***
— И что это было? — спрашивает Хаммер, когда Шаламе забирается на заднее сиденье внедорожника, каким-то чудом сумев преодолеть отрезок от театра до автомобиля, не встретив никого из вездесущих поклонников, и захлопывает дверь. — Куда тебя понесло? Бросил меня там одного отвечать на вопросы, — он пытается сделать серьёзно-возмущённое лицо, но, похоже, улыбка сегодня приклеилась к нему намертво. — Я подумал, что будет неправильно, если я выйду к людям, которые ждут актёров спектакля. Начнут же просить автографы… — он задумчиво чешет кончик носа. — Как-то это… не совсем этично, в общем. Как незваный гость. Вот заявится, например, на твою премьеру какой-нибудь Джордж Клуни… — Неэтично? Незваный гость? И при чём тут Джордж, мать его, Клуни? — Арми, расхохотавшись, прерывает философский монолог об актёрских правилах приличия. — Эти люди три месяца таскают мне на подпись персики, спрашивают как твои дела и передают тебе подарки. Ну, если ты вдруг забыл. — Кстати, а где мои подарки? — Шаламе заинтересованно поднимает бровь. — Переводи тему сколько хочешь, но факт останется фактом: ты только что бросил меня на растерзание перевозбуждённой своим секундным появлением толпы! Я еле унёс оттуда ноги! — Ты сам меня туда зачем-то вытащил, — Тимоти показывает ему язык. — Но так и быть: я заглажу свою вину…попозже, — он смотрит на него из-под ресниц обманчиво невинным взглядом, а потом кладёт голову Арми на плечо, удобнее устраиваясь на сиденье и почти сразу начиная водить кончиками пальцев по его руке от запястья до локтя и обратно, будто мгновенно погрузившись в глубокую задумчивость. И эта простая ласка неожиданно ощущается такой интимной, что все волоски на теле Арми встают дыбом. — Тимми, — он бросает быстрый взгляд на водителя, частично скрытого от них предыдущим рядом сидений и перегородкой, но тот, кажется, ничего не видит. — Что ты делаешь? — А что я делаю? — Тимоти удивлённо вскидывает голову, не прекращая, впрочем, своего занятия, и его губы оказываются так близко, что Арми даже не успевает дать своему мозгу поручение контролировать происходящее до того, как рефлекторно подаётся вперёд и нежно целует его. Похоже, привыкать держать себя в руках им придётся заново. — Хм-м-м, — говорит Тимоти, когда защитная реакция запоздало срабатывает, и они поспешно отстраняются друг от друга. — Ты стал удивительно беспечным за время моего отсутствия, — он переходит на шёпот, косясь в сторону водителя. — Мы же здесь не одни! — Мой провокатор вспомнил любимую игру, да? — Хаммер, смеясь, обнимает его за шею, укладывая обратно на своё плечо, потому что какая уже теперь разница. Ресторан находится на соседней улице, и они уже давно должны были приехать, но он попросил выбрать длинную дорогу, сославшись на желание, чтобы их не выследили поклонники, но на самом деле он собирался обсудить предстоящий ужин. И времени на это уже почти не осталось. — Тимми, — он делает глубокий вдох. — Я не уточнил, кто ещё будет сегодня вечером из членов моей семьи… Договаривать ему не приходится, потому что расслабленное тело у него под боком ощутимо напрягается. — Можно я туда не пойду? — вдруг заявляет Тимоти с чем-то похожим на лёгкое отчаяние в голосе. — Высади меня у ближайшего метро. Приедешь после… Или я могу… не знаю…в машине подождать, например. — Тим, — Арми смотрит на то, как он нервно жуёт губу, и понимает, что их многочисленные разговоры обо всём этом так и не возымели должного воздействия, несмотря на уверения собеседника. — Это — детский сад. Мы же много раз обсуждали… — Я знаю, но… нужно предупреждать заранее, чтобы я морально подготовился к первой встрече с твоей женой с тех пор, как я знаю, что она всё знает, и вообще… — нелепая попытка побега из объятий Арми мгновенно им пресекается. — Морально подготовился — это накрутил себя ещё больше? Мы два года вместе, а ты продолжаешь жрать себя изнутри. — Время не меняет сути ситуации…и моей роли во всём этом, — Тимоти печально вздыхает. — Мы так долго не виделись, завтра утром у меня опять самолёт, я просто хотел побыть с тобой сегодня вечером, а не идти на ужин, где будет Элизабет, теперь уже в официальном статусе твоего любовника, понимаешь?.. Арми отлично всё понимает. И также он понимает то, что если Тимоти сейчас продолжит, то он пошлёт этот идиотский ужин ко всем чертям, несмотря на возможные не слишком приятные последствия этого решения для отношений с отцом, но есть причина, почему им лучше разобраться с этим быстрее. — Скачки на лошадях по венгерским полям отвратительно повлияли на твою память, — Арми гладит его пальцами по шее. — У тебя нет такого статуса. Для всей моей семьи и друзей ты по-прежнему просто мой коллега и хороший друг, а моя жена… что ж… да, теперь она вполне официально знает, что я люблю тебя, но мы с ней давно всё решили. Поверь мне, она не станет говорить с тобой сегодня на эту тему. — Да, она, наверное, вообще не станет больше со мной разговаривать… — нервно усмехается Тимоти куда-то ему в ключицу. — Не говори глупостей, — Арми поднимает его со своего плеча и смотрит прямо в глаза. — Нам ещё долго придётся продолжать играть свои роли на публике. И будет лучше, если мы сейчас закроем вопрос с твоим обострившимся чувством неловкости в отношении Элизабет, чем если вы впервые за полгода столкнётесь, например, в толпе журналистов в Торонто, не согласен? Тимоти молчит секунд десять, а потом медленно закрывает глаза, кивая. — Ты прав, но… — начинает Шаламе, и Арми надеется, что продолжением фразы не станет что-то, для чего у него не найдётся аргументов. -… пусть это будет самый короткий ужин из возможных, пожалуйста. — Конечно, — Хаммер мысленно выдыхает и коротко улыбается, проводя большим пальцем по его щеке. — Хотя мне и будет непросто променять один из любимых баров на твою мелкую квартиру, в которой небось и еды-то нет… Привычный шутливый пинок по рёбрам, совместный смех и очередной поцелуй снимают возникшее атмосферное напряжение почти полностью. «Нужно будет поблагодарить автомобильную компанию за то, что их водители чрезвычайно внимательны к дороге» — с улыбкой думает Арми, когда они выбираются из машины возле бара.***
