Всегда остаётся завтра

Когда наутро Николь встала под душ, горячая вода пролилась бальзамом на ее стонущие от боли мышцы. Она запрокинула голову, подставляя лицо благодатным струям. Прошлой ночью… всю ночь… Ее губы растянулись в широкой улыбке. Это было восхитительно. Не только секс — а он был восхитительно необыкновенным, — но и все, что было потом. Они с Тору были близки, как никогда прежде, и соединил их не секс как таковой. Это было высшее проявление доверия друг к другу. Услышав, как тихо заскользила дверца душевой кабинки, Николь открыла глаза и повернулась, когда Тору шагнул к ней. Полностью обнаженный. Ее взгляд спустился ниже. И возбужденный. Девичьи щеки вспыхнули, и Николь смущенно прикрыла себя руками. Да, они стали ближе, но это не значит, что ей было привычно стоять в ярком свете ванной с голой задницей. — Ты прекрасна. — Тору слегка ухмыльнулся, отводя ее руки. — И ты хочешь спрятать такую красоту? — Не всех Будда наградил твоей самоуверенностью. — Это точно. — Он провел большим пальцем по твердому соску и поцеловал уголок ее губ, пока его руки скользили по женским плечам. Вода стекала по ее спине. — Мне стало там очень одиноко. И я решил присоединиться к тебе. — Тебе, одиноко? — Николь шагнула к нему. — Да. — Гитарист опустил руки на ее талию, мигом сокращая дистанцию между ними. Их скользкие тела слились в одно, к великой радости отдельных частичек ее тела. — Я заказал завтрак. У нас есть минут двадцать. — Двадцать минут, чтобы привести себя в порядок? — На это хватит и пары минут. — А на что потратим остальные? Ямасита не стал объяснять на словах, как бы ему хотелось провести эти драгоценные мгновения. Он показал… и очень подробно. Подарив Николь один поцелуй, его губы сомкнулись на ее груди. Огненная лава разлилась у визажиста в животе, когда он повернул ее боком, подставляя под струи воды. Ее рука вспорхнула к прядям мокрых волос, и они просочились сквозь пальцы, словно шелковые нити. Он просунул руку между ее бедер, затягивая Николь в поцелуй. Он точно знал, как прикоснуться к девушке, как пробудить в ней желание и подвести к точке кипения. — Держись, — приказал он. Николь обвила руками его шею и судорожно вздохнула, когда он поднял ее, прижимая спиной к мокрой плитке, устраиваясь между ее ног. Он соединил их медленным, мучительным рывком. Ее стоны заполняли ванную комнату, пока двигались его бедра. Ее сердце грохотало, и глубоко в груди и животе порхали встревоженные бабочки. Как-то так получилось, что парень с девушкой оказались уже не в тесной душевой кабинке, и спина Николь была прижата к холодному полу, а Тору был над ней, и их тела раскачивались вместе под звуки бегущей воды. Одна его рука была на ее груди, другая зарывалась в ее тяжелые от воды волосы. Его рот был горячим и требовательным, жадным и ненасытным. — Тору! — выкрикнула Николь, выгибая спину, когда сокрушающая волна облегчения накрыла девушку с головой. Его руки тотчас подхватили ее, поднимая и усаживая к нему на колени. Ее ноги скользили по теперь уже мокрому полу. Молния пронеслась по ее венам. Его тело дрожало, когда он крепко прижал Николь к себе, делая последний мощный рывок, впиваясь пальцами в ее бедра, встречая свое освобождение. Внезапно воцарившуюся тишину нарушало лишь их неровное дыхание. Изможденные и счастливые, парень с девушкой млели в объятиях друг друга, ее голова лежала на его плечах, а ладонь накрывала клокочущее сердце. — Ты… — В порядке, — улыбнулась Николь, не дослушав его. — Кости целы. — Не знаю. — Он убрал с ее лица мокрые пряди. — Ты… — Стук в дверь перебил его. — Черт. Завтрак принесли. Николь сползла с его коленей, и он поднялся на ноги, но тут же поскользнулся в лужах, которые они с ней оставили на полу, и чудом устоял. Ему удалось добраться до двери