Золотая оса

      Никто так и не понял, как это случилось. Десептиконы взломали все уровни их безопасности, не потревожив систем, вскрыли фаерволы, нейтрализовали постовых и дежурных… Они вошли на базы автоботов, как в свои владения, сломили защитников, выбрав для атаки самый неудобный момент.       Никому не удалось сбежать.       Оптимус терялся в догадках, почему пленников ещё не отправили в Плавильни. Он ничего не смог противопоставить в прямом столкновении с Мегатроном — раны, полученные в прошлом бою, ещё не восстановились окончательно. Но лидер десептиконов лишь ехидно поглумился над Праймом и его командой, после чего небрежно махнул рукой: уводите!       И когда Оптимус уже вышел из зала, в спину ему долетел голос:       — А этот желтый пусть останется!       — Би! — он развернулся, рванулся, но вырваться не смог — солдаты Мегатрона держали крепко.       — Стой! Что ты хочешь с ним делать? — крикнул автобот.       — Не твое дело, Прайм, — долетело из-за закрывающейся двери. Конвоир пихнул его в спину дулом бластера.       — Шагай, шагай! Лорд будет делать то, о чем тебе, невинному автоботику, еще рано знать.       — Да будь он проклят! — Оптимус вновь попытался вырваться из удерживающих рук, получил разряд из станнера, и его оптика погасла.       Двери захлопываются, отрезая от рвущегося назад Оптимуса, лишая даже такой, эфемерной поддержки. Оставляя один на один с тираном и чудовищем из его кошмаров.       Бамблби страшно.       — Гадаешь, зачем тебя оставили, автобот? Боишься?       Мегатрон смотрел на него сверху вниз, любопытно склонив голову и наблюдая за яростно сверкающим линзами разведчиком.       Если бы мог, Би высказал бы ему всё, что думает. Громко, нецензурно и с применением тяжёлых аргументов в виде плазменного бластера. Но блокираторы не позволяли даже в рукопашной сражаться в полную силу, блокируя трансформацию.       Он с трудом подавил дрожь, когда лидер десептиконов резко шагнул вперёд, бесцеремонно поднимая его подбородок. В прошлый раз с этого началось всё самое страшное.       В дальнем углу шевельнулась тень, и Бамблби не удержался, вздрогнул, когда оттуда бесшумно шагнул Саундвейв.       Вот теперь всё действительно плохо.       Он чувствовал, как энергон густеет в магистралях, мешая думать, парализуя корпус, лишая сил двигаться. Из повреждённого вокалайзера вырвался странный звук, словно забитый статикой крик, родился и умер, не вырвавшись.       Бамблби смотрел на приближающегося к нему связиста десептиконов и мечтал оказаться как можно дальше от этого места.       Мысли недостойные автобота.       Мегатрон улыбнулся, проводя когтем по закрытой маске, чуть царапая стык.       — Не стоит бояться, — тихо сказал он с каким-то странным выражением и интонацией. — Никто не собирается расчленять того, благодаря кому десептиконы, наконец, одержали победу.       Би показалось, что он ослышался. Аудиосенсоры вышли из строя? Что ему только что сказали?       Мегатрон усмехается про себя, улыбается, недоумение на этом фейсплейте всегда смотрится поистине прекрасно. Красивее только обиженная или возмущённая, сверкающая оптика, что сейчас полна ярости.       От того, что им с Саундвейвом сейчас предстоит, немного неуютно, неприятно покалывает в искре — лидер десептиконов не любил насилие. Боли и пролитого энергона ему по самый шлем хватало на войне, чтобы развлекаться ими на платформе.       А тут еще и партнер — почти спарк.       «Это его решение», — касается разума успокаивающе-прохладная мысль. — «И он давно уже не спарк. Он воин».       Да, воин — пусть юный, но безмерно отважный.       И Мегатрон жестко выламывает чужие руки, впивается в рот поцелуем, раня клыками, и проталкивает глоссу глубже — к горловому шлюзу. Особый состав на ней и на дентапласте неприятно горчит.       Первый этап.       Энергетические поля вздрагивают и ошпаривают паникой и страхом, дроновский писк, скрывающий крик, и удар чужого колена прямо под искру. Разъярённый стрёкот брони, встающей в более плотное построение — этому блокираторы не препятствуют.       Юный мех рывком дёргает руки, почти выламывая соединяющие. В голубой оптике разгорается ненависть, вытесняющая страх.       Сзади его фиксирует Саундвейв, не позволяя вырваться.       — Нет, нет, — Лидер улыбается, прижимаясь к жёлтой броне. — Так определённо не пойдёт. — Когти слегка царапают краску, дразня сенсоры. — Или ты не помнишь, что было в прошлый раз? — Субвокальные модуляции прямо над аудиосенсором пускают волну дрожи, по сопротивляющемуся корпусу — он всегда так реагирует на его голос. — Маленький, храбрый… шпион.       Последующий высокочастотный пересвист можно интерпретировать как угодно, но точно нецензурно:       «Заржавел, дес?!»       Мегатрон не ответил, запуская когти в стыки брони на груди. Искру прошибло судорожной дрожью — вот сейчас вскроет камеру, сожмет, раздавит в кулаке… но чудовищным усилием воли автобот подавил страх.       Он справится с этим. Переживет. Пережил же он тот кошмар — те циклы в плену, когда он был игрушкой для тирана… он справился, выжил тогда, выживет и сейчас. Десептикону уже нечем его удивить — жаль только, что не последовал совету Дрифта и не поставил себе в порты капканы. Милая десептиконская шутка, которой никто не ждет от автобота. Бывший дес порой говорил дельные вещи, пусть они и не приветствовались среди автоботов. Бамблби не послушал — все ждал, когда меха, которого он любил, обратит на него внимание, и не хотел его пугать опасными апгрейдами. Надеялся, думал — вот победят они, тогда он и признается, расскажет все Оптимусу. Ему казалось — Прайм тоже что-то чувствует к нему, только не признается. Война ведь, не время для любви. Он ждал…       Вот и дождался.       «Что, без насилия джампер не включается? Или добровольно никто не дает?»       Сзади что-то шевельнулось и обернулось вокруг талии в несколько раз, Би бросил вниз взгляд и громко выругался — про Саундвейва он начал забывать! И с удовольствием отмечая, как вздрагивает от его сигналов десептиконский лидер — да-да, дроновский код может сильно бить по аудио. Пусть наслаждается, квинт! Ведь это он в прошлый раз — лично! — повредил ему вокалайзер. За это и за многое другое, он ещё обязательно рассчитается с этой ржавой отрыжкой шарктикона.       Вот только бы вы-вер-нуть-ся!       — Упрямый, — довольно улыбается лорд. — Не боишься смерти, автобот?       «Я бы заплатил жизнью за то, чтобы убить тебя!»       — За смерть врага пчеле не жалко жизнь отдать?       Слова, сказанные с насмешливым весельем, пробирают разрядом тока по нейросети. Он вздрагивает и шипит помехами в системах воколайзера. Это странно-больно. Голосовая система давно сгорела, даже Рэтчет не смог восстановить её.       Мегатрон кладёт руку прямо на шейные магистрали и пускает разряд тока с пальцев. Сзади притирается шлаков-телепат-связист.       — Ты можешь говорить нормально. — Обращается к нему лорд, поглаживая под фейсплетом. — Хватит шипеть.       — Катись к квинтам!.. Что за шлак?!.       Крик вырывается помимо воли, и далеко не сразу он понимает, что этот — хриплый, забитый помехами, ненастроенный скрежет — его голос.       Слишком давно сам его не слышал.       Лорд улыбается. Вот такое выражение лица идёт маленькому сокровищу намного больше.       Саундвейв погружается в личностные протоколы юного партнёра незаметно, тихо и аккуратно, пока лидер отвлекает пленного автобота, телепат должен успеть активировать триггеры закладок в его памяти, чтобы начать разархивацию забытого.       Но всё равно, не может отказать себе в небольшом удовольствии, окутывая мехлинга своими полями, спуская мелкие, точечные разряды в стыки брони, с довольством ощущая, как нагревается корпус разведчика.       — Что ты сделал?.. — Хрипит автобот, с ужасом смотря в алые линзы Мегатрона.       Связист прячет улыбку за маской — краткий миг растерянности ослабляет защиту на разуме, теперь не нужно ломать.       Улыбка Мегатрона пугает спарка ещё больше.       — Как тебе возможность снова говорить, маленькая пчела? — Лидер утягивает сопротивляющегося автобота на пол, не давая дёргаться, когда к корпусу подключаются выносные кабели телепата, впиваясь в губы спарка новым кусающим поцелуем, заглушая его протестующий вопль.       Корпус стремительно греется, реагирует на прикосновения десептиконов, вентиляция набирает обороты, стремясь охладить системы, но ничего не получается. В какой-то момент перед оптикой зарябили помехи и резко вспомнился горьковатый вкус первого поцелуя Мегатрона.       Это… какой-то синтетик? Шлак! Точно синтетик, вызывающий галлюцинации, и наверняка ему только кажется, что он может говорить… это все только способ сбить его с толку, спутать мысли, заставить дрогнуть…       Зато сказать все, что он думает об озабоченных десептиконах, пусть даже в галлюцинации, ему очень приятно.       