Принцесса-изгнанница, или Другая история Сары Кру

Глава 5 Отъезд ученицы Мисс Сент-Джон, которая никогда не отличалась живостью и бойкостью, в последние дни совсем приуныла, училась из рук вон плохо и за обедом отказывалась от сладкого. Мисс Минчин под конец не выдержала и решила расспросить ученицу, пустив в ход свою излюбленную строгую манеру: - Мисс Сент-Джон. Если вы нездоровы, скажите об этом, и я приглашу врача, если вы огорчены, потрудитесь владеть собой, а если вы просто капризничаете, немедленно прекратите это, иначе я буду вынуждена принять строжайшие меры и наказать вас. - Я здорова, мисс Минчин, и я не капризничаю, - ответила мисс Сент-Джон, краснея. - Тогда почему вы печальны? Присядьте и расскажите об этом. Следует сказать, что весь разговор происходил в кабинете мисс Минчин, и Эрменгарде был предложен стул, обитый лиловым тиком. Для более уважаемых особ она предназначала бархатное кресло, для благородной бедноты – потертый табурет, а таким, как школьная учительница или мисс Амелия, полагалось выслушивать директрису стоя. Итак, Эрменгарда присела на стул и, положив на колени свои маленькие пухлые ручки, начала: - Мисс Минчин, меня скоро заберут из школы. Папа писал об этом. Мисс Минчин кивнула: она, разумеется, отлично знала, что пишут воспитанницы и воспитанницам. - Полагаю, - сказала директриса, - вы должны быть рады этому обстоятельству. Все школьницы хотят как можно скорее вернуться домой, к родным. - Я знаю, мисс Минчин, но... но мне это кажется так странно. Я как будто еду в незнакомые места... - Незнакомые места, но не к чужим людям. Вас ждут мать и отец, неужели вы не рады будете встретиться с ними после долгой разлуки? - Разлука была такая долгая, что они мне теперь кажутся незнакомыми, - призналась Эрменгарда. – И папа писал мне, что недоволен моими успехами в учении. Наверное, он не очень любит меня. - Об этом вам стоило позаботиться раньше, - строго сказала мисс Минчин. – Мистер Сент-Джон очень желал, чтобы вы получили хорошее образование, и в школе вам были предоставлены все возможности для этого. Если вы не исполнили отцовскую волю, вина только ваша. - А еще... мисс Минчин... – Ученица задумалась. - Что еще, мисс Сент-Джон? - Я подумала... мне будет грустно отсюда уехать. - Да, я понимаю, здесь останутся ваши подруги, но они скоро подрастут, тоже окончат образование и будут приезжать к вам в гости, а пока вы сможете переписываться. - Да, мисс Минчин! – Юная девушка по-детски глупо улыбнулась. – Я обязательно приглашу их в гости. И Лотти, и Мэри, и Кэти, и Сару... - Сару? – повторила мисс Минчин. – Впрочем, поговорим об этом потом. Не забывайте, что вы не должны приглашать подруг без дозволения отца и матери. - О, мисс Минчин, мама и папа согласятся, я уверена. - У Сары есть обязанности в этом пансионе. Что, по-вашему, будут делать ученицы, если уедет учительница? - Но ведь Сара может уехать на каникулы! - Не повышайте голос, мисс Сент-Джон, иначе я накажу вас за несдержанность. - Прошу прощения, мисс Минчин, - Эрменгарда покраснела. - И не будьте так ребячливы! Только малые дети думают, будто учителям нечего делать в каникулы. – Видя, что мисс Сент-Джон опустила голову и часто моргает, собираясь заплакать, мисс Минчин слегка смягчилась. – Впрочем, я что-то придумаю, - добавила она, почти не кривя душой. – Успокойтесь и идите заниматься уроками. Когда ученица ушла, мисс Минчин действительно принялась размышлять, вспоминая все, Что ей писали и говорили родители Эрменгарды. Миссис Сент-Джон, красивая дама, на которую дочь с годами стала очень похожа, часто присылала письма, полные любви и орфографических ошибок. Она, кажется, вообще не блистала образованием, хотя была благоразумна и придерживалась строгих правил приличия. Ее супруг, напротив, был начитан и сведущ во многих науках, а вот в беллетристике не разбирался, потому что считал очень вредным растравливать воображение и предаваться пустым мечтам. *** С