невредимым. — Тору! — Что? — обернулся он. Бросая ему полотенце, Николь хихикнула. — Ты собираешься демонстрировать свое «хозяйство»? — Отличная идея. — Он обернул полотенце вокруг бедер и хитро усмехнулся. — Хотя толпы многое бы отдали за то, чтобы этим полюбоваться. Николь засмеялась, возвращаясь под теплые струи воды. Его «хозяйство» действительно было впечатляющим. * * * Дом Бриттани находился в районе Нисидзин. Тихая гавань для среднего класса, ухоженная и чистая. Николь с Тору остановились перед одноэтажным домом, построенным в традициях древней Японии, и визажист еще раз сверилась с адресом, записанным в ее телефонном справочнике. — Да, это он. Тору припарковал машину вдоль тротуара, слегка нахмурился. — Ты уверена, что тебе это необходимо? — Да. Я в долгу перед ней. Он заглушил двигатель. — Ты ничего ей не должна. Николь посмотрела на него. — Должна. Нет, я не виню себя за то, что с ней случилось, но, если я не поговорю с ней, она никогда не поймет, почему я тогда ничего не сказала. И мне нужно сделать так, чтобы она это поняла. — Николь очень хотела, чтобы в ее жизни больше не было отвратительных посланий от нее. Вздохнув еле слышно, Тору убрал руки с руля. — И, конечно же, ты хочешь, чтобы я остался здесь? Николь кивнула. Он опять вздохнул. — Не нравится мне все это. Наклонившись к нему, она поцеловала его в щеку. — Но тебе нравлюсь я. — Я люблю тебя. — Он повернулся к ней. Скользнув рукой к ее затылку, он накрыл губами ее рот. — Но это не означает, что мне нравится сидеть здесь, пока ты шастаешь по домам каких-то случайных знакомых, возможно и психов. — Она не псих. — Ты-то откуда знаешь? — Я знаю. Его губы изогнулись. — Если ты не выйдешь через пять минут, я врываюсь туда с автоматом и всех укладываю. — У тебя нет автомата. — Она же не знает. Николь тихонько рассмеялась. — Мне потребуется больше, чем пять минут. — Шесть. — Больше, — сказала она. — Тебе это не нужно, милая. — Когда Николь промолчала, Тору застонал. — Семь. — Ты преувеличиваешь. Со мной все будет в порядке. Лидер снова вздохнул. — Ладно. Пожалуйста, будь осторожна. — Буду. Прежде чем Николь смогла выскользнуть из его объятий, он еще крепче стиснул девушку в своих руках и завладел ее ртом. Поцелуй начался нежно, становясь все глубже и жарче, когда его язык проскользнул внутрь, повторяя движения, напоминавшие рыженькой о том, что он делал прошлой ночью и этим утром. Николь застонала в поцелуе, и, когда он оторвался от ее губ, визажисту не хватало воздуха. Озорной огонек зажегся в его карих глазах. — Чем раньше ты вернешься, тем скорее получишь больше. — Так нечестно. — Она ловко выскользнула из его объятий, но на ее губах была улыбка. — Я люблю тебя. Николь была готова слушать это бесконечно. — Я тоже тебя люблю. Заставить себя выйти из этой машины было почти невозможно, но она все-таки сделала это. Ее каблуки звонко цокали по потрескавшемуся асфальту, когда она спешила к дому. Полуденное солнце палило нещадно, и в считаные мгновения на лбу выступили капельки пота. Николь подняла руку, чтобы постучаться, но дверь распахнулась, и на пороге стояла худенькая девушка маленького росточка с черными волосами и большими серыми глазами — настороженными. Они скользнули по Николь, а потом поверх ее плеча. Она была хорошенькой, но выглядела измученной и утомленной. — Кто это? — спросила она. Николь сразу узнала ее голос. — Это мой жених. Ее лицо сморщилось, как если бы она съела кислятину. — Ему сюда нельзя. — Я знаю. — Николь поспешила успокоить ее. — Поэтому он останется в машине. Лицо Брит стало сердитым, но она отступила в сторону, приглашая Николь войти. Толкнув сетчатую дверь, она последовала за ней в темную гостиную. — Это дом твоих родителей? — Ее взгляд скользнул по многочисленным фотографиям на стенах и обшарпанной