Ужин прошёл намного лучше, чем Тимоти рассчитывал. Элизабет, теперь лишённая необходимости демонстрировать фальшивую, почти материнскую, любовь в его адрес, неожиданно для него самого оказалась куда более приятной версией прежней себя. И, хотя они и не вели задушевных бесед, а только лишь обменялись несколькими вежливыми фразами, это позволило ему успокоиться и, возможно, впервые за все эти месяцы действительно поверить в то, что у них с Арми получится существовать в новых условиях. Всё время, проведённое вдали от Хаммера, хотя он никогда ему в этом не признается, он не мог избавиться от своих тревожных мыслей, что Элизабет сможет найти какие-то рычаги воздействия и уговорить Арми остаться с ней не только официально. Каждый раз, когда на дисплее айфона появлялось любимое имя в дуэте с входящим звонком, он невольно ловил себя на том, что боится. Боится взять трубку и, наконец, услышать там подтверждение своих страхов. Боится, что на этот раз Арми точно скажет, что им пора расстаться. Ему постоянно было стыдно за это, но он ничего не мог сделать. И даже сегодня, когда он входил в гримёрку, противный червячок сомнений успел шевельнуться внутри, прежде чем ураган по имени Арми налетел на него. Да, разлука определённо губительна. К счастью, всего лишь для его нервных клеток и уверенности, а не их отношений, но это не мешает ему теперь чувствовать себя немного дураком. — Ты какой-то притихший всю дорогу, — Арми внимательно смотрит на него, пока лифт поднимается на нужный этаж. — Всё в порядке, — Тимоти встряхивает головой, выбираясь из своих мыслей, которые теперь можно спокойно оставить в прошлом. — Размышляю о том, на какую же важную встречу нам с тобой приспичило бежать в двенадцатом часу ночи. — Ты хотел уйти с ужина пораньше — мы ушли с ужина пораньше. Проблемы? — Хаммер прищуривается. — Нет, но… причина для ухода была выбрана не слишком правдоподобная, согласись. — О, ты серьёзно решил покритиковать мою фантазию, да? — Арми надвигается на него, но сигнал лифта сообщает о прибытии, и Тимоти, улыбаясь, выбегает на этаж. Арми настигает его в тот момент, когда он пытается открыть дверной замок, и прижимается сзади, обнимая за талию. — Помочь? — интересуется он после третьей попытки Шаламе попасть в замочную скважину. — Хотя бы не мешать, — бормочет Тимоти, пытаясь сосредоточиться на замке, а не руках, медленно скользящих по его телу. — Фантазия у меня ужасная, теперь я ещё и мешаю… Может, мне вообще домой пойти? — смеётся Хаммер, отбирая у него ключ и отодвигая от двери, притянув ещё ближе к себе, чтобы было удобнее добраться до замка. — Ну вот, — говорит он, когда раздаётся долгожданный щелчок. — Ничего сложного. Хотя… у меня ведь было больше практики с этим замком за последние месяцы, чем у тебя, — он чуть подталкивает Тимоти в спину, чтобы они, наконец, зашли в квартиру. — Ты про тот случай, когда я попросил тебя переслать в Лондон пару забытых вещей? Или есть что-то, о чём я не знаю? — Ты дома-то был вообще? — Арми захлопывает дверь, бросая ключи на тумбочку вместе с кепкой. — Был… чемодан бросил, переоделся… — Тогда понятно. В спальню сходи. — В спальню — отличная идея, — Тимоти обнимает его за шею, целуя подбородок. — Но… сходи? — он выглядит слегка озадаченным. — А что насчёт тебя, м-м-м? — кончик языка медленным, но уверенным движением прикасается к губам Хаммера. — Буду через пять минут, — Арми с тихим стоном пытается оторвать его от себя. — Пожалуйста, Тимми, мне просто жизненно необходим душ после целого дня в городе и работы. И это — единственная причина, по которой мы всё ещё одеты, клянусь. — Во-первых, мы сегодня уже прекрасно обошлись без душа. Во вторых, меня совершенно не волнует… — Зато волнует меня. Тимоти смотрит на него взглядом, в котором явно читается «какой же ты придурок, Арми Хаммер, если думаешь, что мне сейчас не наплевать, когда ты там в последний раз мылся», но всё-таки выпускает его из объятий. — Принесу тебе полотенце, — говорит он, удаляясь по направлению к лестнице. Арми начинает подозревать какой-то подвох сразу же, потому что быстро и спокойно соглашаться в подобных случаях — совсем не в стиле Шаламе. Разве что, месяцы вдали от дома его изменили…мысль приходит к нему вспышкой и тут же гаснет, когда дверь ванной комнаты, где он уже успел раздеться, распахивается. Тимоти вешает полотенце на крючок и замирает, облокотившись о стену. Кто-нибудь другой на месте Арми наверняка смутился бы под таким внимательным взглядом, которым в данную минуту его бесстыдно обводят с ног до головы, но Хаммер спокойно отзеркаливает его позу, будто не он сейчас полностью голый. Ладно, почти спокойно. — Спасибо, — Арми кивает на полотенце. — Будешь стоять здесь и пялиться на меня? — Мыться тебе помогать буду, — отвечает Тимоти с нотами сарказма в голосе. — Ну, и сам заодно тоже… Не хочется ударить в грязь лицом, знаешь ли… вдруг я окажусь недостаточно чистым… — окончанию фразы не суждено родиться на свет, потому что Арми прижимает его бёдрами к раковине и надёжно блокирует любые попытки использовать губы для чего-то кроме поцелуев, с каждой секундой становящихся всё более влажными и жаркими. — Ну уж нет, — Шаламе почти отталкивает его, едва почувствовав, что руки забираются к нему под футболку. — Ты же ещё душ не принял, любимый, как можно, — в его взгляде пляшут игривые искорки, и он нарочито медленно снимает с себя всю одежду, оставляя её прямо на полу, и забирается в душевую, начиная настраивать температуру воды. Что ж… либо стандартная ежевечерняя процедура сегодня доведёт Арми до сердечного приступа, либо до оргазма, либо и то, и другое вместе, но в целом он согласен на все варианты, потому что они включают в себя два их обнажённых тела в ограниченном пространстве, а это — лучшее, что с ним случилось за последние месяцы. Разве что, первый выход на сцену мог бы с этим поспорить… Он смотрит на капли воды, стекающие по бледной коже вдоль позвоночника, и спектакль решительно отправляется на вторую строчку в его личном хит-параде событий за это лето. Когда он закрывает дверцу душевой, в которой определённо тесновато для двоих, Тимоти оборачивается к нему с мочалкой в руках. И что, чёрт побери, он собрался делать? — Повернись, — Шаламе говорит тихо, и из-за шума воды Арми, скорее, угадывает смысл по движению губ, подкреплённому пальцами, которые ложатся на правое предплечье и делают попытку развернуть его. Конечно, без согласия Хаммера Тимоти его и на сантиметр в сторону не сдвинет, но Арми пока нравится происходящее и он всегда готов к любым проявлениям его фантазии, хотя и не уверен, что сегодня способен выдержать долгие игры. Он упирается ладонями в плиточную стену, чуть расставляя ноги в стороны, чтобы было удобнее стоять, и готов поклясться, что слышит судорожное сглатывание за своей спиной. Что ж, испытание самообладания на прочность явно будет не только у него, и эта мысль помогает расслабиться. Прикосновения мочалки к коже уверенные, но достаточно нежные. Тимоти начинает с шеи и плеч, неторопливо двигаясь вниз, чуть больше внимания уделяя ягодицам и задней поверхности бёдер. Арми не отказался бы каждый день принимать душ подобным образом. Если попробовать прогнать из мыслей навязчивую картину, как они сейчас смотрятся со стороны, это и вовсе стало бы приятным, но почти невинным развлечением, — размышляет он, чувствуя медленные движения губки по лодыжкам. Настоящее испытание начинается, когда его разворачивают обратно, и теперь он может не только чувствовать, но и смотреть на то, как раскрасневшийся и возбуждённый Тимоти, то и дело облизывая губы, тщательно намыливает ему грудь и живот, а потом опускается на колени так, что его лицо оказывается в нескольких сантиметрах от той части тела Арми, которая требует его внимания сильнее всех прочих, и с едва ли не хирургической точностью проводит мочалкой по коже вокруг, даже не задев. — Ты изверг, — вырывается изо рта Хаммера, когда Шаламе переходит к бёдрам, впрочем, заметно ускорившись, как Арми мысленно отмечает с лёгким оттенком мстительности. — Ты сам напросился, — Тимоти заканчивает и поднимается на ноги, тяжело дыша. Он очищает губку и выплёскивает на неё новую порцию лимонно-базиликового геля. — Поможешь мне? — смотрит на Арми потемневшим от