***
— Кажется, мы с тобой просто кошмарные актёры, — заявляет Тимоти по дороге в отель после показа, когда им, наконец, удаётся сбежать от очереди журналистов и просто зевак. — Что ты такое говоришь? — Я смотрел фильм и в каждой второй сцене видел нас. Они аплодировали стоя, а мне хотелось выбежать оттуда, потому что мы как будто рассказали всему залу то, что им знать не положено. Это всё выглядит так… интимно, так по-настоящему, что даже немного пугает. — Давай-ка присядем, — Арми кивает на ряд пустых лавочек в парке, через который они возвращаются. — Ты знаешь, какое количество романов между актёрами завязывается на съёмочной площадке? — Да, но… — Дай мне закончить, пожалуйста. Так вот. Я уверен, что каждый из них хотя бы раз думает примерно то же, что и ты сейчас. Но… ты не Элио, я определённо не Оливер, а на экране мы видим именно их. У нас, конечно же, есть общие черты, наши…истории в чём-то похожи, но отличий гораздо больше. То, что у нас возникли реальные чувства, возможно, и делает этот фильм чем-то особенным. Может быть, люди видят…что-то действительно настоящее…и их это цепляет. Разве не этого мы все и хотели? Показать эту историю так, чтобы она задевала важные струны в душе и заставляла задуматься о самом важном? Ещё рановато судить о массовости, но с сегодняшними зрителями у нас это получилось. Ты не согласен со мной? — Да, но…честно ли это? — Тимоти убирает прядь волос со лба. — Мне уже прочат какие-то номинации, а я всего-то… по уши влюбился в партнёра по съёмкам, — он издаёт нервный смешок. — Эй, — Арми кладёт руку ему на плечо. — Ты опять пытаешься заняться своим любимым самобичеванием. Я бы отдал тебе все награды мира только за последнюю сцену. Она великолепна, ты великолепен, я почти разрыдался, когда смотрел её сегодня. — Знаешь, о чём я думал, когда мы её снимали? — он делает паузу, выжидая пока Хаммер посмотрит ему в глаза. — Я думал, что всё заканчивается. Что ты уедешь в Лос-Анджелес, и мы снова встретимся только с началом промо-тура, как просто коллеги… Я прокручивал в голове эти три месяца снова и снова и…это было так больно. Чёрт, это даже вспоминать больно. Минимальная вероятность, что в почти пустом ночном парке их кто-то заметит, конечно, существует, но Арми всё-таки прижимает его к себе и целует в макушку. — Это всё в прошлом, Тимми, слышишь? И разве ты не думаешь о чём-то, что ранит тебя, всякий раз, когда нужно сыграть драму? — Да, но это никогда не было настолько…личным. И таким…похожим. — Но об этом никто не знает. Все видят только результат. И он, поверь мне, потрясающий. Ты имеешь право на любые способы для решения режиссёрской задачи, в конце-то концов. Главное — всего лишь выбрать верный. Мы выполнили свою работу и не должны ни перед кем отчитываться, сколько личного на этой киноплёнке. Это известно только нам. — И ещё Луке. И где-то половине съёмочной группы, мне кажется, — на губах Шаламе, наконец, мелькает улыбка. — Я уверен, что они никому не скажут, — Арми ещё раз целует его волосы и отстраняется. — Планируешь ещё порефлексировать на этот счёт? — Пожалуй, ты был довольно убедителен, но у меня есть один вопрос. — Любой, конечно. — В той сцене, где Элио спит в Бергамо накануне отъезда Оливера… о чём тогда думал ты? Арми мог бы сказать всё, что угодно, потому что правда всё ещё может быть довольно болезненна, но он не будет врать, точно не сейчас. — Ну… я тоже был не слишком оригинален, Тимми. Всеми силами пытался убедить себя, что смогу…не думать о тебе, что уеду, вернусь к своей обычной жизни и всё это наваждение развеется. Это буквально душило меня изнутри уже несколько дней, нужно было только выпустить наружу и показать камере. — Это мой самый любимый момент с тобой, кстати, — вдруг говорит Тимоти. — И даже теперь? — Теперь — особенно. Так много чувств было на твоём лице…и получается, что все они — ко мне. И понятно, почему ты сейчас вот это всё мне говорил… сам-то! Они смотрят друг на друга несколько мгновений и внезапно начинают смеяться. — Пойдём в отель, а? — произносит Хаммер, когда у него получается отдышаться. — Можем там… продолжить вечер воспоминаний, если