мебели. — Да. — Она гордо прошествовала в гостиную и схватила пульт от телевизора. Выключив телевизор, она бросила пульт на диван. — Они на работе. — Это хорошо. Она ухмыльнулась. — И это говорит девушка из Северного Киото. Николь проглотила ехидный намек на привилегированное местожительство ее мамы и отчима и села в кресло, скрестив ноги в щиколотках. — Ладно. Я рада, что ты захотела со мной встретиться. Бриттани не сидела, а стояла всего в нескольких шагах от визажиста. — Что, серьезно? — Да. Она нервно засмеялась. — Что-то я в этом сомневаюсь, вспоминая наш последний разговор и то, что целых девять месяцев тебе было на меня плевать. Да, пожалуй, разговор предстоял не из легких. — Я не любительница читать письма от незнакомых людей, это у меня еще со времен колледжа, когда меня заваливали письмами ненависти. И ты ведь тоже присылала мне кучу не слишком приятных сообщений. Сложив на груди руки, она вздернула подбородок. — Ты знаешь, почему я посылала тебе эти сообщения. — Потому что я не ответила на первые письма и потому что ты меня обвиняешь. — Она промолчала, и Николь чуть подалась вперед. — Я не лгала, когда сказала, что ничего не знала о тебе до тех пор, пока в январе не поговорила со своим братом. Я не открывала первые письма. Это правда. Она сжала губы. — Так ты все еще настаиваешь на том, что ты не лживая шлюха? Николь выдохнула через нос и пристально посмотрела на нее. Злость уже закипала в ней, но, так же как и ее мать накануне, она держала себя в руках. — Как я уже сказала тебе по телефону, я не лгала полиции. — Тогда почему ты забрала заявление? — спросила она. — Это долгая история. Она раскинула руки. — Разумеется, у меня есть время. Выкладывай. Ее требовательный тон так и подстегивал Николь к тому, чтобы сорваться. Но, сохраняя выдержку, она рассказала Брит и про вечеринку на Хэллоуин, и про то, что было потом. Выражение ее лица оставалось жестким и неумолимым, как у бывалого копа. Лишь когда девушка призналась в том, что с ней сделал Хару, на ее лице промелькнула боль. Николь не нужно было задавать вопросов, чтобы убедиться в том, что с ней произошло то же самое. Когда она закончила, Брит отвернулась, ее плечи поникли, но спина оставалась прямой. — Мне нельзя никому об этом рассказывать, но я должна была рассказать тебе. — А своему жениху ты рассказала? — Да. Она по-прежнему стояла к визажисту спиной и молчала. — Мне бы очень хотелось, чтобы мои родители не соглашались на это, да и я тоже. Я бы хотела быть такой же сильной, как ты, и чтобы… — Ты ничего обо мне не знаешь. — Она повернулась к Николь, ее глаза стали серыми кремнями. Николь подняла руки, жестом успокаивая ее. — Но я знаю, что ты сильная, сильнее меня. Ты все сделала правильно, и я знаю, что, наверное, это было нелегко. — Это было нелегко. — Я понимаю. Думаю, этой девочке доставляло удовольствие спорить с ней. Ее острый подбородок выступил вперед. — Все было нелегко. Беседовать с полицией, детективами, а потом с адвокатами. И всем пересказывать в подробностях, что он делал со мной? Рассказывать все до мелочей? Как ты думаешь, легко это было? И мне бы не пришлось пройти через все это, если бы ты тогда сказала правду! — Мне очень жаль… Она бросилась к рыженькой так быстро, так неожиданно, что Николь даже не успела увернуться. Бриттани ударила Николь по лицу, сильно, наотмашь. Слезы боли и удивления защипали глаза. Она ударила ее прямо по лицу. Николь не могла в это поверить. Щека горела, ныла. Проклятье. Эта худышка владела прямо-таки бойцовским ударом. Потрясение сменилось яростью, и у Накадзима уже чесались руки нанести ответный удар. Но она могла понять злость Брит. Ее рана еще кровоточила, и рана была глубокой. Николь сама побывала на ее месте, да и теперь, спустя столько лет, порой на нее