возбуждения взглядом и протягивает ему чёртову мочалку. Хаммер сначала делает шаг под струи воды, чтобы смыть мыльную пену и дать себе хотя бы минуту передышки перед новым испытанием, которое едва ли будет легче предыдущего. Дотронуться до члена хочется просто мучительно. — Даже не думай, — Тимоти неожиданно прижимается к нему сзади и отводит руку в сторону. — Мы ведь пришли сюда мыться! Арми одновременно борется с желанием дать ему по заднице и не может не восхищаться его выдержкой, но у него самого точно случится сердечный приступ, если некоторые прямо сейчас не перестанут вжиматься пахом в его ягодицы, поэтому он поворачивается к Тимоти лицом и выталкивает их обоих из-под душа. Руки Шаламе лежат на его плечах, когда он прижимает его к прохладной плитке, заставляя слегка поёжиться, а призывно приоткрытые губы так близко… — Мы не закончили, — ладонь упирается ему в грудь, когда Хаммер уже почти целует его, наивно решив, что сил упираться у Тимоти не осталось. — Я убью тебя! — клятвенно обещает Арми, глядя в бесстыжие глаза, в которых радужка, кажется, скоро совсем исчезнет за зрачками. — Не уверен, что ты верно формулируешь свои желания, — чуть насмешливо выдыхает Шаламе, вкладывая губку ему в руку и разворачивается, прижимаясь к стене и соблазнительно прогибаясь в пояснице. То, что он, кажется, заигрался, Тимоти понимает по раздавшемуся сзади рычанию, а потом события начинают сменять друг друга с бешеной скоростью. Сначала губка отлетает в сторону под плохо слышимый, но очень разнообразный набор матерных слов. Потом щелкает крышка, и минимум треть флакона с гелем оказывается у Тимоти на спине, плечах и груди, прежде чем обратиться в пену под руками Арми. И, хотя Хаммер не превращает всё это в медленную пытку, за что Тимоти ему весьма благодарен, дни, проведённые без возможности дотронуться, всё ещё слишком живы внутри, поэтому любое прикосновение сегодня мучительно-волнующее, а сейчас, когда возбуждение накатывает волнами, и подавно. Потом они оба оказываются под душем, и хлещущие струи смывают гель с его тела, пока он пытается не наглотаться воды в промежутках между поцелуями, с которыми Арми буквально набрасывается на него. А потом… — Какого хрена ты творишь?! — орёт Тимоти, когда их с ног до головы вдруг окатывает ледяной водой. — Пытаюсь вернуть нам обоим способность хотя бы как-то соображать после твоих игр, — Арми закрывает кран и отодвигает дверцу душевой. — Ты ведёшь себя как… — возмущённо начинает Шаламе, но его заворачивают в большое пушистое полотенце и так крепко обнимают, что он теряет дар речи от неожиданности. — Видишь ли, — шепчет Арми ему на ухо, — Если бы мы продолжили, то уже не смогли бы остановиться. — И зачем же тебе приспичило останавливаться, да ещё таким варварским способом? — Тимоти поёживается, вспоминая. — Ещё один быстрый перепихон в неудобной позе — совсем не то, что я хотел бы сегодня. Мы так долго ждали этой ночи… неужели удобная кровать не кажется тебе сейчас лучшим местом на Земле?.. Каждый раз, когда из двухметрового любителя скабрёзных шуток наружу выбирается, хотя и немного придурковатый, но всё же романтик, сердце Тимоти плавится от нежности и, конечно, это всегда лишает его способности злиться… но вручать Арми такое мощное оружие для собственного поражения он не станет. — Тебе придётся очень постараться, чтобы стереть из моей памяти этот кошмарный эпизод, — Шаламе утыкается носом в его влажную шею. — И вообще, я предлагал пойти в удобную кровать сразу же, это тебе приспичило тащиться в дурацкий душ, даже не думай делать меня виноватым! — В следующий раз я прыгну к тебе в кровать предварительно разгрузив пару вагонов с углём, обещаю, — смеётся Хаммер, оставляя на губах очередной быстрый поцелуй и за руку утаскивая в спальню. — И только попробуй скривить нос!***
— Я заслужил твоё прощение? — Арми обнимает его поперёк живота, укладываясь рядом. — О, да, — бёдра Тимоти всё ещё сладко подёргиваются после того, как он только что излился в горячий рот Хаммера в результате длительной и весьма изощрённой пытки языком. — Но тебе придётся подождать пару минут, чтобы я мог… — нервный смешок Арми заставляет его прерваться и даже открыть один глаз. — Что смешного?.. — Учитывая, до чего ты меня довёл в этой проклятой душевой кабине, много ли мне было надо… так что ты можешь отдохнуть полчаса минимум. — Прекрасные новости, — Шаламе секунд пятнадцать возится у него под боком, якобы выбирая наиболее комфортную позу, но в итоге устраивается таким образом, что Арми местами уже не уверен, где заканчивается его собственное тело и начинается чужое. — Итак. — Итак? — Арми, улыбаясь, смотрит в зелёные глаза, которые сейчас, пожалуй, даже слишком близко. — Значит, склад неопознанных вещей на тумбочке возле моей кровати — это подарки от фанатов… — Именно. — И ты принёс их сюда все вместе или частями? — Это что, допрос? — Нет, просто хочу узнать, сколько раз ты приходил в мою квартиру в моё отсутствие и чем ты тут занимался… — вообще-то, он говорит всё это в шутку, но неожиданно видит на лице Арми что-то похожее на смущение. — Раза два, может три, — он отводит взгляд в сторону, и Тимоти становится ещё любопытнее. — Какая разница? Не оставлять же мне их было в гримёрке, учитывая неопределённые сроки твоего возвращения, — в комнате сейчас маловато света, но Шаламе готов поклясться, что он покраснел. Да в чём, чёрт побери, дело? — Слушай, — он решает перейти в наступление и выяснить правду. — Если ты забегал подрочить в моей спальне после спектакля, то можешь не стесняться этого, я не обижусь… — О, боги! — Арми закатывает глаза. — Нет. Я просто здесь ночевал пару раз. Доволен? — Ты так скучал по мне, что спал в моей постели? Эй, не нужно стесняться, — Тимоти разворачивает лицо Хаммера обратно к себе и нежно целует. — Это самое трогательное, что я за сегодня услышал, серьёзно! Жаль, что у меня не было подобной возможности, хотя кое-какие твои подарки немного скрасили эти месяцы… — Я, кстати, рад, что ты его носишь, — Арми дотрагивается подушечкой указательного пальца до тонких звеньев цепочки на его запястье. Он увидел этот браслет в одной из ювелирных лавок Нового Орлеана во время очередной прогулки после окончания съёмочного дня, и эта покупка точно занимает одно из мест в пятёрке самых быстрых спонтанных приобретений в его жизни. Куда больше времени заняли сомнения в том, что Тимоти оценит его очередную попытку «окольцевать» себя одним из доступных способов, раз уж классический для них невозможен. — После того сопроводительного письма на двух листах с поздравлением на годовщину начала наших отношений, ты просто не оставил мне выбора. Но, чтобы не вызывать лишних вопросов, придётся приобрести ещё парочку… Пусть все думают, что я просто люблю браслеты, да? — Мой любимый конспиратор. — Приходится им быть… но изначально речь шла не совсем об этом подарке, если честно… Я уже давно хочу спросить, чем ты думал, ненормальный, отправляя мне тот розовый вибратор? — Ты написал, что очень соскучился, — Арми откровенно ржёт в ответ на его притворное возмущение. — У меня в номере была моя ассистентка, мы обсуждали что-то по съёмкам… Потом курьер принёс эту коробку, и я её открыл безо всякой