А Мегатрон смеется.       — Маленькая злобная кусачка… — и обхватывает его фейсплейт когтями, и смотрит с каким-то странным — страшным! — огоньком в алой оптике. — Держи его, Саундвейв.       Манипуляторы телепата легко скручивают, обвивают, приподнимают, удерживая на весу, растягивая конечности. А когти Мегатрона легко касаются пластин его брони, заходят в стыки и швы, пуская во внутренние системы искорки электричества. Вентиляция выходит на высокие обороты, и Бамблби понимает, что еще немного такой щекотки — и вся броня на нем расщелкнется сама собой.       Как в прошлый раз…       Когда попался. Так глупо, так просто. Глупый маленький разведчик — совсем ещё не битый войной. Он был не осторожен, слишком наивен. Его притащили в ставку десептиконов и поставили на колени перед лидером. Информация, что он скрывал, была слишком важна. Очень, очень нужная информация. Для обоих сторон.       И когда он отказался отвечать, его начали ломать. Мегатрон развлекался, а Саундвейв взламывал, пытаясь переписать…       Он не сдался, не позволил этого сделать.       Воля, разум и Искра — то, что отличает трансформеров от обычных машин. Пока ты можешь сопротивляться… пока твоя воля сильнее того, кто тебя ломает, ты можешь сохранить себя.       Он навсегда запомнил когти десептиконов в своей броне, их энергию и энергетические поля, вкус энергона на губах — своего и чужого…       А ведь давал себе слово, что не допустит повторения…       Броня щёлкает и ослабляет захваты.       Между стыками проступают капельки масла.       Мегатрон проводит глоссой, собирая пока ещё маленькие капли, наслаждаясь дрожью брони — блокировка едва держится, ещё чуть-чуть и встанет дыбом, встопорщившись, как у совсем мелкого спарка.       — Нравится?       — Сгори в плавильнях!       Тихий смешок десептикона стал ответом и сигналом к началу.       Страшнее всего то, что его ни о чём не спрашивают. И действуют не в пример мягче, чем он помнил, заставляя раз от раза возвращаться мыслями к словам серебряного кона о шпионаже.       Это ложь! Он никогда не предавал автоботов! Он не служит десептиконам! Им не удалось его переписать!       Фейсплета коснулись тонкие пальцы Саундвейва:       «Не думай об этом сейчас. Расслабься».       И он ничего не может сделать, кроме, как последовать этому совету. Подготовиться к боли и сосредоточить усилия на том, чтобы минимизировать причиненные повреждения… пока его ласкают, но только пока. Это обман — и скоро будет больно… но его корпус не желает этого понимать.       Тело уверено: все будет хорошо и приятно, и даже лучше, чем с кем-либо еще… и с готовностью раскрывается, не слушая голос рассудка, не обращая внимания на панику, когда кошмарные когти касаются уже влажных разъемов порта. Он помнит, как было ужасно-больно…       — Твое тело помнит нас лучше тебя… — шепчет тиран, и медленно соскальзывает вниз, а Би замирает почти в ступоре от острого противоречия. Он помнит, как вбивался внутрь громадный для его небольшого корпуса джампер, как его плавило разрядами и сжигало чужим раскаленным топливом, пока телепат ломал его разум…       Но он уверен: сейчас Саундвейв поднимет его повыше, а Мегатрон опустится на колени, жарко дохнет на приоткрывшийся порт, а потом… потом… он почувствует, как чужая горячая глосса скользит по разъемам, медленно, дразняще, ласково, с очевидным наслаждением вылизывая проступившее масло, а потом скользнет внутрь, и это будет…       Это будет!       Он заходится криком, когда глосса проникает внутрь, выгибается, до треска в пояснице и искр перед оптикой… так, что если бы Саундвейв не держал его сейчас, он наверняка, что-нибудь себе сломал!       — А-ах! — Корпус дрожит мелкой, сильной дрожью, почти вибрирует, от такого простого действия…       …если это только начало, то что будет потом? Бамблби беспомощно и судорожно мотает головой, пытаясь выкинуть эти мысли из проца и избавится от звенящих ощущений.       — Т-ш-ш… — Связист почти мурлычет на аудиосенсор, потираясь маской о щёку.       Бамблби пробирает диким и страшным ощущением чужих чувств. Саундвейв… скучал по нему?       Гибкие манипуляторы, всё ещё подключенные к корпусу, раскрываются под бронёй сотнями штекеров, разветвляясь и подключаясь к системам. Прошибает страхом — связист забрал весь контроль над его телом, но эта вспышка мгновенно смывается резким, болезненным удовольствием, когда телепат сбрасывает на него первый разряд электричества.       