Принцесса-изгнанница, или Другая история Сары Кру

Прошло лишь несколько дней с того времени, как Сару переселили в бывшую комнату Лавинии, а об этом уже знала вся школа. Эрменгарда была счастлива, радовалась этому и Лотти. Обе подруги Сары каждый день старались хоть на минутку заглянуть к ней. Младшие девочки тоже к ней зачастили и хотели непременно готовить уроки под присмотром любимой младшей учительницы. Сара рада была бы принять в гости их всех, но комнатка, хоть и гораздо более просторная, чем Сарин чердак, не могла вместить толпу малышей. Как ни странно, выручила ее мисс Минчин. Она заметила, что происходит, и, хотя ей совсем не нравилось, что даже ученицы, поступившие в школу год или два назад, явно берут сторону Сары, она не решалась мешать ее удовольствиям. Поэтому мисс Минчин придумала следующее: посещение комнаты Сары она сделала праздничной привилегией, доступной лишь примерным ученицам. От этого и поведение в классе стало лучше, и девочки перестали ссориться, и Саре стало спокойнее. Бекки тоже стало немного легче жить. Ее слегка приодели, чтобы она выглядела достойно юной госпожи, а также освободили от самой тяжелой работы. Неудивительно, что на кухне остались недовольны возвышением двух самых жалких служанок. Несколько раз кухарка, нарушая прямой приказ мисс Минчин, заставляла Бекки делать то, что не хотелось делать ей самой. Однако на помощь пришла Сара. Она посетовала в разговоре с мисс Минчин, что Бекки стала часто задерживаться и не приходит, когда ей нужнее всего. Юная служанка была сурово допрошена, мисс Минчин выслушала ее робкие оправдания, потом потолковала с кухаркой, и... нет, Бекки не освободили от мытья посуды и другой неприятной работы, но теперь она могла сказать, что ее ждет мисс Сара, и потихоньку уйти. Однако она старалась пользоваться этой привилегией не слишком часто. Девочка успела усвоить, как неверно счастье, и старалась не сердить никого понапрасну. Кто знает, что будет завтра? Сара тоже не ленилась и не отлынивала ни от уроков, ни от шитья, но не потому что боялась будущего. Просто она по-прежнему представляла себя принцессой и полагала, что особам королевской крови следует быть в первую очередь добросовестными во всем, что они делают. И она исполняла свои старые и новые обязанности как нельзя лучше: повторяла давно известное, изучала новое, занималась с младшими воспитанницами, а по воскресеньям следила, чтобы они вели себя прилично по дороге в церковь, из церкви, а особенно во время службы. Нет, Сару больше не бранили за чужие шалости, просто она, в довольно юном возрасте, выработала определенные понятия о религии, в чем-то оригинальные, в чем-то непоколебимо определенные – как ее детские мечты о небе и ангелах. В этот день мистер Блум, священник из близлежащей церкви, произнес проповедь о рае и небесах. Он не был даровитым проповедником и говорил просто, даже буднично и слегка пришептывал: мисс Минчин, выбрав именно эту церковь, руководствовалась не ораторским искусством священника, а исключительно близостью к пансиону. Девочки слушали не очень внимательно: некоторые зевали украдкой, другие перешептывались, а Гертруда, насмешливая девочка, когда-то дружившая с Лавинией, что-то записывала в тетрадке свинцовым карандашом. Сара знала, что она успевает не только отмечать основные мысли проповеди, но и рисовать карикатуру на бедного мистера Блума, однако ей все не удавалось уличить ученицу, так ловко она прятала опасные листки. Проповедь окончилась, и девочки парами покинули церковь. На улице было свежо и прохладно, и Сара немного замешкалась, плотнее укутываясь в шерстяную пелеринку. Поэтому она заметила, как мимо промчался маленький аккуратный экипаж доктора, одного из лучших в Лондоне, которого мисс Минчин обычно приглашала к своим ученицам. Ехал он по направлению к пансиону. Когда ученицы вернулись домой, Сара увидела, что докторский экипаж стоит у ворот дома индийского джентльмена, и невольно вздрогнула. «Он ведь болен! – подумала она. – Неужели ему стало еще хуже?» Бекки уже ждала ее с ворохом новостей. - Ох, мисс, с нашим соседом, кажется, беда, - говорила она. – Служанки рассказывали, он недели две как хворал, а теперь совсем слег, бредит как помешанный, все приговаривает: «Бедный мой друг, бедная девочка», а что за бедная девочка да что за бедный друг, этого никто не знает. - И никому не нужно знать, - заметила Сара. – Это только его тайна. Девочки помолчали. Бекки вздохнула: - Как вы думаете, мисс, индийский джентльмен поправится? - Мне бы очень этого хотелось, - сказала Сара. – Он такой славный и несчастный, и к тому же одинокий: за ним некому ухаживать. - Кучер говорил, горничные из дома напротив рассказывали, что для него наняли трех сиделок, - разумно заметила Бекки. - Сиделки – это очень хорошо, но нужно, чтобы кто-нибудь не только делал все необходимое, но и беспокоился бы от души, понимаешь? Чтобы кто-то ухаживал не за жалованье, а потому что любит. - Понимаю, мисс, - ответила Бекки. *** Через несколько дней Бекки, теребя фартук, вошла в комнату: - Ох, мисс, печальные дела творятся. - Что случилось, Бекки? - Пойдемте, сами посмотрите. Все слуги, кто поважнее, у парадного входа собрались, глазеют. Сара поспешила за Бекки, накинув хорошенькую кашемировую шаль, вышла на порог школы и замерла. К дому один за другим подъезжали экипажи. Один из них Сара узнала: это была карета Большой семьи. Сара приподнялась на цыпочки, пытаясь рассмотреть, все ли сидят в карете, но дверцы уже распахнулись, и члены Большой семьи стали выходить один за другим. У отца и всех мальчиков были на руках черные повязки, девочек одели в черное с ног до головы. Большая семья прошла в дом, а затем из дверей вынесли тяжелый длинный гроб. Сара, хоть ей и неудобно было смотреть через головы крупной, рослой прислуги, разглядела носовые платки в руках девочек и некоторых мальчиков. Бедный Гай Кларенс, тот, что подал ей когда-то монету, и вовсе рыдал безутешно. Отец семейства, большой, добрый и веселый мистер Монморанси, теперь сутулился и казался маленьким, слабым и старым, но не плакал. Сара тоже не лила слез, но ее сердце сжималось и болело, точно индийский джентльмен и ей был родным. «Он испытал все то же, что папочка, - думала она, - и заболел, как папочка, а теперь и умер, как папочка». Она стояла и смотрела, как гроб кладут на погребальную повозку, а те, кто приехал проститься с индийским джентльменом, занимают свои места в каретах. Процессия медленно и торжественно тронулась в путь. Слуги постояли еще немного, поглазели, а потом стали расходиться. К Саре подошла мисс Минчин: - Вам не стоит здесь находиться. Не пристало воспитаннице пребывать в обществе прислуги. - Да, мисс Минчин. Сара кивнула и вернулась в свою комнату. Она не плакала, когда папа уехал и оставил ее в пансионе, не плакала, когда узнала о его смерти, не пролила ни слезы и теперь. Но Бекки, когда увидела, что ее обожаемая госпожа сидит на кровати неподвижно, как кукла, ее глаза смотрят в никуда, а губы что-то шепчут, тихонько выскользнула в коридор. Она хорошо знала, когда человека лучше не трогать. Весь этот вечер Бекки работала на кухне, и служанки только дивились, откуда столько усердия и прилежания. Об этой перемене говорили почти столько же, сколько о кончине соседа.