задней мысли… Мне кажется, я с такой скоростью никогда не захлопывал крышку обратно! По-моему, она решила, что там змея или бомба… Знаешь, как мне было неловко? — Думаю, ты пожалел о том, что не можешь выставить её за дверь и воспользоваться им по назначению, — Арми кладёт руки ему на ягодицы, одновременно вынуждая лечь на себя сверху. — Ты ведь сделал это в тот же вечер? — возможно, ему стоит побеспокоиться о худобе Тимоти, но только не сейчас, когда одна из любимых частей тела почти полностью помещается в его ладонях, и это страшно заводит. — Да. И на следующий вечер тоже. И ещё пару десятков раз за это время, часть из которых ты видел… — Тимоти слегка краснеет, вспомнив несколько совсем уж неприличных видеозвонков. — Но я хотел бы…побыстрее оставить в прошлом эти пластиковые наслаждения, — выдыхает он прямо Хаммеру в рот. — Весьма прозрачный намёк? — Арми прихватывает его нижнюю губу своими. — Это не намёк. Это откровенное приглашение без права отказаться вообще-то. — Думаешь, я смог бы?.. — указательный палец Хаммера скользит между двух половинок, чуть нажимая на отверстие. — Уверен? Скоро премьера, всякие интервью на неудобных стульях… — Ты издеваешься? Есть ещё пара дней и… нет, ты не можешь всерьёз думать, что меня это беспокоит! — Нет, но я был обязан спросить на случай, если что-то вдруг изменилось… Особые пожелания будут? Тимоти дотягивается до флакона со смазкой, почти торжественно вручает его Арми и укладывается на бок, спиной к нему, выглядя при этом таким довольным собой, что Хаммер едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Давай так. — Значит, поза «трахаться и целоваться», — заключает Арми, перемещаясь ближе и проводя пальцами вдоль его бока. Он сам тоже выбрал бы именно её, потому что сегодня определённо один из тех дней, которые он назвал бы в своих мемуарах, если бы его однажды угораздило их написать, «дни, когда мне было проще сдохнуть, чем выдержать силу своих чувств к этому парню», и ему жизненно необходимо иметь в свободном доступе максимум его тела, желательно всё целиком и как можно дольше. — Пока меня не было, ты составил словарик с секретными названиями для поз? Будем как Холмс и Уотсон? «Ватиканские камеи» и всё такое? — Шаламе поворачивает к нему голову и тянется за очередным поцелуем. — Нет, но мы можем заняться этим вместе как-нибудь на досуге, — Хаммер ловит его губы на полпути, и они умолкают на пару минут, увлекшись процессом. — Поможешь мне? — Арми отрывается от его покрасневших и припухших губ и обводит их контур, несильно проталкивая палец внутрь. Тимоти открывает рот шире, и его влажный язык скользит по фалангам, ласкает подушечку пальца, периодически плотно обхватывая его и жадно посасывая. Во время всего процесса он не отрывает взгляда от Хаммера, и всё это гипнотизирует настолько, что вернуться в реальность Арми заставляет лишь нетерпеливое движение бёдер Тимоти, напоминающее, ради чего всё это затевалось. Кончик пальца нажимает на сжатые мышцы, медленно проникая глубже. Не так узко, как в самый первый раз, но всё же… слишком для регулярных тренировок с его подарком. — Когда же ты последний раз… — шепчет Арми, касаясь языком мочки уха, одновременно вводя палец до упора и плавно поворачивая. — Около трёх недель… — Тимоти не открывает глаз, смакуя подзабытое за последние месяцы ощущение другого человека в своём теле. — Я знаю, что тебе нравится…готовить меня… Наслаждайся… — Арми сгибает палец внутри него, срывая с губ тихий вздох. — Но не слишком долго, пожалуйста… Похоже, он ещё не скоро перестанет открывать для себя новые грани любви Тимоти Шаламе. И однажды это расплавит его сердце окончательно. — Люблю тебя… чёрт… как же я тебя люблю… — Арми не в состоянии делать выбор, поэтому целует его подбородок, шею, ключицы и плечо по очереди. — Боже… — Ты тут пытаешься призвать и дьявола, и бога одновременно, — губы Тимоти трогает улыбка. — Они оба уже здесь. Две твоих ипостаси, — Хаммер погружает внутрь два пальца, и Шаламе приходится набрать в грудь побольше воздуха. — И я даже под дулом пистолета не смог бы выбрать… Тимоти еле слышно хмыкает. Он уверен, что точно знает, какая из двух нравится Хаммеру больше, но начинать диалог в условиях, когда с каждой минутой всё труднее формулировать предложения — затея, абсолютно лишённая смысла. Тем более, что Арми как раз раздвигает в нём пальцы на манер ножниц, осторожно лаская гладкие стенки, разогревая мышцы, и всё, о чём он теперь способен думать — разгорающийся внутри пожар, вызванный притоком крови. Хаммер обводит выступающие верхние позвонки кончиком языка и снова возвращается к шее, оставляя влажные следы на поверхности кожи. Если бы только Арми был с ним на съёмках, Тимоти наверняка начал бы обожать свою стрижку в первую же ночь. Он облизывает пересохшие губы и оборачивается, встречаясь с обжигающим взглядом. Арми будто испытывает его, тут же добавляя третий палец, не отрывая глаз, и ему приходится собрать остатки своей выдержки, чтобы удержать веки открытыми, а срывающийся стон он глушит, впиваясь в рот Хаммера жадным напористым поцелуем. — Пожалуйста… — шёпот сбивчивый и еле слышный. — Достаточно… Я так хочу тебя… — Тимоти подаётся назад, глубже насаживаясь на пальцы. За всё это время Арми ни разу не дотронулся до простаты, ни разу не коснулся члена, но на простыне влажные следы от капель, упавших с головки, и желание снова ощутить его внутри себя такое сильное, что если Арми будет тянуть… План не успевает сформироваться в его воспалённом сознании, если то, что творится в его голове сейчас, вообще можно назвать этим словом, потому что Арми довольно резко извлекает пальцы, и внезапная пустота кажется невыносимой. Почему он медлит? Хаммеру приходится сжать свой член у основания, чтобы всё не закончилось раньше, чем они оба получат то, что больше всего хочется. И ему требуется пара минут передышки от любого контакта с лежащим рядом телом, потому что возбуждение, которое он испытывал в одной постели с Тимоти и так всегда было где-то на грани, а после перерыва все чувства обострились многократно, и он действительно очень плохо себя контролирует. Но ожидать, что у Шаламе сейчас есть хоть капля терпения, было бы наивно. — В чём дело? — тот немедленно переворачивается на другой бок, лицом к нему, и вся эта картина целиком — от покусанных губ, влажной от пота кожи и твёрдых горошинок сосков до стоящего члена с блестящей от смазки головкой, вырывает из груди Арми стон. — Ты сейчас вот вообще не помогаешь. Отвернись. — Я…что? — Тимоти переводит взгляд с его лица в другую область. — О, — возвращение в прежнюю позу сопровождается подтягиванием колен к груди, открывающим лучший обзор и доступ, а потом Шаламе придвигается ближе и отводит руку назад, сжимая Арми в своей ладони. — Просто… — он приставляет головку ко входу. — Просто сделай это. Я хочу почувствовать тебя. Даже если это продлится минуту. Пожалуйста… Мне это нужно, — и разве у Хаммера теперь есть какие-то варианты? — Мне тоже, — говорит он, утыкаясь лбом ему в плечо и целуя лопатку, пока распределяет смазку. — Иди ко мне, — медленно целует в губы и раздвигает членом расслабленные мышцы. Да. Тесно так, что даже немного больно. Ему. Потому что