляд в пол и промолчал. Не зная, что сказать, Николь опустилась в черное круглое кресло возле телевизора. Объяснять им, что стоит за ее странным поведением, ей совсем не хотелось. — Я не знаю. Просто меня все это не волнует. — Ты же не бесполая? — спросила Такахаси. Накадзима выразительно посмотрела на нее. — Нет. Она съехала со спинки дивана и подсела к Таке. — Тогда почему тебя это не волнует? Запихнув в рот оставшиеся чипсы, рыжая попыталась придумать ответ, который не обнаружил бы в ней фригидную ханжу. Или душевнобольной, как считали некоторые? Как бы то ни было, при мысли о мужских гениталиях ее прошибал холодный пот. Вот и сейчас она просто взмокла от напряжения. Чипсы вызывали изжогу. Визажист подумала о том, что надо будет выпить виски. Перед глазами вдруг встали строчки из вчерашнего письма. «Лгунья». Николь покачала головой. — Меня не интересуют эти отношения. Рика засмеялась. — Никто не говорит, что они также интересуют Тору. И никто не предлагает тебе: «Нагибайся, детка, вау-вау». Морита смерил ее взглядом. — Это ты сама придумала? — Да. Слова мои. Хочу заказать себе футболку с таким принтом. — Темненькая ухмыльнулась. — В любом случае, я лишь хочу сказать, что Ямасита — это такая возможность, которую не стоит упускать. Николь решила, что пора закрывать тему. — Почему мы вообще об этом говорим? Так получилось, что мы работаем вместе, и он живет в соседней квартире… — Я, как его лучший друг, очень рад такому раскладу, — перебил ее вокалист. Накадзима напряглась. — Никакой романтики. Его брови взметнулись вверх, и он провел рукой по коротким прядям своих черных волос. — Не занудствуй. Рыжая закатила глаза. — Я лишь хочу сказать, что совсем не знаю его. И он не знает меня. Это просто флирт. Ты вот даже сравнил его с бесплатным велосипедом. Возможно, он такой и есть. Милый и дружелюбный парень. Вот и все. Так, может, мы забудем об этом? — Ну все, вы меня утомили, — вздохнула Рика, и Така показал ей язык. — И к чипсам не хватает соуса. — В нижнем шкафу! — крикнула Николь, но Такахаси уже была на кухне и хлопала дверцами. К великому облегчению, они больше не говорили о Николь и ее несуществующих отношениях с Тору. С каждым часом девушке становилось уютнее в их компании. Ближе к девяти вечера они засобирались уходить. Такахиро остановился у двери и вдруг бросился к Николь. Прежде чем она успела опомниться, он повис у нее на шее и чмокнул в щеку. Визажист остолбенела. — В пятницу будет грандиозная вечеринка, — улыбнулся вокалист. — Обязательно приходи. Николь вспомнила, как Тору говорил, что будет занят в пятницу, и, поскольку вечеринки были его стихией, видимо, туда он и собирался. Рыжая покачала головой. — Не знаю. — Не будь букой, — произнесла Рика, открывая дверь. — С нами можно классно отдохнуть. Николь рассмеялась. — Не сомневаюсь. Хорошо, я подумаю. — Договорились. — Така помахал ей на прощание. — До завтра. На лестничной площадке Рика начала тыкать пальцем в дверь Ямасита, виляя бедрами и задницей. Рыжая закусила губу, чтобы не расхохотаться. Она продолжал ёрничать, пока Морита не схватил ее за руку и не спустил с лестницы, страстно поцеловав в губы. Улыбаясь, Николь закрыла дверь на замок. С уборкой она управилась довольно быстро, и можно было ложиться спать. Впрочем, из этого ничего не вышло, потому что сна не было ни в одном глазу, и, поскольку ноутбук и почта стали для девушки табу, она села смотреть повторы «Охотников за привидениями», пока ее не убедили в том, что в ее ванной хозяйничает полтергейст. Выключив телевизор, Накадзима поднялась с кресла и занялась самым ненавистным делом. Девушка ходила из угла в угол, как это часто делала в своей спальне дома. Было очень тихо, так что она могла различить случайные звуки и шорохи, доносившиеся из соседних квартир. Визажист сосредоточилась на них, не позволяя себе думать ни о чем другом. Сегодняшний вечер был слишком хорош, и ей не хотелось его портить. Да и вообще последние два дня прошли замечательно, если не вспоминать о том, как она врезалась в Тору. Все складывалось неплохо. Николь остановилась за диваном, только тогда осознав, что делает. Рукав рубашки был задран, и ее пальцы обхватывали левое запястье. Медленно, осторожно, она подняла пальцы, один за другим. На коже виднелись бледно-розовые отметины, оставленные браслетом. В последние пять лет она снимала браслет только на ночь и когда принимала душ. Эти следы уже, наверное, не сойдут никогда. Как и рваный шрам, который прятался под браслетом. Николь убрала руку. Короткий темно-розовый зигзаг тянулся вдоль запястья прямо над веной. Это был глубокий порез стеклом от фоторамки, которую она разбила после того, как первый снимок стал всеобщим достоянием. Накадзима сделала