недавних пор Эрменгарда стала реже посещать Сару и даже о помощи с уроками ее почти не просила. Зато она все время возилась с модными журналами, которые привозили ей портнихи, и расспрашивала Сару, какой бы наряд выбрать: между тем искусные руки снимали с нее мерки и намечали модные фасоны. Наверное, будь Сара более сдержанна, а Эрменгарда более упряма, мисс Сент-Джон выбрала бы донельзя забавный гардероб: нельзя сказать, что у нее вовсе не было вкуса, но она видела только платья и не умела представить, как будет в них выглядеть. Но порой Сара очень ласково и одновременно твердо говорила: - Эрми, тебе больше пошло бы вот это платье. Эрми, помнишь, твой папа хотел, чтобы у тебя непременно были ботинки, а не только туфельки. Эрми, девушки твоего возраста не ходят в темно-лиловом на праздники. И Эрменгарда ее слушала. Большую часть гардероба должны были шить в отсутствие Эрменгарды, а затем доставить прямо в ее дом. Однако полный дорожный костюм по необходимости привезли в школу. Многие старшие ученицы не могли удержаться, чтобы не прийти полюбоваться на него. Платье было шёлковое, с длинной прямой юбкой и пышными фонариками на рукавах, чудесного шоколадного оттенка. Для защиты от холода предназначалась бархатная пелеринка более темного тона. К платью прилагались элегантные остроносые туфельки на высоком каблуке – последняя мода - и чудесная шляпка с широкими полями, богато убранная цветами. Чтобы считаться первой модницей, Эрменгарде не хватало только корсета, но с этим ничего нельзя было поделать: мистер Сент-Джон, который изучил все науки, в том числе медицину, с самого начала категорически запретил прибегать к подобным вредным для здоровья ухищрениям. Эрменгарда наряжалась бы с большим удовольствием, если бы не помнила, что произойдет, когда ее облачат в этот костюм. За эти десять лет она крепко привязалась к Саре и тосковала при мысли о предстоящей разлуке. - Знаешь, Сара, - говорила она, - я обязательно напишу тебе письмо, когда приеду домой. Смотри, ответь мне. - Хорошо, отвечу, - соглашалась Сара. - Знаешь, Сара, - говорила Эрменгарда в другой раз, - я буду рассказывать тебе обо всем, что со мной случится. И напишу, как мы живем. Тебе ведь будет интересно про это узнать? - Конечно, интересно, - соглашалась Сара. - Знаешь, Сара, на Рождество я пришлю тебе открытку и письмо мисс Минчин, чтобы она отпустила тебя погостить к нам. Она ведь отпустит? - Наверное, отпустит, - задумчиво роняла Сара. - Знаешь, Сара, я подумала... пока я училась, у меня родился младший брат Джонни. Ему уже почти пять лет, а я его ни разу не видела. Но мама писала, он очень смышленый и скоро его начнут учить азбуке. Может быть, если тебе предложат быть его учительницей, ты приедешь ко мне? - Приеду, если меня позовут, - улыбалась Сара. По правде сказать, она сама не знала, будет ли рада такой перемене или совсем наоборот. Пансион мисс Минчин стал для нее привычным маленьким мирком. Здесь она знала все: людей, комнаты, распорядок дня, чужие мнения и характеры, убеждения и предубеждения, привыкла к ним. Как-то будет в другом месте, в другом доме? Но она ничего подобного не говорила Эрменгарде. *** Когда мистер и миссис Сент-Джон приехали за своей дочерью, Сара даже не успела хоть в двух словах проститься с ней: семейство спешило на поезд. Саре хотелось бы взять один из чемоданов Эрменгарды и донести его до кареты, чтобы хоть там успеть перемолвиться с Эрменгардой, но мисс Минчин, руководившая сборами, заметила вполголоса: - Сара, я бы не советовала вам этим заниматься. Если вы станете носить чемоданы, вас примут за горничную. Тогда мистер Сент-Джон может и запретить вам переписываться, а ведь вы этого так желали. - Благодарю вас, мисс Минчин, - задумчиво сказала Сара. – Вероятно, вы правы. Но тогда я должна пойти попрощаться с ней. - Хорошо, Сара, но недолго. Если они опоздают на поезд, вина будет ваша. И Сара поспешила к карете, дверцу которой уже был