Бамблби скулит и почти воет от кайфа, вентиляция не справляется с охлаждением, но ему… мало.       Сил хватает только на то, чтобы не просить, не умолять юникроновых десов о большем. Но не стонать он не мог, было… слишком жарко, слишком ярко… так не бывает!       Вскрикнув от краткого загруза, Бамблби едва услышал щелчок, с которым разошлась броня лорда. Когда Мегатрон поднял голову, лицо и губы его блестели от масла. Он поймал его взгляд и улыбнулся. Мягкой и нежной улыбкой, словно видел перед собой что-то очень красивое, кого-то близкого…       Разведчику было слишком жарко, а Саундвейв держал слишком хорошо, чтобы он смог воспротивиться, когда лорд подхватил его под коленями, разводя ноги шире и наклоняясь ближе к фейсплету.       — Ты такой красивый сейчас, малыш…       Первое подключение вырвало громкий вскрик, который не получилось сдержать.       — Вот так, расслабься, больно не будет. — Этот мягкий голос, обещания… от них хотелось кричать и вырываться сильнее, чем от жарких поцелуев и горячих ласк. Этот шёпот сводил с ума, задевая что-то в искре… а чужое оборудование вдвигалось все глубже, подключаясь, покалывая разрядами, вызывавшими сладкие судороги в системах. Это чувство… совершенно новое, но в то же время откуда-то знакомое… пронзительное почти до боли, но не боль… заставляющее терять контроль, оставляя единственную мысль — почти инстинкт — прижаться плотнее к тому, кто дарит такие потрясающие ощущения, и скулить, выпрашивая еще…       — П-пожалуйста… — Вокалайзер, давно не использованный, не желает слушаться и молчать. — Пожалуйста!       От мощной волны электричества корпус снова выгибает, броня не выдерживает и встаёт дыбом, открывая ранее скрытые разъёмы, чем мгновенно пользуется Саундвейв.       Бамблби и сам не знает, о чём просит, но молчать уже не может.       Да…       Он словно погружается в горячее-горячее масло, и серво расслабляются, лишь слабо цепляясь за мощные плечи партнера. Его удерживают на весу без малейшего труда, действительно заставляя воспринимать себя находящимся в масляной ванне.       Хорошо…       Из-под брони начинает пробиваться сияние, искру жжёт, словно ей вдруг стало тесно в груди, она обжигает, рвётся наружу. Это почти больно, а еще — немного пугает, и Бамблби вздрагивает, слегка приходя в себя, пытаясь отстраниться — и видя такой же свет, пробивающийся из-под брони Мегатрона. Такой прекрасный, теплый, манящий…       Связист за спиной сдвигается, и краем оптики Би ловит и его сияние. Красиво…       Так не бывает, у десептиконов не может… Оптимус рассказывал, что только искренние чувства… Но…       Автобот дёргает шлемом, пытаясь прийти в себя, он знает к чему всё идёт, этого от понимания, всё внутри сладко сжимается и лишь процессор заходится в панике.       — Не бойся. — Маска связиста сдвигается, и его губы прижимаются к шейным магистралям, горячая глосса проходится по проводам.       А говорили, у него нет лица…       Мегатрон шпарит энергией так, что на трезвые мысли не остаётся сил, только желание слиться с этой силой, этим сиянием…       — Хочу…       Броня щёлкает, раскрывая искру, обнажая суть.       Наверное, это последние клики его жизни.       Но вместо того, чтобы впиться когтями в так беззащитно подставленное сияние, лорд улыбается, наклоняется, проводя глоссой по краю искровой камеры, погружая лицо в первые энергетические слои и вырывая протестующий, блаженный крик. Это так остро, так ярко, словно достали до самого нутра… да так оно и есть. Его искра, его суть открыта двоим десептиконам, тем, кого он ненавидит, тем, кого он любит, не в силах справиться с собой…       Да и нужно ли справляться? Когда его золотое сияние встречается с яростно-алым и прохладно-синим — разве нужны еще какие-то доказательства, какие-то слова? Все безоговорочно искренне и бесконечно прекрасно…       Последний выдох-крик, последняя волна электричества и три искры сливаются воедино, закольцовывая и образуя единую систему, единый организм, единое живое существо… Бесконечно прекрасное и живое, так долго, так давно не бывшее целым. Вечность в мгновении.       Процессор взорвался кайфом, корпус продрало последним мощным разрядом энергии, вызывая каскадное обрушение систем. В сиянии сливающихся искр Бамблби проваливался во тьму ошеломляющей перезагрузки.