хочешь, фруктов по дороге купить… — Придурок, — беззлобно огрызается Тимоти, не переставая, впрочем, улыбаться. — Идём уже… Они возвращаются по безлюдной улице в уютном молчании, когда Шаламе резко останавливается. — Знаешь, я бы ни за что не отказался от всего этого. Несмотря на все…сложности, я так безумно счастлив, что у нас есть такие дни, как сегодня, — эта его внезапная искренность всегда обезоруживает. — Я бы поцеловал тебя сейчас, если бы мог…- Арми полуосознанно цитирует Оливера, чуть склонившись к уху Тимоти. Тот загадочно улыбается и, спустя мгновение, резко затаскивает Хаммера в малоосвещенный проулок между двумя магазинами, прижимая к стене. — Теперь можешь, — уверенно шепчет он, и Арми ничего не остаётся, кроме как накрыть его губы своими. — Боже, храни эти маленькие курортные городки, — выдыхает он несколькими минутами позже, слегка кусая Тимми за нижнюю губу. — И длинные зимние куртки, — фыркает Шаламе.***
— Возможно, мне следовало приехать отдельно, — с сомнением говорит Тимоти, когда они выбираются из машины Арми перед домом Хаммеров. — Не говори глупостей. Мы всего лишь вместе возвращаемся с фестиваля. Дверь дома распахивается, и Харпер несётся к ним через лужайку под громкий лай Арчи. — Привет, милая, — Арми подхватывает дочь на руки и целует в лоб. — Скучала без меня? А где мама? — Пытается не сойти с ума в окружении двух голосящих детей и собаки, — Элизабет спускается с крыльца. — Хорошо, что ты вернулся, — она мимолётно касается его губ и поворачивается к Тимоти. — Рада снова тебя видеть, надеюсь, тебе у нас понравится, — она целует его в щёку и со смехом стирает след от помады. — Не сомневаюсь в этом, — Шаламе улыбается ей. Арми ставит дочку на землю, вытаскивает чемоданы из багажника и запирает машину. Когда они заходят в дом, Хаммеру не терпится побыстрее увидеть малыша Форда, а Лиз провожает Тимоти в его комнату. — Детская этажом выше, поэтому надеюсь, что ты будешь спать лучше, чем мы, — она открывает дверь и пропускает его вперёд. — Ванная дальше по коридору. Холодильник в свободном доступе в любое время суток. Если тебе что-то понадобится, не стесняйся спрашивать. — Спасибо, надеюсь, я не слишком помешаю… — О чём ты! — Элизабет со смехом отмахивается. — Даже не беспокойся об этом. Через пару часов будем ужинать — присоединяйся. А пока, если не возражаешь… — Да-да, конечно, — Тимоти поспешно кивает, и она уходит, одарив его на прощание очередной сияющей улыбкой.***
— О… ну что ты, это было совсем необязательно… Арми, ты представляешь, он купил детям подарки! Встал в такую рань, чтобы сходить в магазин! — голос Элизабет разносится по всему дому на следующее утро, пока она перемещается между комнатами в попытке собраться. — Это очень мило, Тимми, спасибо. Я просто ужасно опаздываю… не знаю, куда делся мой муж, но передай, что я вернусь к трём. И пусть вызовет уборщицу — тут нужно навести порядок, раз уж мы решили праздновать день рождения Ника на нашей территории… — она берёт ключи от машины и, послав воздушный поцелуй, практически выбегает из дома. Спустя примерно минуту после дверного хлопка, на кухне появляется Хаммер. — И где ты пропадал? — Тимоти жуёт яблоко, изучая содержимое холодильника. — Будешь завтракать? — Пережидал, пока ураган покинет этот дом, — Арми ухмыляется, прижимаясь к нему сзади и кусает за ухо. — Нет… предложений поинтереснее? — Совсем с ума сошёл? — Шаламе отпихивает его в сторону. — Здесь, вообще-то, твои дети. — Харпер ещё полчаса будет смотреть мультфильм, а Форд спит…- он снова кладёт руки ему на талию. — Мы можем быстро… — Ты там точно головой не ударялся ночью? — Тимоти выуживает пакет молока и громко хлопает дверцей. — Отпусти меня. — Ладно-ладно, понял, — Арми примирительно разводит руками и садится на стул у барной стойки. — Секса не будет, придётся вызывать уборщицу. — Ты не сказал, что вечеринка будет здесь, кстати, — Шаламе шуршит пакетом с хлопьями. — Мы решили это поздно вечером. Тут больше места и мангал у Ника мне не нравится. Ну, и главный плюс вечеринок дома — это то, что можно сразу упасть в кровать, а не тащиться на такси через полгорода. — При условии, что убирать потом не тебе… Нет, я просто не верю, что ты реально сейчас это делаешь! — Тимоти закатывает глаза. — Что? — Арми с абсолютно невинным выражением лица убирает свой язык от только что очищенного банана. — Господи, помоги мне, — вздыхает Шаламе. — Прекрати насиловать несчастный фрукт и вызови уже, наконец, этот чёртов клининг!***