это в самую тяжелую минуту своей жизни, и это не было игрой. Такая же участь ожидала и правое запястье, если бы горничная не услышала звук разбитого стекла. На фотографии была она со своей лучшей подругой; той самой, которая в числе первых повернулась к ней спиной и прошептала слова «шлюха» и «обманщица». Тогда ей хотелось только одного: покончить с этим раз и навсегда. Ей казалось, не может быть ничего хуже того, что случилось с ней, с чем согласились ее родители, и что пришлось пережить потом. В считаные месяцы жизнь Николь разделилась на до и после. Беда в том, что, когда весь колледж встал на сторону Хару, она уже не верила, что может существовать какое-то после. А что теперь? После оказалось возможным и бесконечным, но стыд медленно сжигал ее изнутри, когда она смотрела на шрам. Самоубийство ничего не решало, и в любом случае ее смерть обернулась бы их победой. Девушка усвоила этот урок сама, поскольку врачебная помощь даже не рассматривалась. Ее родители, скорее, согласились бы отрезать себе ноги, чем страдать от стыда за свою дочь, которая пыталась покончить с собой, а потом лечилась у психиатра. Немало денег перешло из рук в руки, чтобы сохранить в тайне ее пребывание в больнице. Видимо, родителям Накадзимы было спокойнее жить со знанием того, что их дочь — «лживая шлюха». Но Николь было больно видеть следы собственной слабости, и она бы не пережила унижения, если бы их увидел кто-то еще. Громкий смех из коридора привлек внимание визажиста — это был смех Тору. Николь непроизвольно повернула голову в сторону кухни. Таймер на плите показывал час ночи. Девушка опустила рукав рубашки. — Ты не можешь пропустить это в пятницу? — спросил женский голос. За стеной он звучал слегка приглушенно. Последовала пауза, а потом заговорил Ямасита: — Ты же знаешь, что не могу, дорогая. Может быть, в следующий раз. Накадзима услышала их шаги, удаляющиеся вниз по лестнице. Она бросилась к окну. Поскольку ее квартира была угловой и выходила окнами на парковку, ей оставалось только ждать. И вот они появились — Тору с оголенным торсом и девушка. Высокая длинноногая брюнетка в модной джинсовой юбке. Это все, что Николь смогла разглядеть из окна, пока они шли к машине. Девушка споткнулась, но устояла на ногах, и Тору подхватил ее. Они остановились позади темного «Седана». Накадзима чувствовала себя извращенным вуайеристом, подглядывая за ними, но оторваться не могла. Гитарист что-то сказал и засмеялся, когда девушка игриво толкнула его в плечо. В следующее мгновение они обнялись, и он отступил назад, махнул ей на прощание и зашагал обратно к дому. На полпути он взглянул на окна их этажа, и Николь, как дура, отскочила назад. Он не мог ее видеть. Нет, ведь в квартире было темно. Она посмеялась над собой и успокоилась, только когда услышала, как хлопнула дверь в коридоре. Облегчение теплой волной разлилось по ее телу, расслабляя напряженные мышцы. Увидев его с другой девушкой, она… обрадовалась. Это полностью подтверждало, что Тору — обаятельный, безобидный бабник, который любит угощать печеньем симпатичных девчонок и держит дома кота по имени Кен. И это было здорово. Для нее — так лучше не придумаешь. С этим она могла бы справиться, потому что от советов Рики и Таки она уже начинала дергаться. Возможно, они с Тору могли бы стать друзьями. Ее это вполне устраивало, хорошо было иметь много друзей, как раньше. Но, когда Николь забралась в кровать и лежала, уставившись в потолок, на какой-то миг, очень короткий, ей почему-то захотелось представить себе, что Тору проявляет к ней мужской интерес. С нетерпением ждет встречи. Волнуется каждый раз, когда смотрит на нее, когда случайно соприкасаются их руки. А что было бы с ней, если бы она влюбилась в него или в другого парня? С таким же нетерпением ждала бы свиданий, первых поцелуев и всего, что бывает потом? Наверное, это было бы приятно, решила Николь. Совсем, как раньше. Пока Хару Ли не растоптал ее мечты. * * * Грозовые тучи заволокли небо в утро четверга, обещая дождливый унылый день в Токио. К счастью, у Николь был короткий рабочий день, и, собираясь выходить, девушка натянула поверх рубашки толстовку с капюшоном. Можно было бы, конечно, переодеться во что-то более солидное, нежели шорты и шлепанцы, но ей было лень, и она решила не париться. Отправив эсэмэску Рике: «Купить тебе кофе?», Николь выскочила за дверь и уже подходила к лестнице, когда из квартиры Тору вышел парень, на ходу надевая через голову рубашку. Показалась нечесаная темная шевелюра, и она узнала в нем парня с котом, друга Ямасита. На мгновение их глаза встретились, и широкая улыбка вспыхнула на его загорелом лице, обнажая ряд белоснежных зубов. — Привет! Я тебя уже видел. Николь бросила