***

      Системы загружались медленно и неторопливо, поступенчато. Блоки памяти подгружались с запаздыванием, словно открывая данные из резервной архивации.       Воспоминания собираются из пепла, из обломков старых кодов, бит за битом вставая на место, восстанавливая последовательность. И это больно. Глубокая архивация применяется в крайне редких случаях.       Он не может удержаться от жалобного всхлипа… больно…       Сильные руки прижимают к броне, и тихий рокот двигателя проходит лечебной смазкой по обжигающим и перестраивающимся цепям.       — Тш-ш… Ты в безопасности.       В безопасности… да. Нигде более нет места безопаснее, чем в этих руках.       В руках Мегатрона.       Вентиляция почти воет, а он пытается удержаться, хватаясь за плечи тирана, хватаясь за свое прошлое, все еще отчаянно не веря, не желая признавать. Нет, все это ложь, нет, этого не может быть…       Это просто очередная попытка его переписать!       Он — автобот, он — Бамблби…       — Голдвайсп, — шелестит мягкий шепот. — Оса моя золотая…       И с прозвучавшем шелестом именем, что-то важное становится на место, выпрямляется собственноручно погнутая суть…       Да. Его зовут Голд…вайсп… Золотая Оса.       Он не шпион.       Он разведчик.       Добровольно заперший и почти уничтоживший свою личность. Лишь бы подобраться, лишь бы вызвать доверие… Бамблби — всего лишь маска. Почти приросшая к Искре, но всё же не настоящая.       — Мегатрон…       И перед потухшей оптикой проносятся кадры — то, что он архивировал с особой тщательностью, чтобы не забыть, ни в коем случае не забыть, что сделали автоботы, за что он их ненавидит.       Разрушенный город, плавящиеся в жаре орбитальных бомб кондоминиумы зданий. Спарки… такие же как он. Родившиеся в разгар войны. Последнее Искрение Великой Искры, которое прохлопали датчиками и автоботы, и десептиконы…       Они умирают под завалами, хрупкие корпуса, ещё не имеющие крепкой брони, плавятся от огня, они умирают от голода — потому, что энергона нет, автоботы перекрыли городу все магистрали.       Он не хочет умирать… И ему страшно… Жалобный писк — последние сигналы братьев и сестёр…       Он последний… сил больше нет.       А потом он слышит скрежет металла и чьи-то руки вытаскивают из-под завала, куда-то несут, кому-то передают… Он не видит, второстепенные системы давно отключились, для экономии энергии. Он может только чувствовать: чужая, такая большая и яркая, сильная искра рядом…       За пеленой обломков памяти встают картины жизни: ставка десептиконов, где каждый стремиться поучаствовать в жизни спарка.       Его первый выстрел из бластера…       Первая взломанная система под внимательным взглядом связиста…       …Покрашенные в полосочку, шутки ради, крылья Старскрима и его возмущённые вопли… стоящий за спиной авиатора и едва сдерживающий улыбку лидер — это и правда смешно…       …Он помогает Хуку в ремблоке с ранеными…       …У Саундвейва сенсорная перегрузка… телепату нельзя так сильно перегружаться, но надо… лидера нет — он в медблоке, после боя с Праймом и никто не решается подойти к связисту, кроме вчерашнего спарка — всего-то и нужно дать ему якорь, пусть и в виде своего сознания… Наверное, он был слишком мал, чтобы по-настоящему понимать, что делает, так безоглядно…       Но когда-то именно Саундвейв услышал его под тем завалом…       Ему не сложно посидеть рядом со связистом, пустив в свой разум, не сложно стать островком спокойствия в бушующем шторме чужих хаотичных эмоций.       Ему не сложно. Он искренен и для него нет ничего проще.       А Саундвейв смотрит на него удивлённо, почти неверяще, потому что… «Так не бывает.»       Бьётся, бьётся золотой корпус в руках, они с Саундвейвом с трудом удерживают некрупного трансформера вдвоём. Он цепляется пальцами за их броню, стрекочет что-то воколайзером, словно снова не может говорить.       «Ему страшно», — шелестит в разуме голос связиста.       Да, правда может быть страшнее выдумки, особенно если жил иллюзией долгое время.       Мегатрон успокаивающе урчит двигателем, поглаживая броню на спине и шейные магистрали под шлемом, вдоль нейроствола.       — Ты не один… Мы рядом…       Тот, кто вскоре активирует оптику — жёлтый шершень Бамблби-автобот или золотая оса Голдвайсп-десептикон, зависит только от их маленького, отважного спарклинга, какую реальность он примет?       Их золотое сокровище, вошедшее в их жизнь неожиданно незаметно и прочно обосновавшееся в душе. Такое отважное…       Всегда рядом…       Он вспоминает, он анализирует. Мелких деталей слишком много, слишком реалистично, такое не смогли бы придумать даже десептиконы. Не в таких подробностях, где-то, да было бы несоответствие, но рассматривая свою жизнь во всех подробностях, он видит, отчётливо видит, где пролегает грань между им настоящим и маской.       Две родные Искры не дают сойти с ума, удерживая в реальности. Он сам на это пошёл, сам согласился так рискнуть. И только у него был шанс вернуться не только корпусом, но и Искрой, личностью.       Голдвайсп всхлипывает и активирует оптику, встречаясь с обеспокоенным взглядом алых линз.       Он по ним скучал. Слабая улыбка выходит с трудом, но все же получается.       — Я вернулся…       Мегатрон ловит отражение своего обеспокоенного взгляда в визоре Саундвейва и облегченно выдыхает.       Вернулся. Голдвайсп. Золотая оса.       Маленький Искрочтец.       Когда-то, ещё до войны, таких, как он, берегли как камеру искры. Самая редкая специализация на всём Кибертроне. Те, кто лечили Искры.       Когда их стало слишком мало, Сенат попытался заменить их мнемохирургами, но те никогда не могли сравниться в силе с Читающими Искры.       — С возвращением.       Лорд нежно обводит фейсплейт молодого меха когтями. Сбоку прижимается Саундвейв, облегчённо отпуская свои поля, погружая всех троих в единое эмоциональное поле.       — Тебя не хватало.       Старшие десептиконы бережно отсоединяются от золотого разведчика, помогая восстановить целостное положение брони. С грохотом падают отключённые блокираторы. В них более нет надобности.       — Как ты?       — Скучал. — Голдвайсп поднимается, мимолётно притираясь лицом к шейным магистралям телепата — привычная и такая родная ласка. — Устал.       — Тогда отдыхай, — предлагает лорд. — Все уже закончилось. Теперь — можно.       — Хорошо… — Мегатрон прав — теперь, когда они победили, можно позволить себе отдохнуть. Не превозмогать через силу, а просто расслабиться в уверенности: теперь все действительно будет хорошо.       Он утыкается шлемом в плечо лорда, сквозь подступающий оффлайн чувствуя, как его поднимают и несут… и мимолетно возникает интерес: уложат ли его в отдельной кварте, или Мегатрон устроит его в своей? Раньше Голдвайсп любил устраиваться на платформе лидера, так, что тот в конце концов расширил ее на двоих. Но с той поры прошло уже много ворн…       Много-много ворн без родного сияния искры. Оглядываясь сейчас назад, он отчётливо понимает, чего не хватало в активе автобота-Бамблби, что не давало ему признаться Оптимусу.       Он искал своих партнёров.       Дорогу до жилого отсека он не запоминает, потом, всё потом разведает. Сам пройдёт по коридором, прочувствует себя полностью и окончательно. Его приносят в незнакомое место, и на клик искру укалывает сожаление. Ну, да, конечно…       А потом все эти чувства смывает удивление, да такой силы, что он на несколько кликов просыпается. Эта незнакомая кварта не лорда и не Саунда, но… она несёт энергетические отпечатки их обоих.       — Нравится? — шёпотом уточняет Мегатрон. — Мы старались.       Это не кварта лорда. Это их кварта. На троих.       И Голдвайсп тихо смеется, прикасаясь губами к щеке лорда.       — Спасибо…       Они, все трое — вместе.       Это все, о чем он мечтал.