***
чимину снится сон. он не помнит даже, что было три дня назад, но отчётливо понимает, что это воспоминание из детства. он — маленький мальчик, что снизу вверх смотрит на белые обои с цветами, на которых плывет пятно плесени. кусочек обоев понуро висит, отклеившись. на стене — семейные фотографии, где всегда оторвано одно лицо — женское. — ну и хули ты там пялишься? — доносится из-за спины хмельной голос. мальчик оборачивается, и дрожит как лист на ветру. на диване развалился мужчина, с бутылкой пива в руках, и взглядом, полным ненависти. маленькие детские пальчики путаются и губёшки дрожат. — на колени, сукин сын. мальчик подходит ближе. над ним не человек — скала, страшный утёс. он садится как велено на колени, и одного только взгляда сверху достаточно, что бы ручки, детские ещё совсем, потянулись в ширинке чужих штанов. — пап-почка, может не надо? он пищит загнанным мышонком, но его хватают грубо за волосы. мальчик глотает слезы. вспоминать что было дальше не хочется, но сон — хитрая вещь. подкидывает воспоминания яркие, словно масло. во всех красках описывая несчастному чимину всю его подноготную. — папа!!! папа! — почему ты вечно не слушаешься? противный мальчишка, весь в свою мерзкую мать! она тоже никогда не слушалась и только орала и орала, ёбнутая сука! — у мальчишки слезы из глаз огромные, даже для взрослого, а голос отца — мерзкий, пьяный — срабатывает как пощёчина. к слову, реальная пощечина разрезает воздух и щёку со свистом. оставаясь на щеке, ладонь сжимает пухлые розовые щёчки, утыкая сына лицом в ширинку. — папочка… — заткнись, и соси, малолетний говнюк. — кто посмел обидеть тебя, моя королева? намджун будит больше не мальчика, поглаживая рукой волосы. чимин долго молчит, обводя пальцем контуры черной татуированной надписи на груди намджуна. — бога нет, помнишь? — намджун хочет сказать, но ему не дают возможности это сделать, — но если его нет то кто даёт нам сны? потому что сны делают мне очень-очень больно… — и что же тебе дал этот придурок с небес? — мне снился кошмар. — что за кошмар? чимин жмется холодной щекой к горячему боку. тонкая полоска солнечного света, падающая от окна темнеет — тучи закрывают солнце там, в другом мире снаружи, а тут солнце никогда не наступало. — я был там. и тебя там не было. где там — не знает никто, и не хочет знать. важно что там — не было, а значит бог, существует или нет, но, полнейший засранец. — я убью бога. — убьешь бога. — ради тебя. — ради меня. чимин вдруг начинает смеяться и намджун смеется вместе с ним. гиенят так, что слышно во всем здании, а потом чимин с безумной улыбкой накрывает их белым одеялом, исчезая, как исчезают из языки во ртах друг друга. намджун не помнит как они очутились там где проснулись, но кажется это одна из его многочисленных квартир. Он не помнит сколько их у него, и когда они были с чимином тут в последний раз. он даже не помнит какое число сегодня, и его как-то не ебёт. главное, что чимин не там, а рядом.Часть 1
18 июля 2019 г. в 02:06
в клубе чересчур темно, пятна от подсветки рефлексируют бельмом на глазу, но возможно дело не в чёртовой свето-музыке, а в парочке грамм нелегализованных веществ в крови? а возможно дело вообще в парне, что развязно лежит на огромной куче денег. он лениво прикрывает глаза, весь такой тягуче-плавленный, что идёт в противовес долбящей по ушам музыке.у намджуна голова кругом.
— у меня для тебя подарочек, — хмыкает намджун, и шлёпает по упругой попе своей мощной рукой.
чимин не то рычит, не то мурлычет, и скалится-улыбается.
— оу, и что же мне приготовил мой король? — он тянет слова лениво, его еле слышно сквозь весь этот шум заведения.
— поцелуй и узнаешь, — глаза сужаются как у змеи — хитрые, четкие, хищные.