Вечеринка, несмотря на пару десятков человек приглашённых, проходит в уютной дружеской атмосфере. — Просто удивительно, как быстро он очаровывает всех, с кем знакомится, — Элизабет подходит в тот момент, когда Арми дожаривает стейки, кивая в сторону Тимоти, окружённого их общими друзьями. — У него довольно широкий кругозор и хорошее чувство юмора, — Хаммер чуть более равнодушно, чем следует, пожимает плечами. — Эвелин после третьего бокала даже успела поинтересоваться, свободен ли мальчик. Её совсем не смущает разница в возрасте, представляешь? Ох, Арми, ну осторожнее! — она отпихивает его в сторону от мангала. — Сильно обжегся? — Бывало и похуже… — цедит он сквозь зубы. — Сними мясо с огня, пожалуйста, я схожу за мазью, — он уходит в дом и прислоняется к стене, закрывая глаза. Внезапная вспышка ревности обжигает куда сильнее огня. Почти невыносимо быть таким собственником, не имея возможности заявить всему миру свои права. Однажды ему снился кошмар, в котором Тимоти знакомил его с девушкой, говоря при этом что-то вроде «теперь и у меня тоже есть женщина, Арми, мы, наконец-то, с тобой равны». Он проснулся в холодном поту, и этот подсознательный страх с тех пор преследует его постоянно. В сущности, если тот найдёт себе кого-то ещё, Арми даже упрекнуть его не сможет. Ему можно, тогда почему Тимми — нет? Возможно, он даже не откажется от их встреч… Может быть, это и есть то самое решение их проблемы… Хаммер впивается ногтями в ладони и с силой выдёргивает себя из омута этих мыслей. Кого он хочет обмануть? Его зависимость от Тимоти Шаламе уже перешла в терминальную стадию. Делить его с кем-то? Знать, что его телом и разумом владеет кто-то ещё? Он сомневается, что способен это выдержать, оставаясь в здравом уме. — Мы тебя там заждались уже, Арми. Всё нормально? — Ник заходит в комнату, принося с собой шум и смех с улицы. — Да, в порядке. Просто небольшой ожог… — Ну, тогда пойдём и напьёмся уже, наконец! Идеальное решение.***
Спустя пару часов, порядком захмелевший Арми неожиданно понимает, что Тимоти куда-то исчез. После коротких поисков Хаммер находит его в беседке позади дома. — Алкоголя точно надо было заказывать меньше… все просто невыносимо пьяные. Лиз ушла спать, предварительно сообщив, что, если мы разбудим детей, она утопит нас в бассейне, — он опирается плечом на витую стенку. — Пойдёшь есть торт? — Через пару минут. Что-то в его голосе заставляет Арми напрячься, а потом он замечает пепельницу. — Когда это ты начал курить? — Около часа назад, думаю, — губы Шаламе кривятся в усмешке. — Очень… примиряет с реальностью. — Тимми, что вообще происходит? — Хаммер садится рядом. Молчание. — Тебя кто-то обидел? Смешок. — Я… сделал что-то не так? Ещё один смешок. — Тим, посмотри на меня, — парень упорно не поворачивает даже головы в его сторону с момента появления Хаммера и, когда тот предпринимает несколько попыток развернуть его к себе, упорно сопротивляется. Когда их взгляды, наконец, пересекаются, Арми понимает, почему. Весь хмель мгновенно слетает, когда он видит его покрасневшие веки. — Боже, Тимми, что… — О, только не начинай вести себя со мной, как с грёбаной принцессой, — ему страшно неловко за свою слабость, и он пытается скрыть это, выпустив наружу всю имеющуюся ершистость. — Всё это оказалось сложнее, чем я думал. Но… я справлюсь. Считай, что я просто слишком много выпил сегодня. — Оказалось сложнее… что? — Быть здесь. Слышать ваш смех, видеть счастливые лица, смотреть, как вы купаетесь в обожании общих друзей и чувствовать себя таким…лишним, — он почти выплёвывает последнее слово. — Но мне не стоит… давай обо всём этом просто забудем. Арми чувствует себя абсолютно раздавленным глубиной этой боли в его глазах и голосе, которая внезапно