Тимоти, хотя и издаёт в начале нечто похожее на полузадушенный всхлип, задев при этом зубами его язык, что несколько отрезвило, и в сложившейся ситуации даже пошло Арми на пользу, сейчас активно толкается бёдрами, погружая его глубже и глубже внутрь своего тела, остановившись только тогда, когда предел достигнут. — Двигайся, — выдыхает он, дрожа от возбуждения и напряжения одновременно, пытаясь расслабиться и отдавая Арми инициативу. Хаммер пересчитывает пальцами позвонки, скользит рукой между его ягодиц и прикасается к месту их соединения, словно в попытке окончательно поверить, что это снова с ним происходит, приподнимает бедро Тимоти, отводя ногу чуть в сторону и, наконец, делает первый толчок, уже к третьему находя правильное положение и каждый раз задевая верную точку, вырывая из груди Шаламе всё более громкие и сладкие звуки. И у обоих начисто срывает крышу. Слишком сильно. Слишком быстро. Слишком самозабвенно и исступленно. Тимоти сжимает Арми изнутри до ярких вспышек перед глазами, раз за разом умоляя двигаться ещё быстрее, пока он не срывается в такой дикий темп, что слова становятся неразборчивыми стонами в полный голос. Тимоти кончает следом за ним, когда сперма горячими толчками заполняет его изнутри, и сил у Арми хватает только на то, чтобы выскользнуть наружу, пока оргазм не завершился, пока всё не стало слишком чувствительным. Минуты тянутся одна за одной, никто не произносит ни слова, оба всё ещё тяжело дышат, лёжа на спине и чувствуют себя оглушёнными. — Беру обратно свои слова насчёт того, что меня не беспокоят предстоящие интервью на жёстких стульях… — раздаётся задумчивый голос Тимоти. — Парой дней тут не обойдётся… Чёрт. Арми знал, что перегнул палку, даже очень сильно перегнул палку и, похоже, извиняться ему всё-таки придётся… Но, когда он поворачивает к нему голову, собираясь просить прощения всеми доступными способами… — Это того стоило, — говорит Тимоти, улыбаясь так, будто только что выиграл в лотерею.***
Арми уже давно не чувствовал себя таким измотанным. После окончания вчерашнего спектакля Элизабет затащила его на вечеринку Картье, без которой вполне можно было бы и обойтись, учитывая их графики на ближайшие два дня. Поспать ночью ему так и не удалось: у Форда мучительно резались зубы. Вдобавок ко всему утром выяснилось, что ни он, ни Лиз понятия не имеют о нынешнем местонахождении его паспорта. Вылет в Торонто пришлось отложить на несколько нервных часов, в течение которых он мотался между паспортным центром Нью-Йорка и квартирой, попутно выслушивая тяжёлые вздохи Эвелин в трубку о том, что она перенесла два интервью на завтра, ещё одно можно будет провести по телефону, но крайне желательно, чтобы он всё-таки успел на премьеру, как будто это как-то от него зависело. В конце концов, спасибо быстрой работе соответствующих служб США, они оказались на канадской земле где-то за час до начала премьерного показа «Отеля «Мумбаи». Переодеваться и накладывать макияж пришлось прямо в машине, платье Элизабет очень вовремя разошлось по шву, Эвелин звонила уже с периодичностью раз в три минуты с одним и тем же вопросом о времени их прибытия в кинотеатр, и всё это совсем не способствовало хотя бы частичному уменьшению его нервного напряжения. Каким-то чудом они успели к самому началу показа, и он даже немного постоял с коллегами на сцене. Выдохнуть получилось только на пост-премьерной вечеринке, опрокинув в себя пару рюмок. — Ты уверен, что нам нужно туда идти? — Элизабет на каблуках сейчас явно тяжело за ним угнаться, но он не замечает этого. — Я хочу туда пойти. — Хорошо. Я спрошу по-другому: хорошая ли это идея — заявиться на вечеринку «Красивого мальчика», сбежав с собственной? Не выглядит ли это несколько… вызывающим? — Думаешь, мне не наплевать как это выглядит? И с каких это пор стало вызывающим поддержать коллегу в день его премьеры? Элизабет в ответ только вздыхает прежде чем сесть в машину.***
— Ты здесь, — шепчет Тимоти ему на ухо после того, как привлекает внимание половины людей в ресторане восторженным воплем и стискивает Арми в тесных объятиях, утыкаясь носом ему в шею. Всё происходит так быстро, что Хаммеру стоит определённых усилий удержаться на ногах с внезапным дополнительным весом на своём теле. — Ну, конечно же, я здесь, — он гладит его по спине, и Тимоти прижимается к нему ещё сильнее, в то время как приветственные дружеские объятия наверняка закончились бы секунд тридцать назад. Хаммер буквально спинным мозгом чувствует взгляды окружающих, которые на них сейчас уставились, но ему, если честно, плевать. Фотосъёмка на таких мероприятиях обычно запрещена, а чьи угодно слова, не подкреплённые доказательствами, всегда можно просто игнорировать. — Я думал, что ты не приедешь, — снова раздаётся шёпот, и Арми мысленно материт себя за то, что не прислал ему сообщение после прилёта. Просто закрутился и забыл во всей этой суматохе. Идиот. — Какие глупые мысли иногда приходят тебе в голову, — он в последний момент вспоминает, где они, собственно, сейчас находятся и удерживается от того, чтобы привычным для таких случаев образом поцеловать его в макушку. А после ещё и ловит взгляд Брайана, не предвещающий ничего хорошего. — Ты стоишь ногами на диване, — зачем-то констатирует он очевидный факт. — Я знаю. Как-то так… само получилось, — хихикает Тимоти, и до Хаммера начинает медленно доходить, что тот, возможно, уже многовато выпил для того, чтобы полностью отдавать себе отчёт в происходящем. — Мы должны перестать обниматься на глазах у толпы, — говорит он практически спокойно, надеясь, что это сработает. И, к счастью, Тимоти будто просыпается, отрываясь от него чуть более поспешно, чем следовало бы, чтобы не усиливать эффект неловкости и, крайне смущённо улыбаясь, слезает на пол. — Привет! — говорит Арми Брайану, протягивая руку, которую тот пожимает с нечитаемым выражением лица. Он здоровается с остальными людьми за столом, когда происходит нечто странное. Сначала он видит Элизабет, шепчущую что-то на ухо Тимоти, будто бы они старые друзья, и, прежде чем его мозг успевает обработать эту информацию, жена вдруг оказывается в его объятиях. — Наш столик дальше. Просто послушай меня: хватит пялиться и пойдём, — хотя она расслабленно улыбается, Арми чувствует непонятное напряжение всё то время, что они идут по ресторану. — Может, объяснишь мне в чём дело? И что это, чёрт побери, сейчас было? — он рывком отодвигает для неё стул, а после садится сам. Непонимающий взгляд Тимоти в момент их ухода всё ещё стоит у него перед глазами. — Попытка нивелировать последствия вашей жаркой встречи, — цедит Элизабет сквозь зубы. — Чего-то такого я и боялась. — Мы просто обнялись, не нагнетай… — Иди расскажи это очевидцам. Вы три минуты не могли друг от друга отлипнуть! — Да хоть бы и пять. Мы на закрытой вечеринке… — Арми поворачивает голову в сторону столика команды «Красивого мальчика», пытаясь разглядеть, чем сейчас занят Шаламе. — Ты хоть представляешь, сколько здесь случайных людей с телефонами? Им наплевать на все эти устные запреты. Знаешь, что начнётся, если всё это кто-нибудь заснял и выложит в Инстаграм? — Я не думаю, что… — начинает Арми, но Элизабет своего добилась, потому что