чимин хихикает, улыбается, поднимается со стола, на котором располагался до этого, соскальзывая на колени своего мужчины. он прижимается носом к носу, и кусает чужие губы, не переставая улыбаться, он вдруг как будто просыпается, и просто вгрызается, отдаёт себя поцелую полностью. тонкая кожа рвется, и начинает сочиться кровь, но это не заботит никого, и они продолжают целоваться. языком чимин натыкается на квадратик, подхватывая его с чужого языка, забирая себе. во рту сразу как-будто немеет, и плывет картинка перед глазами. чимин блаженно откидывает голову, цепочки на его шее бренчат, и массивный ошейник вдруг душит, но через секунду это становится приятным ощущением подчинённости и глупого счастья. конечно, обычной кислоты ему не хватит надолго, но достаточно что бы взбудоражить голову, и заставить глаза сиять наркотическим эффектом. намджуну кажется, что не будь он сам под лсд — сошёл бы с ума только с одного вида этой идеальной крепкой шеи, в фиолетовых следах и черных линиях бархата, на котором выведена серебряная надпись «daddy`s little baby». намджун все еще сжимает револьер в руке, но чувствует себя обезоруженным. рядом с чимином иначе не бывает ни под наркотой, ни без неё.
— вкусно, — говорит чимин в самые губы, облизываясь, словно сытый кот. его немного укачивает, и крепкие руки намджуна не позволяют ему упасть. от чимина пахнет целым букетом ароматов — вкус виски на языке, и запах того же напитка бьёт в нос, он пахнет майским дождем, и страстью, гниющей смертью, и безбашенной жизнью. это течёт в его венах, это кружит голову всем абсолютно, вне зависимости от гендера и статуса, но намджун никому не позволит вдыхать такой ценный и редкий наркотик.
— ты только мой, — шипит намджун в макушку, прижимая вдруг к себе. он не обнимает, но присваивает мощными руками, закрывает своим телом от всех. чимин — лучшее. лучшее — только себе.
чимин выпутывается из хватки, смеется — заливисто, от души, как ребенок. он ставит одну ногу на ручку кожаного кресла, в котором намджун сидит, сетчатые колготки на накаченных ногах смотрятся животно. намджун едва запускает под сетку пальцы, как нога тут же опускается на пол, и тонкие нити рвутся в узловатых пальцах.
— твой подарок так прекрасен. следи только за мной.
чимин прижимает маленький пухлый пальчик к намджуновым губам, с них всё ещё стекает кровь от их животных поцелуев, чимин ее собирает, и мажет по своим губам, как блеском для губ. он выглядит по-блядски, с кровью на припухших губах, с потёкшей тушью, и осыпавшимися тенями. он выглядит по-блядски, когда аппетитные ягодицы в коротких драных шортах направляются в толпу, в клубе, где они находятся сейчас.
он выглядит блядски, когда лезет к пилону, сталкивая какую-то девушку-стриптизёршу, и знает, что ему ничего не будет за это — никто не имеет права перечить намджуновой малышке. выглядит блядски, когда приседает около шеста, стоя к нему спиной, откидывает голову назад, прикрывает глаза в экстазе. его прёт невъебически. он танцует под какую-то клубную музыку, что-то дикое с примесью рэпа и битов. намджуна не ебёт, он вообще кажется оглох. чимин — божий демон, и чертов ангел. он двигается так, словно грация — его не второе, но первое имя. танцует каждое движение, как последнее. намджуну в этот момент кажется, что в этом свой посыл, ведь каждой вдох действительно может оказаться последним. это снова напоминает почему намджун так любит и бережёт свой личный наркотик.
намджун находится в нирване ровно до того момента, пока не замечает руки, что тянутся к заднице его королевы. «намджун, успокойся он новенький, » и «не здесь, босс, не здесь!» намджун пропускает мимо ушей, когда коброй бросается на этого типа которые посмел трогать чимина.
десять секунд — столько нужно чимину что бы станцевать десять движений, последних возможно. десять секунд — столько нужно что бы прочесть этот абзац. десять секунд — столько нужно что бы пройти пять шагов. десять секунд — столько хватает, что бы для кого-то они стали последними.
мужчина уже не кричит, он помер, и даже половине толпы глубоко поебать — они все там со своими тараканами. убийства не волнуют массы, особенно в клубе, где собираются лишь верхушки мафии, для таких людей жизнь человека иногда совсем ничтожна.
чимин смеется, как шляпник из известной книги кэрролла, когда прыгает в руки намджуна. тот смеётся тоже, безумно, прижимая чимина к себе, и несётся чёрт его разбери куда и от кого, да и не важно даже зачем — просто чимина надо похитить, и сбежать.
они оказываются в салоне дорогущего спорт-кара, и намджун понимает, что им нужно ещё. чимин лезет куда-то в закрома автомобиля, вытаскивает еще немного лсд, но тут же кидает его в бардачок, и берет что покрепче. они гонят по встречке, все еще неизвестно куда. адреналин вкупе с наркотиками будоражит, пьянит, возбуждает.