готов захлопнуть слуга. - Эрми, дорогая Эрми! – задыхаясь, позвала она. - Сара, - Эрменгарда просветлела лицом и протянула Саре руку. Их пальцы переплелись в дружеском пожатии, и Сара проговорила: - Желаю тебе счастья, Эрменгарда, самого большого счастья. - И я тебе, - шепнула Эрменгарда. – Ах, постой, постой... Она рванула завязки своего новенького ридикюля и вытащила оттуда что-то белое: - Возьми, Сара, скорее. Это платок. На память. Я сама его вышила. Сара подхватила маленький батистовый платок, украшенный по краю тонкой вышивкой из плодов и цветов. - Спасибо, - начала она. - Ну хватит, хватит, - заметил толстый джентльмен с усами, который сидел в карете подле дочери. – Кто эта девица? – обратился он к мисс Амелии, которая тоже сидела в карете и была провожатой семьи Сент-Джонов. - Это Сара, - с охотой заговорила мисс Амелия. – наша бывшая ученица, а теперь учительница. - Очень хорошо, но нам надо спешить, расскажете по дороге. Трогай, - приказал он, и дверца кареты захлопнулась. Сара постояла, глядя карете вслед, потом взяла платок в правую руку и стала им махать. Когда карета скрылась из виду, девушка вытерла глаза и вернулась в школу. *** Следующая неделя показалась Саре необычайно долгой. Хорошо, по крайней мере, что у нее были обязанности, исполняя которые, она ненадолго отрешалась от ожидания. Бывало, когда звонок возвещал о конце занятий, или о завтраке, или об отходе ко сну, Сара отмечала про себя, что еще какая-то часть срока миновала. Значит, письмо должно прийти не через пять дней, а лишь через четыре и две трети... одну треть... три с половиной. Письмо пришло, но Саре не пришлось прочесть его сразу: нужно было провести уроки, подготовиться к завтрашнему дню, проверить сочинения, написанные накануне. Только вечером, при свече, ей удалось развернуть заветное письмо и погрузиться в чтение. Письмо было коротким и сухим, и пришло оно не от Эрменгарды, а от ее отца. Он писал, что много наслышан от дочери о Саре, а кроме того, мисс Амелия кое-что ему поведала. Он узнал, что Сара – натура романтическая и мечтательная, а кроме того, любит сочинять истории и выдумывать волшебные сказки. По его мнению, это неуместно даже в раннем детстве, а для взрослой девицы тем более. Кроме того, положение Сары весьма двусмысленно, поэтому, а также принимая во внимание некоторые обстоятельства... Нет, он не запрещал переписку прямо, но предупреждал, что она будет проходить исключительно под его надзором и наблюдением, причем мисс Кру ни в коем случае не следует писать, пока она не получит весть от Эрменгарды. Что ж, Саре пришлось с этим примириться. Через месяц Эрменгарда написала, ее письмо пестрело описаниями приемов, праздников, балов, семейных вечеров... Наверное, теперь ей больше были не нужны рассказы о призрачных чудесах и воздушных замках, и Сара написала лишь одну-две страницы о том, что здорова, занята своей работой, Лотти передает привет, а в школе произошло то-то и то-то, но ничего особенного. Так и продолжалась переписка: робкая, с оглядкой на постороннего чтеца, сначала еще постоянная, потом все более вялая, прерываемая долгим молчанием. Каждое новое письмо казалось суше и холоднее предыдущего. А на Рождество пришла открытка с забавным рисунком. По заснеженной улице гуляли малиновки в нарядных человеческих костюмах, ни дать ни взять семья. Одна из птичек, наверное, изображавшая папу, была даже в цилиндре. К ним подходила другая малиновка, в отрепьях, и протягивала крылышко, а папа подавал ей монетку. На другой стороне открытки были только вежливые поздравления – и никаких приглашений. Сара не стала плакать и горевать, когда поняла, что дружба с Эрменгардой окончена, но все-таки была в тот день более рассеянной и менее приветливой, чем обычно. Она больше не приходила к мисс Минчин за почтовой бумагой, и та, заметив это обстоятельство, была вполне довольна, потому что все устроилось, как директриса и желала, и почти без ее участия.