теперь он, вообще-то, реально думает только об этом. — Ладно, — он примирительно разводит руками. — Считаешь, всё плохо? — Пока нет, завтра поймём. Надеюсь, что если кто-то и сфотографировал вашу встречу, то в объектив попали и мы с Тимоти, и мы с тобой тоже. Это должно… сгладить впечатление в некотором смысле. Но, пожалуйста, не делай больше ничего провокационного до конца вечера. — Спасибо, — он действительно ценит её способность сохранять холодную голову в подобных ситуациях и быстро принимать верные решения. — Я стараюсь не только для тебя, — Элизабет пожимает плечами. — Не хочу, чтобы всё рухнуло из-за глупости. Очередное напоминание о состоянии их отношений последние полгода. Что ж… он уже почти привык к этому, стоит радоваться, что основную часть времени у них всё же получается нормально общаться и поддерживать хорошую атмосферу в семье, как они и договорились. Иногда Лиз срывается, иногда срывается он сам, но это — неизбежные последствия сделанного выбора. Следующий час Арми ходит по залу в компании жены и бокала виски, вступая в бесчисленное количество бессмысленных диалогов со знакомыми и не очень людьми, усиленно избегая единственного важного для него человека, пока тот, не выдержав, не подходит сам. — Ты меня игнорируешь, — в голосе Тимоти, когда он садится на соседний стул, слышна довольно понятная обида. К тому же, одного взгляда в широко распахнутые глаза достаточно, чтобы понять, что алкоголя в его крови за прошедший час стало больше. И, наверное, сейчас будет безопаснее перевести тему, чем пытаться объяснить. — Когда ты в последний раз ел? — может, это и не самый удачный переход, но Арми действительно волнует данный вопрос. — М-м-м, — Тимоти морщит лоб. — Утром вроде… Потом было некогда… Ну, ты и сам знаешь как тут всё… О, да. Что он знает наверняка, так это то, что Шаламе может забыть пообедать даже в спокойном состоянии, а о нервном напряжении, в котором тот пребывал весь день, и говорить нечего. Арми приходится подавить в себе приступ раздражения, вызванный мыслью, что многочисленная свита Тимоти должна была об этом позаботиться, а не смотреть сквозь пальцы, как он хлещет алкоголь на пустой желудок. Он бы точно впихнул в него хотя бы пару бургеров, если бы был здесь… — Жаль, что тебя сегодня не было со мной, — тихо говорит Шаламе, и, если бы Арми не знал, что точно молчал только что, то подумал бы, что произнёс свою последнюю мысль вслух. Возможно, ему не стоило приходить сюда сегодня. Нет, не из-за риска быть неверно понятым или возможных сплетен. Просто он ненавидит это чувство беспомощности, когда с Тимоти под воздействием алкоголя или усталости, или того и другого вместе, спадает вся его защитная броня, вновь открывая эту простую, но болезненную истину: когда ему был нужен Арми, того не оказалось рядом. Снова. Осознание, что радость Тимоти от одного из важных событий в его жизни опять в какой-то степени, пусть даже минимальной, была омрачена его отсутствием, почти невыносимо. Когда-то у него щемило сердце от мысли, что он станет не слишком-то нужен, как только Шаламе освоится в непривычной обстановке ковровых дорожек, теперь же он никак не может избавиться от ядовитого чувства вины за то, над чем совсем не властен. Он не мог бы быть с ним, даже если бы прилетел в Канаду вовремя. Не существует способа ходить в обнимку по премьерам с другим парнем, если вы вместе не снялись в фильме, либо не женаты. И они оба, казалось бы, довольно давно приняли это положение вещей… Но за пару часов до премьеры Тимоти вдруг пишет: «Я так хотел бы вернуться на год назад», и внутри у Хаммера всё переворачивается. Потом он прыгает к нему на шею на вечеринке, неосознанно давая понять, насколько был уверен, что Арми сегодня не появится, насколько рад, что его опасения не подтвердились, и это оставляет очередной маленький рубец на сердце. А теперь он цепляется пальцами за ладонь Хаммера так сильно, будто от этого, по меньшей мере, зависит его жизнь, и Арми скорее отрежет себе руку, чем оттолкнёт его, даже если Элизабет сейчас просверлит в них дыру взглядом. Вечер и ночь, что они провели вместе после столь долгой разлуки — ничтожно малое количество времени, сумевшее только распалить физический голод ещё больше, а никак не насытить, и не прикасаться друг к другу хотя бы как-то, находясь так близко — выше их сил. — Я фактически пропустил собственную премьеру, — Арми говорит это просто для того, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Ума не приложу, куда подевался идиотский паспорт… — Если бы Арчи был с тобой в Нью-Йорке, я бы поставил на то, что он его сожрал… — Тимоти вдруг улыбается. — Но ведь у Форда как раз появляются зубы… — Придётся попросить няню повнимательнее проверять его горшок, — шутит в ответ Арми, и, наконец, становится чуть легче. Они болтают ни о чём ещё несколько минут, пока Брайан не уводит Тимоти под предлогом какого-то важного знакомства, что, конечно, является полным абсурдом, учитывая состояние последнего, но Арми не хочется вступать в споры. Некоторое время спустя, когда он просто ждёт окончания вечеринки, его взгляд вдруг останавливается на довольно слабо стоящем на ногах Тиме в чужих объятиях, и собственнический инстинкт оказывается сильнее разума. — Отвали от него, — рука Хаммера ложится на чьё-то плечо, и он полон решимости отшвырнуть этого персонажа в другой конец ресторана, если тот вздумает сопротивляться. — И тебе привет, Арми, — Ник Спиро устало оборачивается. — Видишь ли, я его личный помощник, если ты вдруг забыл, и в подобных случаях тащить его тело до машины — моя прямая обязанность. Не мог бы ты меня отпустить, чтобы я мог заняться своей работой? Хаммер, по вполне понятным причинам, в последнее время не слишком ладит со всей пиар-командой Шаламе. Примерно с того момента, как они решили, что он — большая помеха их планам, а Тимоти вполне конкретно дал понять, что присутствие Арми в его жизни не обсуждается. Однако Ник, которого Шаламе искренне считает своим другом, не понравился Арми сразу же. Впрочем, кажется, их антипатия взаимна, так что он не сильно переживает по этому поводу. Тимоти сначала предпринял пару попыток наладить их взаимоотношения, но потом откровенно махнул на это рукой. В конце концов, видятся они достаточно редко. — Я сам могу довести его до машины, займись чем-нибудь ещё, — чёрта-с-два он отпустит Тимми в таком состоянии в компании Спиро, который наверняка спит и видит, как бы его облапать. — Нет, — Элизабет снова тут как тут, и это уже раздражает. — Подумай, как это будет выглядеть со стороны. Мы не можем рассчитывать, что он себя контролирует в таком состоянии… — она критически осматривает парня. — На улице может быть полно фанатов… — Твоя жена права, это слишком рискованно для вас обоих, — вставляет свои пять копеек Спиро, и, хотя взглядом, которым его награждает Арми, можно испепелить, он абсолютно непрошибаем. — Да плевал я на всё это! — руки Хаммера сжимаются в кулаки. Он слишком уставший, пьяный и раздражённый, чтобы сейчас что-то анализировать, но сил врезать этому очкарику у него достанет, если тот не заткнётся. — В тебе говорит виски, — Лиз что-то мысленно прикидывает. — Ладно, пока ты не разнёс здесь всё, за что тебе утром будет неловко, предлагаю такой вариант: ты прямо сейчас идёшь в машину, Ник приводит туда же Тимоти и вы уезжаете в отель. Я выйду через другую дверь и попробую отвлечь внимание на случай, если там кто-то есть… Автомобиль уже ждёт? — вопрос адресован Нику, и тот кивает. Арми уже рефлекторно, по привычке, собирается начать спорить, но, к счастью, он пока не так плохо соображает, чтобы в итоге не понять разумность её предложения. — Ладно, — бросает Хаммер, направляясь к выходу, но почти сразу оборачивается. — Я слежу за тобой, — отчеканивает он в сторону Спиро, неожиданно получая в ответ сразу две улыбки: одну, натянуто-притворно-вежливую, от самого Ника и игривую от Тимоти.***