взгляд поверх его плеча. Он оставил дверь широко открытой. — Привет, ты… парень с котом. Он был в легком замешательстве. — Парень с котом? Ах, да. — Когда он рассмеялся, кожа вокруг его карих глаз собралась морщинками. — Ты видела меня с Кеном, верно? Накадзима кивнула. — И, кажется, ты называл себя сеньором Кретином. Отозвавшись громким хохотом, он вместе с девушкой зашагал вниз по лестнице. — Так меня зовут по пьянке. А вообще-то в миру я Рёта. Мы с тобой так и не познакомились в твой первый рабочий день. Я бас-гитарист OOR. — Это звучит гораздо лучше, чем сеньор Кретин. — Она улыбнулась. Они были уже на четвертом этаже. — А меня зовут… — Николь. — Увидев ее округлившиеся глаза, он снова сверкнул своими белоснежными зубами. — Мне Тору сказал. — О-о. Так… ты направляешься… — Эй, придурок, ты оставил дверь открытой! — Голос Ямаситп прогремел на весь дом, и в следующее мгновение он сам, в черной бейсболке, появился на лестничной площадке их с Николь этажа. Его губы скривились в ухмылке, когда он увидел их вместе. — Эй, что ты делаешь с моей девушкой?! — крикнул он, устремляясь вниз. «Моя девушка? Что?» Николь чуть не споткнулась. — Я просто объяснял ей, как живу под двумя именами. — О, неужели? — Тору положил руку Николь на плечи, и ее шлепанцы зацепились друг за друга. Он крепче обнял девушку, прижимая к себе. — Стоять, дорогая, а то я тебя не удержу. — Только посмотрите на него. — Кохама заспешил вниз по лестнице. — Девчонки так и падают к его ногам. Тору усмехнулся и свободной рукой повернул бейсболку козырьком назад. — Ничего не могу с этим поделать. Я чертовски обаятелен. — А может, все дело в твоем запахе, — огрызнулся брюнет. — Не уверен, что слышал шум душа сегодня утром. Ямасита изобразил возмущение. — Я что, плохо пахну, Николь? — Ты пахнешь изумительно, — пробормотала она, заливаясь краской. Впрочем, девушка не лукавила. От него действительно исходил потрясающий запах: смесь свежего белья, слабого одеколона и табака, видимо, свойственного только ему. — То есть я хочу сказать, что ты не воняешь. Тору задержал на ней взгляд чуть дольше обычного. — Идешь на работу? Они спускались по лестнице, но его рука по-прежнему лежала на ее плечах, и у нее в боку покалывало, как будто она отлежала его во сне. Между тем Тору вел себя так… естественно, словно для него это ничего не значило. Николь вспомнила, как ночью он обнимал девушку, но для нее это было… Словами она объяснить не могла. — Николь? — Ямасита понизил голос. Девушка высвободилась из его объятий и заметила, что это не ускользнуло от Рёты, который улыбнулся еще шире. Она поспешила вниз, соблюдая дистанцию. — Да. А вы, ребята? Ямасита легко догнал ее на третьем этаже. — Мы идем завтракать. Тебе надо опоздать на часок и присоединиться к нам. — Думаю, на этой неделе с меня хватит опозданий. — А я вот сачкую, — объявил Кохама, — зато Тору — кун у нас пай-мальчик, у него игра только после обеда. — А ты, выходит, плохой мальчик? — спросила Николь. Улыбка брюнета и впрямь была заразительной. — О, я просто ужасный. Ямасита смерил друга многозначительным взглядом. — Да, и это во всем: в грамматике, математике, английском, уборке за собой, общении с людьми. Продолжать можно до бесконечности. — Зато мне нет равных кое в чем другом. — Интересно, в чем же? — поинтересовался Тору, когда ребята вышли из дома. В воздухе пахло сыростью, а облака как будто накачали водой. Рёта, бежавший впереди, развернулся к ним лицом и стал пятиться назад, не замечая опасной близости сдающего назад красного пикапа. Он поднял свою загорелую руку и стал загибать пальцы. — Пьянки, гулянки, сноуборд, баскетбол — ты еще не забыл этот вид спорта, Тору? Баскетбол? Улыбка сползла с лица Тору. — Нет, я помню, кретин. Кохама снова засмеялся и повернулся, направляясь к припаркованному серебристому внедорожнику. Заинтригованная, Накадзима взглянула Ямасита. Он смотрел прямо перед собой, на его лице играли желваки, а глаза были осколками льда. Не глядя на девушку, он сунул руки в карманы и сказал: — Увидимся, Николь. Он подошел к брюнету, который ждал его у внедорожника, а визажист готова была поклясться, что даже воздух стал холоднее от столь резкой перемены в поведении гитариста. Не нужно было обладать гениальностью или особой интуицией, чтобы догадаться, что брюнетик задел больное место и Тору не смог справиться с эмоциями. Дрожа от холода, Николь поспешила к своей машине. Лишь только она села за руль, как жирные капли дождя упали на лобовое стекло. Выезжая со стоянки, Накадзима поискала их глазами. Они все еще стояли у машины, Рёта улыбался, а Тору что-то говорил, и на лице его было все то же напряженное выражение. О чем бы ни шла речь, разговор явно был не из приятных.