мозг намджуна не проясняется, даже когда он прижимает свою пассию к огромному панорамному стеклу, и целует, целует, целует. не проясняется, и когда с него стягивают рубашку и мешающиеся аксессуары. чимин даже что-то бурчит про то что цепи — херня бесполезная, отнимает их с намом время. это намджун тоже не улавливает.
первое осознанное воспоминание после машины слова чимина:
— у меня тоже есть сюрприз для тебя, — улыбается, глаза сверкают демонически.
— да?.. — хрипят ему на ухо в ответ, крепкой рукой прижимая за спину к себе, — и что же это?
намджун водит носом по линии челюсти, кусает не жалея силы, что бы лиловым цветом заиграла шея, и руки, которые вплетены в кимовы волосы вырывают пару (с десяток) волосков, окрашенных в белый.
— раздень меня — узнаешь, — чимин, сучка такая, ухмыляется. поднимает руки, и с тела летит свободная черная футболка.
— воу, чимин…
открывается вид на шикарное тело, если бы умел — намджун бы сделал с него скульптуру, выкинул бы все статуи микеллианджело, а на их место в музеи — только тело чимина. во всех положениях со всеми подробностями. с аккуратным татуированным цветком на участке кожи у шестого и седьмого ребра с правой стороны, а ещё — пирсинг, сегодняшний подарок, в сосках. золотые колечки блестят, врезаются в глаза. на них блестит заманчиво симпатичная бусинка. намджун задыхается на секунду, и чимин с хитрой, но, почему-то по-детски смущённой, улыбкой, спрашивает: «нравится, мой король?»
— боже, малыш, когда ты успел? — спрашивает намджун прижимаясь носом к голой коже, и целуя грудь — легко и невесомо, что идет в противовес их привычной животной страсти. и правда, когда успел? они же всё время вместе, чимин не отходит от намджуна более чем на 10 шагов.
чимин тихо ахает, потому что проколы ещё совсем свежие, и без того чувствительная кожа теперь отдает волной просто от того, что намджун дышит на неё своим горячим воздухом. пока намджун тормозит перед столь приятным зрелищем, с чимина куда-то под ноги улетают шорты с дырочками, но сетчатые колготки ещё при нём, а вот под ними — ничего.
— т-тогда в баре… я… ах! отходил ненадолго, помнишь? — чимин прерывается на вздохи, потому что намджун легонько, на пробу, целует его в коричневые ореолы, и чимина точно током бьёт. он не может уточнить когда это — тогда, потому что они оба теряют счёт времени друг с другом., а друг с другом они всегда., но намджуну наплевать, вопрос то всё равно был риторический.
он в упор разглядывает чиминовы соски — как будто впервые видит! тот от такого пристального разглядывания смущается, и подталкивает своего мужчину.
— быстрее, пожалуйста, быстрее!
намджун ещё пару секунд подвисает, а потом снова вжимает чимина в панорамное стекло в полный рост, и скользит языком по соскам, пролезая в колечко. тот сладко стонет, сегодня в этом местечке он слишком восприимчив. чимин не уверен, но кажется стоило мазать их чем-то для заживления кожи, но ему серьезно начхать, он просто задирает правую ногу, которую джун тут же перехватывает, и вжимает во всё то же стекло. он кусает чимина за соски поочередно, и чимину больно, правда больно, но наркотики как-то не хило меняют восприятие мира, и от части это становится приятными мазохистическим удовольствием., но парень снова подгоняет, и намджун сам уже не терпит, потому быстро расстёгивает ширинку на своих брюках, не утруждаясь даже снять их, просто немного приспускает вместе с нижним бельем, и чувствует облегчение, ведь теперь его ничего не сковывает, не связывает. кроме безграничного чувства к чимину, конечно же.
а намджуновой королеве не терпится, он елозит попкой по паху, и хрипит слишком возбуждающе, цепляется пальцами за спину, чтобы не упасть, и впивается ногтями. намджун перехватывает сильными и большими руками ягодицы, и просит обе ноги поднять, оставаясь тем самым единственной опорой чимина. тот делает, как просят, обнимает ногами за талию, и крепче сжимает спину руками, а намджун рвёт одной рукой колготки на чимине в районе паха, второй удерживая на себе тело, что довольно сложно.
никаких промедлений, и пальцев, к чёрту — они занимаются сексом слишком часто, что бы тратить своё драгоценное время жизни на бессмысленные вещи.
в глазах вспыхивает белой вспышкой — как молния, и не ясно то ли это от наркотиков так крыша едет, а то и вовсе её тут нет давно, но белая макушка так и рефлексирует в сознании, и всё правда мутное, как мазки масла.