— Арми-и-и, — протяжно шепчет Шаламе, приземляясь на заднее сиденье, и тут же оказывается в надёжном кольце рук обладателя имени, который сверкает взглядом в сторону Спиро, всё ещё стоящего у открытой двери, и дверь захлопывается, а Ник садится рядом с водителем. Хаммер предпочёл бы, чтобы тот просто испарился, но небесная канцелярия сегодня уже расщедрилась на чудо его прибытия в Торонто, поэтому он не станет сильно роптать. Тем более, что сокровище у него в объятиях что-то неразборчиво бормочет, уткнувшись лицом ему в грудь, и это сейчас самое важное. Арми кладёт ладонь на его затылок, ему смертельно хочется прижаться щекой к волосам, но вряд ли идея удачна, пока на них пара литров лака, поэтому он просто медленно гладит кожу шеи большим пальцем, надеясь, что поездка не продлится долго, пока бормотание не стихает, а дыхание Тимоти не становится спокойным и ровным. Когда машина тормозит у отеля, Шаламе не просыпается, и Арми пытается решить, что будет лучшим выходом из ситуации: разбудить его или попробовать дотащить до номера на руках. У Спиро, конечно же, другие планы и мнение касаемо возможного присутствия возле гостиницы папарацци, и пару минут они проводят в словесной перепалке, пока Тимоти не поднимает голову и не переводит мутный взгляд с одного на другого. — Может, вы поспорите в отеле? — спрашивает он устало, и Хаммер, стиснув зубы, снова разрешает Нику «заняться своей работой», но его выдержки хватает только до этажа, на котором расположен номер. — Дальше я справлюсь сам. Спасибо, — он грубовато забирает Тимоти из рук Спиро. — Дай мне ключ. — У меня есть инструкции, и я должен… — начинает в ответ тот, но вовремя осекается, глядя как на скулах Хаммера ходят желваки. — Ладно, держи, — он с некоторым раздражением кладёт карточку в ладонь Арми. — Позаботься о нём. — Можешь не сомневаться, — Хаммер поворачивается к нему спиной. — Как ты смотришь на пару десятков шагов? — спрашивает он у практически висящего на нём Шаламе, который вдобавок пьяно улыбается. — Ник — просто мой дру-у-уг, — тянет он со смехом. — И ты должен мне доверять! — добавляет уже серьёзнее, прижавшись ближе и всё же начиная не слишком уверенное движение в сторону номера. — Я не доверяю ему и выпитому тобой алкоголю, — отвечает Арми, прикладывая ключ к двери и открывая её лёгким толчком плеча. — Я себя контролирую… оу, чёрт, — Тимоти спотыкается о порог, но руки Хаммера надёжны. — Определённо контролируешь, — хмыкает Арми, удобнее перехватывая Шаламе за талию и доводя до кровати. Процесс снятия ботинок и костюма затягивается минут на десять, потому что раздеваемый субъект, несмотря на явно закрывающиеся глаза, постоянно умудряется не промахиваться мимо губ Хаммера, и тому ничего не остаётся, кроме как ставить всё на паузу, отвечая на мокрые поцелуи. — Ну вот, наконец-то, — дизайнерские тряпки отброшены в сторону, футболка для сна каким-то чудом надета, Тимоти уложен на подушки и укрыт. — Не уходи, пожалуйста, — веки с видимым трудом распахиваются, и он вцепляется в плечи Арми, продолжая тянуть его на себя до тех пор, пока Хаммер не ложится рядом, обнимая его. — Куда я от тебя денусь, — невесомый поцелуй в висок, и только после этого Тимоти, наконец, разрешает себе провалиться в сон. Арми ждёт, пока он окончательно заснёт, прежде чем подняться с постели, чтобы быстро принять душ и, порывшись в дизайнерском чемодане, найти там таблетки от головной боли, которые им обоим точно понадобятся с утра, оставить их на тумбочке рядом с бутылкой воды и забраться под одеяло. Чудовищную степень собственной усталости он в полной мере осознаёт только теперь. Что ж… хотя жизнь в очередной раз внесла свои коррективы в их планы на сегодняшнюю ночь, проснуться вместе будет для него вполне достаточным утешением.***
— Привет, — Арми был уверен, что ему придётся будить Тимоти, но когда он открывает глаза, Шаламе уже что-то печатает в айфоне, лак покинул его волосы, и теперь они, всё ещё влажные, находятся в смешном беспорядке. — Привет, секунду, — Тимоти посылает ему улыбку, продолжая быстро набирать сообщение, а потом отбрасывает телефон в сторону и перекатывается ближе, укладываясь на Арми сверху. — Доброе утро, — он чмокает его в нос. — Я заказал нам завтрак в номер, поэтому секс пока нельзя, но… мы непростительно долго не целовались… — Ты непростительно давишь на мой мочевой пузырь… И что ещё, интересно, ты не помнишь из вчерашнего вечера? — Ой, прости, — Тимоти скатывается обратно, и Арми с облегчением выдыхает, садясь на кровати и зевая. — О чём ты? Есть небольшие провалы, но в целом… — Поговорим об этом, когда я вернусь, — Арми быстро расправляется с необходимыми утренними процедурами, но, когда он возвращается в постель, игривую атмосферу успело сменить непонятное напряжение. — Это повсюду, — Шаламе поворачивает к нему дисплей с более чем красноречивой фотографией их вчерашних объятий. В его глазах лёгкий намёк на панику. — Я зашёл в Инстаграм, и только за последние пять минут меня отметили на этом фото раз двадцать… Брайан звонил, Николь прислала сообщение… Мне так стыдно… Это всё алкоголь… Он говорит что-то ещё, но Арми не слышит, потому что кровь стучит у него в ушах. Он отлучился на несколько минут, а они накрутили Тимоти до такой степени, что теперь тот считает себя виноватым. И в чём? В том, что просто обнял любимого человека на закрытой вечеринке, а кто-то настолько хреново занимался своей работой, что это всплыло в интернете. Так пусть займутся делом хотя бы сейчас и решат проблему, а не портят им утро. Арми чувствует лёгкую досаду по поводу вчерашней правоты Элизабет и, если быть честным, он обеспокоен тем, что это действительно случилось, но сейчас не время это демонстрировать. — Дай сюда, — он забирает у Тима телефон, бросая его на тумбочку под возмущённый вопль. — Ничего страшного не произошло. — Ты такой спокойный, как будто в интернете сейчас с космической скоростью распространяется моё фото с кем-то другим, а не с тобой. Это прокол года, Арми. Мой прокол. Я должен был держать себя в руках, чтобы не угробить все наши усилия… — он вздрагивает, когда Хаммер разражается пятнадцатисекундной тирадой, состоящей исключительно из матерных слов, а потом вздрагивает ещё раз, внезапно оказавшись намертво прижатым к кровати его большим телом, лишённый способности к активной жестикуляции. — Значит, так, — лицо Арми так близко, что глаза Тимоти толком не могут на нём сфокусироваться. — Ты выпил лишнего на премьерной вечеринке. Это не криминал. Все так