накатывает. Злость никуда не делась. Может, и не денется. Вот почему Николь, как никто другой, хорошо ее понимала. И только это удержало Николь от кулачной расправы. — Ты заслужила это, — сказала она, и ее голос дрожал. Ее щека еще горела, когда Николь встала. — Может быть. Но я не заслужила того, что со мной сделал Хару, и не заслуживаю твоего осуждения за то, что я сделала, когда мне было девятнадцать, а в Японии совершеннолетие наступает в двадцать лет, и выбор у меня был невелик. — Но ведь не под дулом пистолета твои родители заставляли тебя подписывать бумаги? Николь покачала головой. — А как бы ты поступила, если бы твои родители потребовали от тебя сделать это? Она открыла рот. — Можешь даже не отвечать, потому что на самом деле это не имеет значения. Я очень сожалею… но, если ты сейчас меня ударишь, я ударю в ответ. Мне очень жаль, что это случилось с тобой и что тебе пришлось пройти через судебный процесс и все остальное. И поверь мне, больше всего на свете я жалею о том, что подписала те чертовы бумаги и согласилась на молчание. Но я не могу ничего изменить. Все, что я могу, — это отпустить прошлое. — Что ж, весело ты его отпускаешь. Стоя перед этой девушкой, с которой Николь связывало общее горе, она чувствовала… пустоту. Никакие ангелы не спустились с небес, не было и откровений. Накадзима чувствовала то же самое, что и выходя из родительского дома. В душе была пустота. В какой-то миг она поняла, что Тору был прав. Ей не нужен был этот шаг, чтобы двигаться дальше. Ей даже не нужно было бросать вызов родителям. Хоть она и получила от этого удовольствие. Николь шагнула в будущее в тот миг, когда рассказала Тору правду. И это прозрение тоже не пришло к ней в одну ночь. Расставание с прошлым оказалось медленным и мучительным, и нужно было получить звонкую пощечину, чтобы это осознать. Николь не надо было приходить сюда. Ее место было там, рядом с Тору, в их новом доме, в Токио, с их диузьями. Николь надо было двигаться дальше. Девушка сделала шаг к двери. — Куда ты? — Ее костлявые пальцы впились в руку визажиста, удерживая ее. — Николь? Освобождаясь от ее хватки, рыженькая старалась говорить ровным голосом. — Я ухожу, Бриттани. Я ухожу к человеку, который любит меня, независимо от того, что было в моем прошлом и какие глупые решения я принимала. Я возвращаюсь домой, и мой дом не в Северном Киото. Он там, где мои друзья. Брит тяжело сглатывала, но молчала, пока Николь шла к двери. У порога она остановилась и повернулась к ней. — Послушай, если ты захочешь позвонить мне, просто поговорить, у тебя есть мой телефон. Звони, когда захочешь, но я уже извлекла уроки из своих ошибок. Если ты будешь присылать мне сообщения, которые меня хоть чуточку разозлят, я обращусь в полицию и предъявлю тебе обвинение. Она глотнула воздуха и отступила назад. — Я желаю тебе только самого хорошего. Серьезно. Прощай, Бриттани. Она не остановила ее и не вышла следом за ней, как Армеев. Николь нырнула в прохладный салон автомобиля и наконец-то смогла отдышаться. — Что это… почему у тебя такое красное лицо? — Тору взял Николь за подбородок и нежно повернул к себе. — Она что, ударила тебя? — Да. — Николь поморщилась, когда он выругался. — Но я думаю, ей стало легче, после того как она выплеснула на меня всю свою злость. Его глаза сузились. — Но все равно это черт знает что. — Я знаю. — Она обхватила его руку и прижалась к ней воспаленной щекой. — Но все кончено. Я сказала то, что должна была сказать, и думаю, что больше о ней не услышу. Тору раскрыл ладонь и нежно приложил ее к щеке любимой. — Николь… — Ты был прав. Мне и в самом деле не надо было этого делать, но я рада, что сделала. Я спокойна. — Закрывая глаза, Николь прижалась поцелуем к его ладони. — Поехали домой, Тору-кун. Там я должна быть.