становится почти осязаемой. Привычное «он же знал, на что шёл», служившее Хаммеру внутренним щитом все эти месяцы, больше не срабатывает. — Мне не стоило приглашать тебя сюда. Я идиот. Я должен был понимать, что это будет слишком… — Всё нормально, — Шаламе поспешно перебивает его. — Прости за это… Не справился с эмоциями, — он с горечью усмехается. — Больше такого не повторится, я обещаю. Хаммер внезапно матерится и с такой силой ударяет по скамейке, что Тимоти испуганно подскакивает. — Что-то не так? — несмело спрашивает он. — Не так? — Арми смотрит на него взглядом, в котором мешаются отчаяние и злость. — Всё не так, Тим. — Я же сказал, я справлюсь… Это…не проблема… — Боже, — Хаммер делает глубокий вдох. — Я не хочу, чтобы ты справлялся с чем-то в одиночку, не хочу, чтобы ты стискивал зубы и улыбался, когда тебе этого не хочется, и я не хочу думать, что всё нормально, если это неправда, — он останавливается, чтобы перевести дыхание. — Я не рыдаю в подушку каждую ночь, если что, — тихо говорит Тимоти. — У меня и в мыслях подобного не было, Тимми, — Арми качает головой. — Но не нужно пытаться создавать мне праздник, если тебе грустно. И не смей больше никогда извиняться за то, что ты чувствуешь, будто это что-то постыдное. Ты обещал мне тогда, в Бергамо, помнишь? Я не хочу узнавать о твоих переживаниях вот так… — А я не хочу превращать наши встречи в обсуждение своих заморочек. Это ничего не изменит, мы только потеряем время, которое могли прожить счастливыми, — Тимоти поднимает на него глаза. — Как я должен быть счастлив, зная, что ты… — Вот поэтому я ничего и не говорил! — Шаламе плотнее закутывается в куртку. — Сейчас ты начнёшь об этом думать, и в один прекрасный день всё это покажется слишком утомительным… — Боже мой, — Арми ошарашенно смотрит на него. — Ты что…считаешь, что наскучишь мне, если… — он обрывает себя на полуслове, не зная, какая концовка фразы будет более верной, но общая суть ясна и так. Тимоти не отвечает, но по его лицу Хаммер понимает, что попал, если и не в точку, то куда-то рядом. И это ужасает. — Послушай… — он подходит и заключает голову Тимоти в свои ладони, легко поглаживая кончиками пальцев. — Нет никаких оправданий тому, что я делаю с тобой, — Арми прикладывает палец к его губам, пресекая попытку начать возражать. — В двадцать один год люди водят свою вторую половинку в кино и кафе, гуляют по городу, держась за руки и строят планы на дальнейшую совместную жизнь. Ты достоин всего этого, возможно, даже больше многих… Но, по какой-то неведомой причине, и я не знаю, кого благодарить за это, ты выбрал меня вместе со всем разрушением, которое приносят наши отношения. Но…зачем всё это, если мы не можем быть честны друг с другом? Я люблю тебя вместе со всеми твоими тараканами и заморочками, я часто не смогу ничем тебе помочь, но позволь мне знать, что творится в твоей душе. Тогда, возможно, однажды у меня получится хотя бы не причинить тебе лишнюю боль… Погоди… ты что, улыбаешься? — Ты даже не заметил, — Тимоти вдруг обнимает его за шею и трётся носом о щёку. — Ты только что сказал, что любишь меня. — И это что, какая-то новость? — Арми чувствует себя немного растерянным от всей этой ситуации и резких перемен его настроения. — Ну, я догадывался, конечно, но, знаешь, всегда приятно услышать. — Ты же не хочешь сказать, что я никогда… Нет, ты что, серьёзно? — Более чем, — Тимоти отпускает его и поворачивается в сторону дома. — Как ты думаешь, там торт ещё остался?***
Когда все гости расходятся по домам и настает долгожданная тишина, Арми на цыпочках пробирается в комнату Тимоти и запирает за собой дверь на ключ. — Боюсь, что я слишком пьян и устал для… чего бы то ни было, — бормочет Тимоти в полудрёме, когда кровать прогибается под весом Хаммера. — И кажется, мы всё ещё в твоём доме. — Спи, — шепчет Арми, касаясь губами его виска и притягивая в объятие. — Я просто… буду здесь с тобой. И даже, если утром ему придётся выпрыгивать на улицу в окно, чтобы Лиз ничего не заподозрила, он готов рискнуть ради этих нескольких часов «нормальных отношений», иллюзия которых для них доступна так редко.