делают однажды. И ты обнял друга, может быть, чуть более тесно, чем остальных, но мы довольно много времени провели голыми на съёмках, что общеизвестный факт. Это, согласись, сближает и размывает некоторые границы. Так что это тоже не криминал. В чём ещё ты там считаешь себя виноватым? — Ты действительно не думаешь, что это проблема?.. — Тимоти не уверен, что неожиданная ситуация, в которой ты не можешь и пальцем двинуть под полуголым двухметровым парнем, легко удерживающим твои запястья одной рукой, таким же образом действует на большинство людей, но его беспокойство уменьшается с каждой минутой, уступая место совсем другим чувствам. — Нет. Это просто фото плохого качества, о котором фанаты пошумят неделю, а потом всё вернётся на круги своя. — Брайан сказал, что если бы у меня была официальная девушка, разбираться с чем-то подобным было бы проще… Возможно, он прав… Несмотря на то, что прошло уже много времени, неприятные воспоминания о том вечере, когда Брайан сказал это в прошлый раз, заставляют вздрогнуть уже Хаммера, но он не видит на лице Тимоти никаких признаков огорчения или беспокойства и успокаивается. — Хочешь поговорить об этом? — Нет. По крайней мере, точно не сейчас. — Что ж… Ты больше не считаешь, что нарушил баланс природы на планете, обняв меня вчера, или мне добавить ещё аргументов? — Арми сдвигает бёдра в сторону, удовлетворённо отмечая непроизвольно растущее под ним возбуждение. — Ты умеешь быть…довольно убедительным, — Тимоти снова выглядит почти так же расслабленно, как и двадцать минут назад, разве что, в глазах ещё осталось немного тревоги. — Может быть, попросить моего врача, чтобы выписал мне тебя вместо рецепта на успокоительное? — А за работу успокоительным полагается вознаграждение? — Арми отпускает его запястья и наклоняет голову к шее, оставляя на ней дорожку из поцелуев, постепенно переходя на ключицы. — Я думаю, что мы…решим этот вопрос, — Тимоти просовывает руку между их телами, вынуждая Арми увеличить пространство ровно настолько, чтобы ему было удобно скользнуть кончиками пальцев по его напряжённому животу, оттянуть в сторону резинку боксёров и взять в ладонь твердеющий член. — Я тут вспомнил, — сообщает Хаммер, пытаясь отстраниться с самым серьёзным выражением лица, на которое способен. — Завтрак ещё не принесли, секс нельзя… — В пекло завтрак! — Шаламе вцепляется пальцами ему в волосы, притягивая обратно.***
Большую часть дня они провели порознь, перекидываясь сообщениями в перерывах между интервью и с лёгким нетерпением ожидая вечерней встречи. Вечеринка, на которую приглашены оба — одно из типичных фестивальных мероприятий, где много едят, много пьют и много разговаривают. Последние два часа их жизни потрачены именно на это, и обоим не терпится побыстрее уехать. — Они весь вечер от нас не отходят. Такое ощущение, что мы — неразумные дети, которые начнут трахаться прямо на столе, если оставить их без присмотра, — раздражённо шепчет Тимоти на ухо Арми в одну из тех редких минут, когда и Эвелин, и Николь увлечены разговором. — На столе — отличная идея. Если предварительно сбросить на пол всю посуду, шума будет как раз достаточно, чтобы привлечь внимание половины зала, — Арми с мечтательным выражением лица откидывается на спинку дивана. — Это ведь как раз в нашем стиле, по мнению наших уважаемых публицистов. — Ну, Арми, я ведь серьёзно! Тебя что, совсем не бесит? — Бесит, — лицо Хаммера приобретает прежнее скучающее выражение. — Очень бесит. Но, если я начну себя накручивать, ничем хорошим это не закончится, поэтому… — он приближает губы к его уху так близко, что до прикосновения остаётся несколько миллиметров, да ещё и руку кладёт на плечо. -… давай лучше продолжим шутить о сексе на столе. После этой маленькой провокации, Эвелин и Николь одаривают их такими взглядами, что Арми чувствует острую необходимость прогулки в уборную. Просто для того, чтобы ничего не ляпнуть. — Доешь всё это, — Хаммер кивает в сторону наполовину полной тарелки. — Мы не уйдём отсюда, пока ты нормально не поужинаешь. — Это называется шантаж, — Тимоти кривится, но всё-таки берётся за вилку. — Я сейчас вернусь, — говорит Арми, поднимаясь. — И не вздумай вручить тарелку официанту, я всё узнаю и придётся кормить тебя с ложки на глазах у всех. Шаламе показывает ему язык и средний палец одновременно. Изначально видео с Тимоти, опять медитирующим на еду вместо её потребления, Арми решил снять на обратном пути для того, чтобы иметь вещественные доказательства его безобразного поведения. Ситуация приобрела немного другой окрас, когда Шаламе заметил это и схватился за свой телефон, довольно громко прокричав, что тоже хочет видео с Арми. После этой выходки пиарщики практически вытолкали их с вечеринки в гостиницу. — Чёрт, мне даже немного стыдно, — смеётся Хаммер, захлопывая дверцу автомобиля. — Они выглядели так, будто у них сейчас нервный срыв случится. Ты зачем вообще «Lady» врубил? — Да что первое в списке любимого попалось, то и врубил. Совпадение. Удачное или не очень — как посмотреть. Судя по лицу Николь — не очень, — Тимоти хватается за голову и тоже начинает ржать. — Подумаешь — сняли друг друга на вечеринке, никто и не заметил, а криков, будто мы порно в интернет выложили… — Их можно понять — они так и не придумали, что делать с утренней фотографией. Но, знаешь, после вечера, проведённого в атмосфере постоянного напряга, очень хочется сделать то, что ты сказал. У меня там есть парочка видео, где неплохо видно лица…- Арми начинает копаться в айфоне, но вдруг останавливается, выглядя как человек, которого внезапно озарило. — Чёрт, а это идея. Дай-ка мне свой мобильный. — Хочешь выложить порно от моего имени? — с опаской спрашивает Тимоти, крепче вцепляясь в аппарат. От Арми иногда можно ожидать чего угодно. — Я что, по-твоему, сумасшедший? — Ну… можешь пообещать, что я не останусь после этого без публициста и карьеры?.. — Просто доверься мне. — В последний раз, когда ты так сказал, я траванулся сомнительного вида дрянью в одной из твоих любимых бургерных! — И я всё ещё уверен, что это был твой утренний апельсиновый сок! — У меня ощущение, что я ложусь под гильотину, но… — Тимоти отдаёт ему айфон. — Надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь. — Я решаю нашу проблему, — пальцы Арми бегают по экрану сначала своего, а потом тимминого телефона. — Ну вот, — он возвращает ему аппарат ровно в тот момент, когда машина останавливается у отеля и довольно бодро выскакивает за дверь, пока Тимоти ищет, что он там натворил. — Николь написала мне, что мы ведём себя просто отвратительно, но, тем не менее, это гениальный выход из сложившейся ситуации, — он догоняет Арми у лифта. — Хочешь что-то спрятать — положи на самом виду. Правда, пока до меня доходило, я уже дважды спланировал твоё убийство! — Что ж… — Хаммер обнимает его за талию, едва лифт трогается с места. — Похоже, мы, наконец-то, удовлетворили всех — и фанатов, и команду… и теперь можем с чистой совестью заняться друг другом… Они всё ещё продолжают целоваться, не заметив, что двери кабины распахнулись на нужном этаже прямо перед изумлённым взглядом местной уборщицы. Но клининговая служба отеля сдаёт телефоны на время работы.